ВКС - vestnik-ksrf.ruvestnik-ksrf.ru/magazine/2019-01.pdf · с иском о взыскании...

1´192´193´194´195´196´19

ВестникКонституционногоСудаРоссийскойФедерации

ВКС

1 ВКС

Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности части первой статьи 127 и части первой статьи 392 Трудового кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан М.В.Данилова, К.В.Кондакова и другихот 25 октября 2018 года № 38-П

Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности частей первой и третьей статьи 1, частей первой, третьей и четвертой статьи 35 Уголовно-процессу-ального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан А.В.Лушникова, А.С.Пушкарева и И.С.Пушкареваот 9 ноября 2018 года № 39-ПОсобое мнение судьи Конституционного Суда Рос-сийской Федерации С.М.КазанцеваОсобое мнение судьи Конституционного Суда Рос-сийской Федерации Ю.М.Данилова

Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности абзаца второго части третьей статьи 445 Гражданско-го процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина В.С.Волосниковаот 12 ноября 2018 года № 40-П

Постановление Конституционного Суда РоссийскойФедерации по делу о проверке конституционности статьи 46 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации» в связи с жалобой гражданки И.В.Серегинойот 14 ноября 2018 года № 41-ПМнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации К.В.Арановского

Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности части 15 статьи 239 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации в связи с жалобой регионального отделения политической партии «Справедливая Россия» в городе Санкт-Петербургеот 15 ноября 2018 года № 42-П

В НОМЕРЕ

Учредитель —Конституционный СудРоссийскойФедерации

Редакционный совет:Н. С. БОНДАРЬВ. А. СИВИЦКИЙН. А. СЕРГЕЕВАО. С. ХОХРЯКОВА (председатель)

И. о. главного редактора —Н. А. СергееваАдрес редакции: 190000, Санкт-Петербург,Сенатская площадь, дом 1Телефон: +7 (812) 404-32-51

Номер подготовили:И. А. БойцовМ. В. БухаркинаМ. В. ЗемцовИ. А. МихайловаЛ. А. НекрасоваН. Ю. СильваненокЕ. В. Скалон

Художник А. Б. Бобров

Зарегистрирован Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций.Свидетельство о регистрацииЭл № ФС77-75438 от 01 апреля 2019 года.

1´2019

© Вестник Конституционного Суда РФ, 2019Официальное издание

3

13

23

28

31

40

50

55

1´2019

2 ВКС

Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности части первой статьи 44 Гражданского процессуально-го кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан А.Б.Болчинского и Б.А.Болчинскогоот 16 ноября 2018 года № 43-П

Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности Закона Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Ре-спубликой Ингушетия и Чеченской Республикой» и Соглашения об установлении границы между Респу-бликой Ингушетия и Чеченской Республикой в связи с запросом Главы Республики Ингушетияот 6 декабря 2018 года № 44-П

Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности части первой статьи 178 Трудового кодекса Рос-сийской Федерации в связи с жалобой гражданки М.В.Трофимовойот 19 декабря 2018 года № 45-П

Постановление Конституционного Суда Российской Федерации по делу о проверке конституционностиабзаца второго пункта 40 Правил предоставления коммунальных услуг собственникам и пользовате-лям помещений в многоквартирных домах и жилых домов в связи с жалобами граждан В.И.Леоновой и Н.Я.Тимофееваот 20 декабря 2018 года № 46-П

Постановление Конституционного Суда РоссийскойФедерации по делу о проверке конституционности пункта 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации в связи с жалобами закрытого акцио-нерного общества «Инкар», акционерных обществ «Лизинговая компания «КАМАЗ» и «Новая перево-зочная компания»от 21 декабря 2018 года № 47-П

1´2019

69

77

90

97

112

3 ВКС

ÏÎÑÒÀÍÎÂËÅÍÈÅÏÎÑÒÀÍÎÂËÅÍÈÅÊÎÍÑÒÈÒÓÖÈÎÍÍÎÃÎ ÑÓÄÀÊÎÍÑÒÈÒÓÖÈÎÍÍÎÃÎ ÑÓÄÀÐÎÑÑÈÉÑÊÎÉ ÔÅÄÅÐÀÖÈÈÐÎÑÑÈÉÑÊÎÉ ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ÷àñòè ïåðâîé ñòàòüè 127 è ÷àñòè ÷àñòè ïåðâîé ñòàòüè 127 è ÷àñòè ïåðâîé ñòàòüè 392 Òðóäîâîãî êîäåêñà ïåðâîé ñòàòüè 392 Òðóäîâîãî êîäåêñà Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè ñ Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè ñ æàëîáàìè ãðàæäàí Ì.Â.Äàíèëîâà, æàëîáàìè ãðàæäàí Ì.Â.Äàíèëîâà, Ê.Â.Êîíäàêîâà è äðóãèõÊ.Â.Êîíäàêîâà è äðóãèõ

ÈÌÅÍÅÌÐÎÑÑÈÉÑÊÎÉ

ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

¹ 38-Ï

25 îêòÿáðÿ 25 îêòÿáðÿ 2018 ãîäà,2018 ãîäà,

ãîðîä Ñàíêò-ãîðîä Ñàíêò-ÏåòåðáóðãÏåòåðáóðã

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д.Зорькина, судей К.В.Арановского, А.И.Бойцова, Н.С.Бондаря, Г.А.Гаджиева, Ю.М.Данилова, Л.М.Жарковой, С.М.Казанцева, С.Д.Князева, А.Н.Кокотова, Л.О.Красавчиковой, С.П.Маврина, Н.В.Мельникова, Ю.Д.Рудкина, О.С.Хохряковой, В.Г.Ярославцева,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пун-ктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 471, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Консти-туционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в заседании без проведения слушания дело о проверке конституцион-ности части первой статьи 127 и части первой статьи 392 Трудового кодекса Россий-ской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явились жалоба гражданина М.В.Данилова и жало-ба граждан К.В.Кондакова, В.В.Сероногова и А.С.Шахова. Основанием к рассмотре-нию дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспариваемые заявителями законоположения.

Поскольку обе жалобы касаются одного и того же предмета, Конституционный Суд Российской Федерации, руководствуясь статьей 48 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», соединил дела по этим жа-лобам в одном производстве.

Заслушав сообщение судьи-докладчика С.П.Маврина, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

у с т а н о в и л :

1. Согласно части первой статьи 127 Трудового кодекса Российской Федерации при увольнении работнику выплачивается денежная компенсация за все неиспользованные отпуска.

Часть первая статьи 392 данного Кодекса предусматривает право работника обра-титься в суд за разрешением индивидуального трудового спора в течение трех месяцев со дня, когда он узнал или должен был узнать о нарушении своего права, а по спорам об увольнении – в течение одного месяца со дня вручения ему копии приказа об уволь-нении либо со дня выдачи трудовой книжки.

1.1. Оспаривающий конституционность приведенных законоположений гражданин М.В.Данилов в декабре 2015 года был уволен с должности исполняющего обязанности главного научного сотрудника федерального государственного бюджетного учрежде-ния «Государственный научный центр Российской Федерации – Институт теоретиче-ской и экспериментальной физики» по основанию, предусмотренному пунктом 2 части первой статьи 81 Трудового кодекса Российской Федерации (сокращение численности

4 ВКС

25 îêòÿáðÿ25 îêòÿáðÿ2018 ãîäà2018 ãîäà

¹ 38-Ï

ПостановлениеКонституционного СудаРоссийской Федерации

или штата работников организации). Поскольку при увольнении ему не была выплаче-на компенсация за неиспользованные отпуска за период работы с 1997 года по 2012 год, 11 марта 2016 года М.В.Данилов обратился в Зюзинский районный суд города Москвы с иском о взыскании соответствующей компенсации, процентов за задержку ее выпла-ты и о возмещении морального вреда. Решением от 9 июня 2016 года (оставлено без изменения апелляционным определением судебной коллегии по гражданским делам Московского городского суда от 16 января 2017 года) в удовлетворении заявленных требований ему было отказано. Ссылаясь в том числе на пункт 1 статьи 9 Конвенции Международной организации труда № 132 «Об оплачиваемых отпусках», суд первой инстанции пришел к выводу, что по требованиям о взыскании денежной компенса-ции за неиспользованный отпуск при увольнении срок обращения в суд составляет 21 месяц с момента окончания того года, за который работнику должен был быть предо-ставлен отпуск; из них 18 месяцев составляют предельный срок предоставления неис-пользованного отпуска, предусмотренный данной Конвенцией, и три месяца – срок для обращения за судебной защитой, установленный частью первой статьи 392 Трудового кодекса Российской Федерации; исходя из этого, истец мог обратиться в суд в течение трех месяцев со дня истечения 18-месячного периода, в течение которого у него было право на предоставление неиспользованного отпуска, т.е. не позднее 2014 года.

В передаче кассационных жалоб М.В.Данилова на указанные судебные постанов-ления для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции отказано определением судьи Московского городского суда от 6 апреля 2017 года, а также опреде-лением судьи Верховного Суда Российской Федерации от 24 мая 2017 года, оснований не согласиться с которым не усмотрел и заместитель Председателя Верховного Суда Рос-сийской Федерации, о чем М.В.Данилов был уведомлен письмом от 13 июня 2017 года.

Нарушение частью первой статьи 127 и частью первой статьи 392 Трудового ко-декса Российской Федерации своих прав, гарантированных статьями 15 (часть 4), 17 (часть 1), 19 (часть 1), 37 (часть 5) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, гражданин М.В.Данилов усматривает в том, что содержащиеся в них положения – по смыслу, придаваемому им правоприменительной практикой, – позволяют работнику обратиться в суд с требованием о взыскании компенсации за неиспользованные отпуска только в течение 21 месяца после окончания того года, за который ему должен был быть предоставлен отпуск, и по истечении этого срока лишают работника, не использовав-шего отпуск, возможности получить денежную компенсацию при увольнении, нарушая тем самым его конституционное право на отдых. Кроме того, по мнению заявителя, неоднозначное толкование этих законоположений в правоприменительной практике свидетельствует о нарушении ими требований правовой определенности и равенства.

1.2. Решением Тверского районного суда города Москвы от 31 августа 2016 года исковые требования граждан К.В.Кондакова, В.В.Сероногова и А.С.Шахова, работав-ших в ЗАО «Делойт и Туш СНГ» в должностях соответственно партнера департамента по корпоративным финансам, руководителя группы по оказанию консультационных услуг энергетическим компаниям в СНГ и директора в департаменте по корпоратив-ным финансам и в апреле – мае 2016 года уволенных по основанию, предусмотренно-му пунктом 3 части первой статьи 77 Трудового кодекса Российской Федерации (по собственному желанию), о взыскании заработной платы, оплаты неиспользованных дней отпуска за периоды работы с 2004 года по 2016 год, компенсации за нарушение сроков выплаты соответствующих денежных сумм и возмещении морального вреда были удовлетворены частично: в пользу К.В.Кондакова и В.В.Сероногова с ответчика взыскана компенсация за неиспользованные отпуска лишь за период, составляющий 21 месяц, предшествующий дню их увольнения, а также компенсация за задержку выплаты соответствующих денежных сумм и компенсация морального вреда в раз-мере, определенном судом; в остальной части иска (включая требования, заявленные А.С.Шаховым) отказано. Доводы истцов, полагавших, что положения Конвенции МОТ № 132 в данном случае не подлежат применению, поскольку нормами национально-

5 ВКС


¹ 38-Ï


го права, а именно статьей 127 Трудового кодекса Российской Федерации, установлен более высокий уровень гарантий в части реализации работником права на отпуск при увольнении, суд первой инстанции признал необоснованными, указав при этом на от-сутствие у них каких-либо препятствий в реализации права на отпуск в период работы в ЗАО «Делойт и Туш СНГ».

Апелляционным определением судебной коллегии по гражданским делам Москов-ского городского суда от 26 января 2017 года решение Тверского районного суда города Москвы от 31 августа 2016 года оставлено без изменения. В передаче кассационных жа-лоб представителя К.В.Кондакова, В.В.Сероногова и А.С.Шахова на указанные судеб-ные постановления для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстан-ции также отказано (определение судьи Московского городского суда от 27 апреля 2017 года и определение судьи Верховного Суда Российской Федерации от 5 июля 2017 года).

Заявители просят признать положения части первой статьи 127 и части первой ста-тьи 392 Трудового кодекса Российской Федерации не соответствующими Конституции Российской Федерации, ее статьям 17 (часть 3), 19, 37 (часть 5), 46 (часть 1), 55 (части 2 и 3) и 79, поскольку, по их мнению, эти положения – по смыслу, придаваемому им правоприменительной практикой, – препятствуют гражданам в реализации права на получение при увольнении компенсации за все неиспользованные отпуска, чем нару-шаются конституционный принцип равенства при осуществлении и судебной защите трудовых прав, запрет умаления прав и свобод человека и гражданина, а также требо-вание недопустимости любых ограничений права, которые не оправданы конституци-онно одобряемыми целями.

1.3. Федеральным законом от 3 июля 2016 года № 272-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам повышения ответственности работодателей за нарушения законодательства в части, касающейся оплаты труда» статья 392 Трудового кодекса Российской Федерации была дополнена частью второй, предусматривающей специальный срок для обращения работника в суд за разрешением индивидуального трудового спора о невыплате или неполной выплате заработной платы и других выплат, причитающихся работнику, в том числе при уволь-нении, – один год со дня установленного срока выплаты соответствующих сумм. После вступления данного Федерального закона в силу, а именно с 3 октября 2016 года (по истечении 90 дней после дня его официального опубликования), предусмотренный ча-стью первой той же статьи общий срок для обращения в суд за разрешением индивиду-ального трудового спора, составляющий три месяца со дня, когда работник узнал или должен был узнать о нарушении своего права, более не распространяется на правоот-ношения, связанные со взысканием в судебном порядке выплат, причитающихся работ-нику при увольнении (включая денежную компенсацию за неиспользованные отпуска).

Вместе с тем, как установлено Конституционным Судом Российской Федера-ции при предварительном изучении жалоб граждан М.В.Данилова, К.В.Кондакова, В.В.Сероногова и А.С.Шахова, на момент возникновения спорных правоотношений по выплате компенсации за неиспользованный отпуск, субъектами которых они являлись, и рассмотрения дел с их участием судами первой инстанции часть первая статьи 392 Трудового кодекса Российской Федерации подлежала применению к этим правоотно-шениям и наряду с частью первой статьи 127 данного Кодекса была положена в основу соответствующих судебных постановлений.

Принимая во внимание указанные обстоятельства, Конституционный Суд Рос-сийской Федерации полагает возможным признать жалобы заявителей в части, каса-ющейся оспаривания конституционности части первой статьи 392 Трудового кодекса Российской Федерации, допустимыми, имея в виду, что выраженные в настоящем По-становлении правовые позиции применимы и в отношении части второй данной ста-тьи, регулирующей ныне соответствующие правоотношения применительно к сроку обращения работника в суд за разрешением индивидуального трудового спора о взы-скании причитающихся ему выплат.

6 ВКС


¹ 38-Ï


Таким образом, с учетом требований статей 74, 96 и 97 Федерального конституци-онного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», часть первая ста-тьи 127 и часть первая статьи 392 Трудового кодекса Российской Федерации являются предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по насто-ящему делу постольку, поскольку содержащиеся в них положения, взятые в норма-тивном единстве, служат основанием для решения вопроса о размере взыскиваемой в судебном порядке причитающейся работнику при увольнении денежной компенсации за неиспользованные отпуска.

При этом в силу частей третьей и четвертой статьи 3 Федерального конституци-онного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» при рассмотрении настоящего дела Конституционный Суд Российской Федерации воздерживается от установления и исследования фактических обстоятельств, имевших место в делах за-явителей, в том числе в части наличия либо отсутствия нарушения работодателями их прав на оплачиваемые отпуска в период работы.

2. Конституция Российской Федерации, закрепляя в числе прав и свобод человека и гражданина, которые в Российской Федерации как правовом государстве признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного пра-ва, определяют смысл, содержание и применение законов и обеспечиваются правосу-дием (статья 1, часть 1; статья 2; статья 17, часть 1; статья 18), право каждого на отдых, одновременно гарантирует работающему по трудовому договору установленные фе-деральным законом продолжительность рабочего времени, выходные и праздничные дни, оплачиваемый ежегодный отпуск (статья 37, часть 5).

Право каждого человека на отдых и досуг, включая право на разумное ограничение рабочего дня и на оплачиваемый периодический отпуск, провозглашено в статье 24 Всеобщей декларации прав человека (принята Генеральной Ассамблеей ООН 10 де-кабря 1948 года). Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах (принят Генеральной Ассамблеей ООН 16 декабря 1966 года) рассматривает право на отдых, досуг, разумное ограничение рабочего времени и оплачиваемый пе-риодический отпуск как один из элементов права каждого на справедливые и благо-приятные условия труда (статья 7). В свою очередь, Европейская социальная хартия (пересмотренная; принята в городе Страсбурге 3 мая 1996 года, ратифицирована Фе-деральным законом от 3 июня 2009 года № 101-ФЗ) обязывает подписавшие ее го-сударства в целях обеспечения эффективного осуществления права на справедливые условия труда обеспечить работникам как минимум четырехнедельный ежегодный оплачиваемый отпуск, а также еженедельный отдых, который, по мере возможности, должен совпадать с днем недели, признаваемым по традиции или обычаю соответству-ющей страны или региона днем отдыха (статья 2 части II).

Согласно Конвенции МОТ № 132 (ратифицирована Федеральным законом от 1 июля 2010 года № 139-ФЗ) каждое работающее лицо, к которому она применяется, имеет право на ежегодный оплачиваемый отпуск установленной минимальной продол-жительности, составляющей не менее трех рабочих недель за один год работы (пункты 1 и 3 статьи 3); за период отпуска работник получает свою обычную или среднюю за-работную плату, при этом соответствующие суммы, по общему правилу, должны быть выплачены до отпуска (статья 7); конкретное время предоставления отпуска, если оно не устанавливается нормативными документами, коллективным соглашением, арби-тражным решением или иными способами, соответствующими национальной практи-ке, определяется работодателем после консультации с работником или его представи-телями (пункт 1 статьи 10); соглашения об отказе от права на минимальный ежегодный оплачиваемый отпуск, а равно о неиспользовании такого отпуска с заменой его ком-пенсацией в денежной или иной форме признаются, в соответствии с национальными условиями, недействительными или запрещаются (статья 12).

В силу приведенных положений Конституции Российской Федерации и междуна-родно-правовых актов, являющихся, как следует из ее статьи 15 (часть 4), составной

7 ВКС


¹ 38-Ï


частью правовой системы России, федеральному законодателю, обязанному осущест-влять с учетом предписаний статьи 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации правовое регулирование отношений, связанных с реализацией конституционного пра-ва каждого на отдых, надлежит при установлении механизма использования конкрет-ных видов времени отдыха, в частности ежегодного оплачиваемого отпуска, исходить из того, что любое ограничение права на отпуск обоснованно и допустимо постольку, поскольку оно является необходимым и соразмерным конституционно признаваемым целям, не посягает на само существо данного права и не приводит к утрате его дей-ствительного содержания, и что регламентирующие данное право предписания долж-ны быть формально определенными, точными, четкими и ясными, не допускающими расширительного толкования и, следовательно, произвольного применения в части установленных ими ограничений.

3. Основным законодательным актом, определяющим продолжительность, усло-вия и порядок предоставления ежегодных оплачиваемых отпусков с сохранением ме-ста работы (должности) и среднего заработка, является Трудовой кодекс РоссийскойФедерации.

Как следует из данного Кодекса, продолжительность ежегодного основного опла-чиваемого отпуска составляет 28 календарных дней, а для отдельных категорий работ-ников – более 28 календарных дней (удлиненный основной отпуск) (статьи 114 и 115); оплачиваемый отпуск должен предоставляться работнику ежегодно; право на его ис-пользование за первый год работы возникает у работника по истечении шести месяцев непрерывной работы у данного работодателя, а отпуск за второй и последующие годы работы может предоставляться в любое время рабочего года в соответствии с очеред-ностью предоставления ежегодных оплачиваемых отпусков, определяемой графиком отпусков, который утверждается работодателем с учетом мнения выборного органа первичной профсоюзной организации и является обязательным как для работодателя, так и для работника (части первая, вторая и четвертая статьи 122, части первая и вторая статьи 123); перенесение отпуска на следующий рабочий год допускается в исключи-тельных случаях, когда предоставление отпуска работнику в текущем рабочем году может неблагоприятно отразиться на нормальном ходе работы организации, индиви-дуального предпринимателя, и при соблюдении определенных условий, в частности с согласия работника; отпуск должен быть использован не позднее 12 месяцев после окончания того рабочего года, за который он предоставляется; непредоставление еже-годного оплачиваемого отпуска в течение двух лет подряд запрещается (части третья и четвертая статьи 124); часть ежегодного оплачиваемого отпуска, превышающая 28 календарных дней, может быть заменена денежной компенсацией, но только по пись-менному заявлению работника и только в отношении части соответствующего отпуска, а при суммировании ежегодных оплачиваемых отпусков или перенесении ежегодного оплачиваемого отпуска на следующий рабочий год – в отношении части каждого еже-годного оплачиваемого отпуска, превышающей 28 календарных дней, или любого ко-личества дней из этой части (части первая и вторая статьи 126).

Приведенное правовое регулирование направлено на обеспечение реализации каж-дым работником права на ежегодный оплачиваемый отпуск путем непрерывного отды-ха гарантированной законом продолжительности для восстановления сил и работоспо-собности, что отвечает целям трудового законодательства и согласуется с основными направлениями государственной политики в области охраны труда, к числу которых относится приоритет сохранения жизни и здоровья работников (часть первая статьи 1 и часть первая статьи 210 Трудового кодекса Российской Федерации).

Для случаев увольнения работников, не использовавших по каким-либо причинам причитающиеся им отпуска, федеральный законодатель предусмотрел в статье 127 Трудового кодекса Российской Федерации выплату работнику денежной компенсации за все неиспользованные отпуска (часть первая), а также допустил возможность предо-ставления неиспользованных отпусков по письменному заявлению работника с после-

8 ВКС


¹ 38-Ï


дующим увольнением (за исключением случаев увольнения за виновные действия), определив в качестве дня увольнения последний день отпуска (часть вторая).

Как ранее отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, выплата денеж-ной компенсации за все неиспользованные отпуска служит специальной гарантией, обеспечивающей реализацию особым способом конституционного права на отдых теми работниками, которые прекращают трудовые отношения по собственному жела-нию, по инициативе работодателя или по иным основаниям и в силу различных причин не воспользовались ранее своим правом на ежегодный оплачиваемый отпуск (опреде-ления от 5 февраля 2004 года № 29-О, от 29 сентября 2015 года № 1834-О и др.). При этом часть первая статьи 127 Трудового кодекса Российской Федерации не устанавли-вает ни максимальное количество неиспользованных увольняемым работником дней отпуска, взамен которых ему должна быть выплачена денежная компенсация, ни ее предельные размеры, ни какие-либо обстоятельства, исключающие саму выплату, ни иные подобные ограничения. Напротив, прямо и недвусмысленно указывая на необ-ходимость выплаты денежной компенсации за все неиспользованные отпуска, данная норма тем самым предполагает безусловную реализацию работником права на отпуск в полном объеме, что согласуется как с предписаниями статьи 37 (часть 5) Конститу-ции Российской Федерации, так и со статьей 11 Конвенции МОТ № 132, в силу которой работнику, проработавшему минимальный период, дающий ему право на ежегодный оплачиваемый отпуск, после прекращения трудовых отношений с работодателем пре-доставляется оплачиваемый отпуск, пропорциональный продолжительности периода его работы, за который отпуск ему не был предоставлен, либо выплачивается денежная компенсация или предоставляется эквивалентное право на отпуск в дальнейшем.

4. В системе действующего правового регулирования статья 392 Трудового кодек-са Российской Федерации призвана обеспечить возможность реализации работниками права на индивидуальные трудовые споры (статья 37, часть 4, Конституции Россий-ской Федерации) и тем самым – возможность функционирования механизма гаранти-рованной каждому судебной защиты его прав и свобод (статья 46, часть 1, Конститу-ции Российской Федерации), в том числе в сфере труда.

Согласно данной статье срок для обращения в суд за разрешением индивидуально-го трудового спора, по общему правилу, составляет три месяца со дня, когда работник узнал или должен был узнать о нарушении своего права, а по спорам об увольнении –один месяц со дня вручения ему копии приказа об увольнении либо со дня выдачи тру-довой книжки (часть первая); работник имеет право обратиться в суд за разрешением индивидуального трудового спора о невыплате или неполной выплате заработной пла-ты и других причитающихся ему выплат в течение одного года со дня установленного срока выплаты указанных сумм, в том числе в случае невыплаты или неполной вы-платы заработной платы и других выплат, причитающихся работнику при увольнении (часть вторая).

Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, сроки, предусмотренные частью первой статьи 392 Трудового кодекса Российской Федерации, являются более короткими по сравнению с общим сроком исковой давности, опреде-ленным гражданским законодательством; выступая в качестве одного из необходимых правовых условий для достижения оптимального согласования интересов сторон тру-довых отношений, эти сроки не могут быть признаны неразумными и несоразмерными, поскольку направлены на быстрое и эффективное восстановление нарушенных прав работника, включая право на своевременную оплату труда, и являются достаточными для обращения в суд, своевременность которого зависит от волеизъявления работника; сроки, пропущенные по уважительным причинам, как следует из части четвертой той же статьи, могут быть восстановлены судом, отказ же в восстановлении пропущенного срока работник вправе обжаловать в установленном законом порядке (определения от 21 мая 1999 года № 73-О, от 12 июля 2005 года № 312-О, от 15 ноября 2007 года № 728-О-О, от 21 февраля 2008 года № 73-О-О и др.).

9 ВКС


¹ 38-Ï


Таким образом, сами по себе указанные сроки предназначены исключительно для регулирования процессуальных отношений, возникающих в рамках разрешения инди-видуальных трудовых споров между работником и работодателем (в том числе уже не состоящих вследствие увольнения работника в трудовых отношениях), а не для регу-лирования связывающих работника и работодателя трудовых отношений, включаю-щих такой компонент, как денежная компенсация, причитающаяся работнику за все неиспользованные отпуска при увольнении.

5. Как следует из части первой статьи 140 Трудового кодекса Российской Федера-ции во взаимосвязи с частями третьей и четвертой его статьи 841, выплата работнику денежной компенсации, предусмотренной частью первой статьи 127 данного Кодек-са, – наряду с прочими денежными суммами, причитающимися ему от работодателя при прекращении трудового договора, – должна быть произведена в день увольнения (в день прекращения трудового договора), которым, по общему правилу, является по-следний день работы работника; если же в день увольнения работник фактически не работал, но за ним в соответствии с данным Кодексом или иным федеральным законом сохранялось место работы (должность), то соответствующие суммы должны быть вы-плачены не позднее следующего дня после предъявления им требования о расчете.

В случае невыплаты или неполной выплаты указанной денежной компенсации ра-ботник имеет право обратиться в суд в пределах установленного законом срока. До вступления в силу Федерального закона от 3 июля 2016 года № 272-ФЗ требования о выплате денежной компенсации за неиспользованный отпуск при увольнении мог-ли быть предъявлены в суд на основании части первой статьи 392 Трудового кодекса Российской Федерации не позднее трех месяцев со дня увольнения, поскольку именно в этот день работник, как правило, и должен был узнать о нарушении своего права, если соответствующая компенсация не была ему выплачена работодателем непосред-ственно при увольнении. В настоящее время на такие случаи распространяется специ-альный процессуальный срок, определенный частью второй той же статьи, который составляет один год со дня установленного срока выплаты соответствующих денеж-ных сумм, что – с учетом требований взаимосвязанных положений частей третьей и четвертой статьи 841 и части первой статьи 140 данного Кодекса – означает один год со дня прекращения трудового договора.

5.1. В рамках правового регулирования, действовавшего до вступления в силу Фе-дерального закона от 3 июля 2016 года № 272-ФЗ, – с учетом того, что часть первая ста-тьи 127 Трудового кодекса Российской Федерации предусматривает выплату денежной компенсации за все неиспользованные отпуска, т.е. независимо от общего количества составляющих их дней и времени, прошедшего с момента окончания того года, за ко-торый должен был быть предоставлен неиспользованный (полностью либо частично) отпуск, и что статья 395 данного Кодекса не содержит каких-либо ограничений в от-ношении периода, за который уволенный работник может предъявить к работодателю требования о выплате денежной компенсации за все неиспользованные отпуска, а ор-ган, рассматривающий индивидуальный трудовой спор, признать их обоснованными, –соответствующие требования, предъявленные в суд в течение трех месяцев со дня увольнения, удовлетворялись в полном объеме.

После ратификации Россией Конвенции МОТ № 132 правоприменительная прак-тика, в том числе практика судов общей юрисдикции, утратила единообразие в связи с различным пониманием пункта 1 ее статьи 9, в силу которого непрерывная часть еже-годного оплачиваемого отпуска, составляющая, по меньшей мере, две непрерывные рабочие недели, предоставляется и используется не позже, чем в течение одного года, а остаток ежегодного оплачиваемого отпуска – не позже, чем в течение 18 месяцев после окончания того года, за который предоставляется отпуск.

Отдельные суды (в том числе рассматривавшие дела заявителей по настоящему делу), разрешая соответствующие споры на основании части первой статьи 392 Тру-дового кодекса Российской Федерации во взаимосвязи с названной международно-

10 ВКС


¹ 38-Ï


правовой нормой, исходят из того, что для защиты права на денежную компенсацию за неиспользованный отпуск при увольнении допускается применение особого срока, составляющего 21 месяц с момента окончания того года, за который работнику дол-жен был быть предоставлен отпуск, из которых 18 месяцев составляют предельный срок предоставления неиспользованного отпуска, предусмотренный пунктом 1 статьи 9 Конвенции МОТ № 132, и три месяца – срок для обращения в суд за разрешением индивидуального трудового спора, установленный частью первой статьи 392 Трудово-го кодекса Российской Федерации. Соответственно, требования, предъявленные в суд хотя и в пределах установленного законом для данной категории споров срока, но по истечении 21 месяца с момента окончания того года, за который неиспользованный отпуск (его часть) должен был быть предоставлен, оставлялись судами без удовлетво-рения (апелляционное определение Московского городского суда от 22 сентября 2015 года № 33-29873/2015, апелляционное определение Санкт-Петербургского городского суда от 26 июля 2016 года № 33-14148/2016 и др.).

Прямо противоположные решения принимаются судами, которые толкуют положе-ния статьи 9 Конвенции МОТ № 132 как устанавливающие лишь предельный срок ис-пользования отпуска в период действия трудового договора и никоим образом не огра-ничивающие определенный частью первой статьи 127 Трудового кодекса Российской Федерации объем права увольняемого работника на получение денежной компенсации за неиспользованный отпуск (апелляционное определение Самарского областного суда от 29 октября 2015 года № 33-12115/2015, апелляционное определение Воронежского областного суда от 15 декабря 2015 года № 33-6741/2015, апелляционное определение Свердловского областного суда от 15 июля 2016 года № 33-12283/2016, апелляционное определение Ростовского областного суда от 5 сентября 2016 года № 33-15632/2016 и др.).

5.2. Согласно пункту 5 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 года № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных дого-воров Российской Федерации», исходя из установленного Конституцией Российской Федерации (статья 15, часть 4) приоритета норм международного договора Российской Федерации по сравнению с нормами закона международные договоры, которые имеют прямое и непосредственное действие в правовой системе Российской Федерации, при-менимы судами при рассмотрении гражданских дел, если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем законом Российской Федера-ции, который регулирует отношения, ставшие предметом судебного рассмотрения.

Соответственно, предполагается, что международный договор Российской Феде-рации, вопрос о применимости которого разрешается судом при рассмотрении кон-кретного дела, регулирует те же отношения, что и подлежащий применению закон, принятый в Российской Федерации, не умаляя и не ограничивая при этом объем пред-усмотренных национальным законодательством прав и возможности их практической реализации. Между тем пункт 1 статьи 9 Конвенции МОТ № 132, устанавливающий 18-месячный срок, в течение которого работнику во всяком случае должна быть пре-доставлена оставшаяся часть не использованного своевременно отпуска, будучи по своему характеру гарантийной нормой, предназначен для обеспечения права на от-пуск определенной национальным законодательством продолжительности путем его использования лишь теми работниками, которые продолжают трудиться, и по своему буквальному смыслу не рассчитан на применение к увольняющимся или уже уволен-ным работникам, а истечение этого срока не может влечь за собой прекращение права таких работников на соответствующую часть отпуска и невозможность получения де-нежной компенсации взамен неиспользованных дней отпуска.

Следовательно, приведенные положения статьи 9 Конвенции МОТ № 132 ни сами по себе, ни во взаимосвязи с иными ее статьями не затрагивают право работника на по-лучение денежной компенсации за все неиспользованные отпуска при увольнении и не ограничивают срок, в течение которого работник может обратиться в суд с требованием о

11 ВКС


¹ 38-Ï


ее взыскании, в том числе в случаях, когда положенные работнику отпуска или их часть не были предоставлены в пределах срока их использования, установленного данной Кон-венцией или национальным законодательством. Такой вывод в полной мере корреспон-дирует статье 11 данной Конвенции, не устанавливающей каких-либо ограничений права работника на получение компенсации за неиспользованный отпуск при увольнении.

Аналогичной позиции придерживается Комитет экспертов по применению конвен-ций и рекомендаций Международной организации труда, который в докладе, посвящен-ном обеспечению достойного рабочего времени в будущем «Ensuring decent working time for the future» (представлен на 107-й сессии Международной конференции труда в 2018 году), исходя из цели ежегодного оплачиваемого отпуска, предоставляемого ра-ботнику для отдыха и восстановления от физической и умственной усталости, отметил направленность статьи 9 Конвенции МОТ № 132 лишь на ограничение допустимой отсрочки предоставления части неиспользованного отпуска разумным периодом, со-ставляющим 18 месяцев после окончания того года, за который он предоставляется, с тем чтобы соответствующая часть отпуска не откладывалась на неопределенный срок, и призвал правительства государств – членов МОТ принять необходимые меры для обеспечения эффективного осуществления права на ежегодный оплачиваемый отпуск и выплаты денежной компенсации вместо ежегодного отпуска только в случае нали-чия какого-либо неиспользованного периода отпуска при завершении трудовой дея-тельности (пункты 347, 355–356, 359 и 374). Тем самым Комитет экспертов указал на недопустимость умаления гарантированного международно-правовыми актами права на отпуск, в том числе путем ограничения права на его фактическое использование каким-либо сроком, по истечении которого данное право прекращается, что, в свою очередь, исключает и применение 18-месячного срока, о котором идет речь в пункте 1 статьи 9 Конвенции МОТ № 132, в отношениях по реализации права работника на получение предусмотренной частью первой статьи 127 Трудового кодекса Российской Федерации денежной компенсации за все неиспользованные отпуска при увольнении.

Таким образом, истолкование отдельными судами пункта 1 статьи 9 Конвенции МОТ № 132 вопреки смыслу, который изначально был вложен в данную норму и под-твержден в докладе Комитета экспертов по применению конвенций и рекомендаций Международной организации труда, а также ее применение во взаимосвязи с частью первой статьи 392 Трудового кодекса Российской Федерации при рассмотрении инди-видуальных трудовых споров о взыскании денежной компенсации за все неисполь-зованные отпуска при увольнении повлекли за собой не согласующееся с конститу-ционными предписаниями установление пределов реализации работником права на ее получение и тем самым – недопустимое ограничение не только гарантированного статьей 37 (часть 5) Конституции Российской Федерации права на отдых, но и закре-пленного ее статьей 46 (часть 1) права на судебную защиту.

Что касается положений части первой статьи 127 и части первой статьи 392 Тру-дового кодекса Российской Федерации, то они ни сами по себе, ни во взаимосвязи с иными нормами данного Кодекса не ограничивают право работника на получение при увольнении денежной компенсации за все неиспользованные отпуска и в случае ее невыплаты работодателем непосредственно при увольнении не лишают работника права на взыскание соответствующих денежных сумм в судебном порядке независимо от времени, прошедшего с момента окончания того рабочего года, за который должен был быть предоставлен тот или иной неиспользованный (полностью либо частично) отпуск, при условии его обращения в суд в пределах установленного законом срока, исчисляемого с момента прекращения трудового договора. Иное истолкование данных законоположений расходилось бы с их конституционно-правовым смыслом и противо-речило бы статьям 15 (части 1 и 2), 17 (часть 1), 18, 19 (часть 1), 37 (части 4 и 5), 46 (часть 1) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации.

Вместе с тем федеральный законодатель вводил в правовое регулирование ком-пенсационную по своей сути выплату исходя прежде всего из необходимости обе-

12 ВКС


¹ 38-Ï


спечения работнику возможности реализации конституционного права на отдых, а не в качестве замены ею отпуска, что не позволяет рассматривать часть первую статьи 127 Трудового кодекса Российской Федерации – с учетом ее действительного смысла и предназначения – как правомерный способ накопления, в том числе по обоюдному согласию работника и работодателя, причитающихся работнику отпусков полностью либо частично с целью последующего (при увольнении работника) получения денеж-ной компенсации за них.

Соответственно, суд, устанавливая в ходе рассмотрения индивидуального трудо-вого спора о выплате работнику денежной компенсации за неиспользованные отпу-ска основания для удовлетворения заявленных требований, должен оценить всю со-вокупность обстоятельств конкретного дела, включая причины, по которым работник своевременно не воспользовался своим правом на ежегодный оплачиваемый отпуск, наличие либо отсутствие нарушения данного права со стороны работодателя, спе-цифику правового статуса работника, его место и роль в механизме управления трудом у конкретного работодателя, возможность как злоупотребления влиянием на докумен-тальное оформление решений о предоставлении работнику ежегодного оплачиваемого отпуска, так и фактического использования отпусков, формально ему не предоставлен-ных в установленном порядке, и т.д.

Исходя из изложенного и руководствуясь статьями 6, 471, 71, 72, 74, 75, 78, 79 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Феде-рации», Конституционный Суд Российской Федерации

п о с т а н о в и л :

1. Признать часть первую статьи 127 и часть первую статьи 392 Трудового кодек-са Российской Федерации не противоречащими Конституции Российской Федерации, поскольку содержащиеся в них положения – по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования – не ограничивают право работника на получение при увольнении денежной компенсации за все неиспользо-ванные отпуска и, если данная компенсация не была выплачена работодателем непо-средственно при увольнении, не лишают работника права на ее взыскание в судебном порядке независимо от времени, прошедшего с момента окончания рабочего года, за который должен был быть предоставлен тот или иной неиспользованный (полностью либо частично) отпуск, при условии обращения в суд с соответствующими требовани-ями в пределах установленного законом срока, исчисляемого с момента прекращения трудового договора.

2. Выявленный в настоящем Постановлении конституционно-правовой смысл ча-сти первой статьи 127 и части первой статьи 392 Трудового кодекса Российской Фе-дерации является общеобязательным, что исключает любое иное их истолкование в правоприменительной практике.

3. Правоприменительные решения, принятые по делам граждан Данилова Михаила Владимировича, Кондакова Константина Валентиновича, Сероногова Вячеслава Вя-чеславовича и Шахова Александра Сергеевича, подлежат пересмотру в установленном порядке с учетом правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, выраженных в настоящем Постановлении, если для этого нет иных препятствий.

4. Настоящее Постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу со дня официального опубликования, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.

5. Настоящее Постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Рос-сийской газете», «Собрании законодательства Российской Федерации» и на «Офици-альном интернет-портале правовой информации» (www.pravo.gov.ru). Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

13 ВКС


ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ÷àñòåé ïåðâîé è òðåòüåé ñòàòüè 1, ÷àñòåé ïåðâîé è òðåòüåé ñòàòüè 1, ÷àñòåé ïåðâîé, òðåòüåé è ÷åòâåðòîé ÷àñòåé ïåðâîé, òðåòüåé è ÷åòâåðòîé ñòàòüè 35 Óãîëîâíî-ïðîöåññóàëüíîãî ñòàòüè 35 Óãîëîâíî-ïðîöåññóàëüíîãî êîäåêñà Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè êîäåêñà Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè ñ æàëîáàìè ãðàæäàí À.Â.Ëóøíèêîâà, ñ æàëîáàìè ãðàæäàí À.Â.Ëóøíèêîâà, À.Ñ.Ïóøêàðåâà è È.Ñ.Ïóøêàðåâà À.Ñ.Ïóøêàðåâà è È.Ñ.Ïóøêàðåâà


ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

¹ 39-Ï

9 íîÿáðÿ 9 íîÿáðÿ 2018 ãîäà,2018 ãîäà,


Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д.Зорькина, судей А.И.Бойцова, Н.С.Бондаря, Г.А.Гаджиева, Ю.М.Данилова, Л.М.Жарковой, С.М.Казанцева, А.Н.Кокотова, Л.О.Красавчиковой, С.П.Маврина, Н.В.Мельникова, Ю.Д.Рудкина, О.С.Хохряковой, В.Г.Ярославцева,


рассмотрел в заседании без проведения слушания дело о проверке конституцион-ности частей первой и третьей статьи 1, частей первой, третьей и четвертой статьи 35 УПК Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явились жалобы граждан А.В.Лушникова, А.С.Пушкарева и И.С.Пушкарева. Основанием к рассмотрению дела явилась обнару-жившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Россий-ской Федерации оспариваемые заявителями законоположения.


Заслушав сообщение судьи-докладчика Ю.М.Данилова, исследовав представлен-ные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации


1. Заявители по настоящему делу граждане А.В.Лушников, А.С.Пушкарев и И.С.Пушкарев оспаривают конституционность следующих положений статьи 35 «Из-менение территориальной подсудности уголовного дела» УПК Российской Федерации:

части первой, согласно которой территориальная подсудность уголовного дела мо-жет быть изменена по ходатайству стороны – в случае удовлетворения в соответствии со статьей 65 данного Кодекса заявленного ею отвода всему составу соответствующего суда (пункт 1), по ходатайству стороны либо по инициативе председателя суда, в ко-торый поступило уголовное дело, – в случаях, если все судьи данного суда ранее при-нимали участие в производстве по рассматриваемому уголовному делу, что является основанием для их отвода в соответствии со статьей 63 данного Кодекса, либо если не все участники уголовного судопроизводства по данному уголовному делу проживают на территории, на которую распространяется юрисдикция данного суда, и все обвиня-емые согласны на изменение территориальной подсудности данного уголовного дела (пункт 2);

14 ВКС

9 íîÿáðÿ9 íîÿáðÿ2018 ãîäà2018 ãîäà

¹ 39-Ï


части третьей, в силу которой вопрос об изменении территориальной подсудности уголовного дела по основаниям, указанным в части первой той же статьи, разрешает-ся судьей вышестоящего суда в порядке, установленном частями третьей, четвертой и шестой статьи 125 данного Кодекса;

части четвертой, в соответствии с которой по ходатайству Генерального прокурора Российской Федерации или его заместителя уголовное дело хотя бы об одном из пре-ступлений, предусмотренных статьями 208, 209, частями первой – третьей статьи 211, статьями 277–279 и 360 УК Российской Федерации, если существует реальная угроза личной безопасности участников судебного разбирательства, их близких родственни-ков, родственников или близких лиц, по решению Верховного Суда Российской Феде-рации может быть передано для рассмотрения в окружной (флотский) военный суд по месту совершения преступления.

1.1. Постановлением судьи Верховного Суда Российской Федерации от 15 ноя-бря 2017 года удовлетворено ходатайство заместителя Генерального прокурора Рос-сийской Федерации об изменении территориальной подсудности уголовного дела по обвинению И.С.Пушкарева в совершении преступлений, предусмотренных частью шестой статьи 290 (получение взятки в особо крупном размере), частью третьей ста-тьи 285 (злоупотребление должностными полномочиями, повлекшее тяжкие послед-ствия) и пунктом «а» части второй статьи 204 (коммерческий подкуп, совершенный группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, – в редак-ции Федерального закона от 4 мая 2011 года № 97-ФЗ) УК Российской Федерации, А.С.Пушкарева – в совершении преступлений, предусмотренных частью пятой статьи 291 (дача взятки в особо крупном размере) и пунктом «а» части второй статьи 204 УК Российской Федерации, А.В.Лушникова – в совершении преступлений, предусмотрен-ных частью пятой статьи 33 и частью шестой статьи 290 (пособничество в получении взятки в особо крупном размере), частью третьей статьи 204, частью второй статьи 201 (злоупотребление полномочиями, повлекшее тяжкие последствия) и частью третьей статьи 327 (использование заведомо подложного документа) УК Российской Федера-ции.

В соответствии с указанным постановлением, оставленным без изменения опре-делением Апелляционной коллегии Верховного Суда Российской Федерации от 18 января 2018 года, уголовное дело, подсудное Ленинскому районному суду города Вла-дивостока, несмотря на возражения обвиняемых было передано для рассмотрения по существу в Тверской районный суд города Москвы. Соглашаясь с доводами проку-рора, суды со ссылкой на правовую позицию Европейского Суда по правам человека отметили, в частности, что условия для отправления объективного и беспристрастного правосудия судом, которому подсудно данное уголовное дело, могут быть поставлены под сомнение в связи с наличием у обвиняемого И.С.Пушкарева, занимавшего ранее должности члена Совета Федерации и главы города Владивостока, контактов с пред-ставителями властных структур города Владивостока и Приморского края, возможно-сти контролировать через членов своей семьи различные коммерческие предприятия и распространять через подконтрольные средства массовой информации сведения, на-правленные на дискредитацию следственных органов.

1.2. Нарушение частью первой статьи 35 УПК Российской Федерации своих прав, гарантированных статьями 46 (часть 1), 47 (часть 1) и 123 (часть 3) Конституции Рос-сийской Федерации, заявители усматривают в том, что ею допускается передача су-дьей Верховного Суда Российской Федерации по обращению Генерального прокурора Российской Федерации (его заместителя) уголовного дела из районного суда, которо-му оно подсудно в силу закона, в районный суд, действующий на территории другого субъекта Российской Федерации, и тем самым – при отсутствии указанных в самом процессуальном законе точных оснований, по которым уголовное дело не может быть рассмотрено в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом, равно как и правил определения для таких случаев компетентного суда – изменение

15 ВКС


¹ 39-Ï


территориальной подсудности этого уголовного дела, фактически ставя решение дан-ного вопроса в зависимость не от выраженной в законе воли законодателя, а от усмо-трения правоприменительного органа.

По тем же основаниям гражданин А.В.Лушников оспаривает конституционность части четвертой статьи 35 УПК Российской Федерации. Кроме того, по мнению граж-дан А.С.Пушкарева и И.С.Пушкарева, часть третья той же статьи – в той мере, в какой она не позволяет однозначно определить, суд какого уровня (звена) судебной системы правомочен рассматривать вопрос об изменении территориальной подсудности уго-ловного дела, подсудного в силу закона районному суду, – не соответствует статьям 46 (часть 1) и 47 (часть 1) Конституции Российской Федерации.

1.3. Гражданин А.В.Лушников утверждает также, что статьям 2, 17 (часть 1) и 18 Конституции Российской Федерации противоречат положения статьи 1 «Законы, определяющие порядок уголовного судопроизводства» УПК Российской Федерации, а именно часть первая, согласно которой порядок уголовного судопроизводства на тер-ритории Российской Федерации устанавливается данным Кодексом, основанным на Конституции Российской Федерации, и часть третья, в соответствии с которой обще-признанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью законодательства Российской Фе-дерации, регулирующего уголовное судопроизводство, и если международным догово-ром Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные данным Кодексом, то применяются правила международного договора.

Как указывает заявитель, оспариваемые им законоположения в силу своей неопре-деленности не позволяют ответить на вопрос, какие правовые позиции Европейского Суда по правам человека подлежат применению в Российской Федерации – выражен-ные во всех его постановлениях либо только в постановлениях, вынесенных в отноше-нии Российской Федерации, а также не предусматривают требований к содержанию и форме, в которых должны быть изложены эти правовые позиции в судебном акте, и не определяют их место в системе правового регулирования уголовно-процессуальных отношений.

Между тем ни часть первая статьи 1 УПК Российской Федерации, называющая Конституцию Российской Федерации в качестве основы регулирования порядка уго-ловного судопроизводства, ни тем более часть третья данной статьи, прямо воспро-изводящая предписания статьи 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации, закрепляющие приоритет международных договоров России перед правилами, пред-усмотренными законом, не могут расцениваться как не соответствующие конституци-онным установлениям и нарушающие права и свободы граждан.

Соответственно, жалоба гражданина А.В.Лушникова в части оспаривания консти-туционности частей первой и третьей статьи 1 УПК Российской Федерации не отвечает критерию допустимости обращений в Конституционный Суд Российской Федерации, а потому в силу пункта 2 статьи 43 и статьи 68 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» производство по настоящему делу в этой части подлежит прекращению.

1.4. Как следует из статей 36, 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», конкретизирующих статью 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, Конституционный Суд Российской Федерации принимает к рассмотрению жалобу гражданина на нарушение его консти-туционных прав и свобод законом, примененным в конкретном деле, рассмотрение которого завершено в суде, если придет к выводу, что оспариваемые законоположения затрагивают конституционные права и свободы и что имеется неопределенность в во-просе о том, соответствуют ли эти законоположения Конституции Российской Федера-ции; Конституционный Суд Российской Федерации принимает постановление только по предмету, указанному в жалобе, и лишь в отношении той части акта, конституцион-ность которой подвергается сомнению, оценивая как буквальный смысл рассматрива-

16 ВКС


¹ 39-Ï


емых законоположений, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкова-нием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из их места в системе правовых норм.

Таким образом, части первая, третья и четвертая статьи 35 УПК Российской Феде-рации являются предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Феде-рации по настоящему делу постольку, поскольку они служат основанием для решения вопроса о необходимости изменения территориальной подсудности уголовного дела путем его передачи из суда, в который оно поступило по подсудности и юрисдикция которого распространяется на территорию, где обвиняемый (один из нескольких обви-няемых) в силу своего положения, в том числе должностного, до начала производства по данному уголовному делу имел влияние (или фактически сохраняет его) на деятель-ность государственных и общественных институтов, в суд того же уровня, но другой территориальной юрисдикции.

2. Конституция Российской Федерации, провозглашая человека, его права и свобо-ды высшей ценностью, а признание, соблюдение и защиту прав и свобод человека и гражданина – обязанностью государства (статья 2), устанавливает, что права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими, определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием на основе равенства всех перед законом и судом (статья 18; статья 19, часть 1).

Право каждого на судебную защиту его прав и свобод, как основное неотчужда-емое право человека, признается и гарантируется в Российской Федерации согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с Конституцией Российской Федерации (статья 15, часть 4; статья 17, части 1 и 2; ста-тья 46, часть 1, Конституции Российской Федерации). Конкретизируя гарантии данно-го права, Конституция Российской Федерации, исходя из общеправовых принципов справедливости и равенства, устанавливает, что правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом (статья 118, часть 1), судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону (статья 120, часть 1), каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда (статья 49, часть 1), и ни-кто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом (статья 47, часть 1).

Приведенные положения Конституции Российской Федерации корреспондируют предписаниям являющихся составной частью правовой системы России международ-но-правовых актов о праве каждого при предъявлении ему любого уголовного обвине-ния на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона (пункт 1 статьи 14 Между-народного пакта о гражданских и политических правах и пункт 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод). В силу этих предписаний государства –члены Совета Европы обязаны создавать и поддерживать такую судебную систему, которая обеспечивает рассмотрение дел независимым, беспристрастным и компетент-ным судом, способным эффективно осуществлять свои полномочия (пункт «i» статьи 1 раздела II резолюции Res (2002) 12 Комитета Министров Совета Европы от 18 сен-тября 2002 года «Учреждение Европейской комиссии по эффективности правосудия»).

Таким образом, право на полную, справедливую и эффективную судебную защиту на основе равенства всех перед законом и судом включает в себя не только право на за-конный суд, но и гарантии объективности, независимости и беспристрастности судей, а обеспечение этих гарантий является важнейшей целью государства, реализуемой как при построении механизма судебной власти в целом (установление судебной системы, правового статуса судей, процедуры их отбора и назначения и др.), так и при определе-нии надлежащего суда (состав суда, институты отводов, подсудность дел и т.д.).

17 ВКС


¹ 39-Ï


Этот вывод согласуется с практикой Европейского Суда по правам человека, ко-торый признает как объективный подход к оценке беспристрастности судей приме-нительно к субъективному праву обвиняемого на судебную защиту (постановления от 1 октября 1982 года по делу «Пьерсак (Piersack) против Бельгии», от 28 октября 1998 года по делу «Кастильо Альгар (Castillo Algar) против Испании», решение от 29 июня 2004 года по делу «Гарабин (Harabin) против Словакии», постановления от 15 июля 2005 года по делу «Межнарич (Meznaric) против Хорватии», от 13 ноября 2007 года по делу «Дриза (Driza) против Албании», от 15 октября 2009 года по делу «Микаллеф (Micallef) против Мальты» и др.), так и самостоятельную публично-право-вую ценность авторитета правосудия, судебной власти, которые должны пользоваться общественным доверием (постановления от 26 апреля 1995 года по делу «Прагер и Обершлик (Prager & Oberschlick) против Австрии», от 29 августа 1997 года по делу «Ворм (Worm) против Австрии» и от 26 февраля 2009 года по делу «Кудешкина против России»).

3. В целях обеспечения независимости и беспристрастности судей как необходи-мых гарантий справедливого правосудия Уголовно-процессуальный кодекс Россий-ской Федерации предусматривает, что судьи рассматривают и разрешают уголовные дела в условиях, исключающих постороннее воздействие на них; вмешательство госу-дарственных органов, органов местного самоуправления, иных органов, организаций, должностных лиц или граждан в деятельность судей по осуществлению правосудия запрещается и влечет за собой установленную законом ответственность (часть вторая статьи 81).

Будучи принципом уголовного судопроизводства, независимость судей не должна подвергаться сомнению ни с субъективной точки зрения участников судебного процес-са, ни с объективной точки зрения, выражающей публичный интерес в авторитетной и пользующейся доверием общества судебной власти, решения которой, выносимые именем Российской Федерации, должны быть не только формально законными, но и легитимными, т.е. восприниматься как справедливые, беспристрастные и безупреч-ные, а следовательно, служащие целям эффективной судебной защиты.

3.1. Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, право каждого на судебную защиту, равно как и его необходимая составляющая – право на законный суд, гарантированные статьями 46 (части 1 и 2) и 47 (часть 1) Конституции Российской Федерации, предполагают, что рассмотрение дел должно осуществляться не произвольно выбранным, а законно установленным судом, т.е. судом, компетенция которого по рассмотрению конкретного дела определяется на основании закрепленных в законе критериев, которые заранее – до возникновения спора или иного правового конфликта – в нормативной форме предопределяют, в каком суде подлежит рассмотре-нию то или иное дело. Соответственно, по критериям, направленным на разграниче-ние компетенции судов различных уровней судебной системы, определяется родовая (предметная) подсудность дела, а по критериям, обусловливающим территориальную юрисдикцию судов одного уровня судебной системы, – его территориальная подсуд-ность.

Устанавливая правила территориальной подсудности в уголовном процессе, фе-деральный законодатель исходил не только из необходимости обеспечения сторонам, включая обвиняемого, доступности правосудия, но и из публичных интересов, с тем чтобы гарантировать всесторонность, полноту и объективность рассмотрения дела и, соответственно, способствовать повышению авторитета судебной власти, опирающей-ся на уголовный закон. Именно особым публично-правовым значением разрешения уголовно-правового конфликта посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости, обусловлено в том числе общее правило определения территори-альной подсудности уголовного дела по месту совершения преступления: поскольку, будучи общественно-опасным деянием, преступление вызывает в обществе соответ-ствующую реакцию (резонанс), рассмотрение уголовного дела по месту его соверше-

18 ВКС


¹ 39-Ï


ния способствует снижению вызванной им социальной напряженности, оказывает на граждан эффективное предупредительное воздействие, укрепляет их доверие к судеб-ной власти, упрощает доступ к суду потерпевших, не препятствует участию свидете-лей и исследованию других источников доказательств в судебном процессе.

Закрепляя в части первой статьи 32 УПК Российской Федерации общее правило для определения территориальной подсудности уголовного дела, федеральный зако-нодатель в той же статье детализировал его применительно к различным ситуациям: если преступление было начато в месте, на которое распространяется юрисдикция одного суда, а окончено в месте, на которое распространяется юрисдикция другого суда, то данное уголовное дело подсудно суду по месту окончания преступления (часть вторая); если преступления совершены в разных местах, то уголовное дело рассма-тривается судом, юрисдикция которого распространяется на то место, где совершено большинство расследованных по данному уголовному делу преступлений или совер-шено наиболее тяжкое из них (часть третья). Частями четвертой и пятой той же статьи предусматриваются исключения из данного общего правила в отношении определения территориальной подсудности уголовных дел, совершенных вне пределов Российской Федерации, а статьей 33 данного Кодекса допускается рассмотрение уголовного дела вышестоящим судом в случае обвинения одного лица или группы лиц в совершении нескольких преступлений, уголовные дела о которых подсудны судам разных уровней.

Кроме того, статьей 35 УПК Российской Федерации определяются основания и порядок изменения территориальной подсудности уголовного дела, в том числе без согласия обвиняемых: так, территориальная подсудность уголовного дела может быть изменена при удовлетворении отвода, заявленного всему составу соответствующего суда (пункт 1 части первой), или при наличии оснований для отвода всех судей данного суда как ранее принимавших участие в производстве по рассматриваемому уголовному делу (подпункт «а» пункта 2 части первой статьи 35 УПК Российской Федерации). При этом, как следует из части пятой статьи 65 УПК Российской Федерации, в случае удовлетворения заявления об отводе судьи, нескольких судей или всего состава суда уголовное дело, ходатайство либо жалоба передаются в производство соответственно другого судьи или другого состава суда в порядке, установленном данным Кодексом.

Допуская, таким образом, возможность изменения территориальной подсудности уголовного дела, федеральный законодатель правомерно исходит из того, что таковое не только не умаляет авторитет судебной власти, но и служит достижению публично-правовых целей ее защиты, требующих в определенных случаях передачи конкретного дела из суда, которому оно подсудно в силу закона, в другой суд. Вместе с тем при решении вопросов, связанных с изменением территориальной подсудности уголовного дела, судам надлежит исходить не только из необходимости обеспечения интересов правосудия, но и – в контексте требований статей 17 (часть 3), 19 (часть 1), 45 (часть 1), 46 (часть 1), 52 и 53 Конституции Российской Федерации – из необходимости защиты как прав и свобод потерпевших от преступлений, так и прав и законных интересов лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, которые считаются невиновными до тех пор, пока их виновность не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда (статья 49, часть 1, Консти-туции Российской Федерации).

3.2. Практике известны ситуации, когда на территории, подпадающей под юрис-дикцию суда, в который поступило уголовное дело, обвиняемый (один из нескольких обвиняемых), занимавший до начала уголовного преследования или производства по уголовному делу руководящие должности в органах власти на этой территории либо обладающий широкими связями во властных структурах, деловых кругах или в кри-минальной сфере, обладает возможностью манипулировать общественным мнением, в том числе через подконтрольные средства массовой информации, с целью породить недоверие в отношении легитимности будущего судебного решения. В любом случае в восприятии общественности, если она информирована о том влиянии, которое об-

19 ВКС


¹ 39-Ï


виняемый имеет на соответствующей территории, объективность, непредвзятость и беспристрастность судей суда, которому уголовное дело подсудно в силу закона, даже если их субъективный настрой безупречен, могут быть поставлены под сомнение, что, в конечном итоге, объективно снижает уровень уважения и доверия к правосудию даже при отсутствии для этого каких-либо оснований. При таких обстоятельствах из-менение территориальной подсудности данного дела не может рассматриваться как препятствующее доступу к правосудию и само по себе не свидетельствует о наруше-нии права на рассмотрение уголовного дела законно установленным, а не произвольно выбранным судом, т.е. судом, осуществляющим судопроизводство без предубеждения, полно, всесторонне и объективно и обеспечивающим разрешение дела без неоправдан-ной задержки, притом что это суд той же компетенции, хотя и другой территориальной юрисдикции.

Применительно к подобным экстраординарным ситуациям, не исключающим и воздействие на судей путем угроз (потенциальных или реальных) их жизни и физи-ческой неприкосновенности, а также жизни и здоровью их близких либо иным об-разом, в судебной практике (определения Верховного Суда Российской Федерации от 26 июля 2016 года № АПЛ16-310, от 8 июня 2017 года № АПЛ17-183 и др.) сложился правовой режим изменения территориальной подсудности на основе взаимосвязанных положений частей первой и четвертой статьи 35 УПК Российской Федерации, не тре-бующий заявления отводов каждому из судей суда, в который поступило уголовное дело, и удовлетворения всех заявленных отводов, – достаточно в рамках критерия объ-ективности определить, имеются ли доказуемые факты, свидетельствующие о наличии прямых или косвенных оснований для возникновения сомнений в беспристрастности судебного разбирательства.

Такое истолкование положений статьи 35 УПК Российской Федерации – как до-пускающих передачу уголовного дела по подсудности в суд другой территориальной юрисдикции (в том числе действующий на территории другого субъекта Российской Федерации), обусловленную не субъективным настроем конкретных судей, а объек-тивными обстоятельствами, связанными с личностью обвиняемых, их авторитетом, служебным положением, властными полномочиями, которыми они обладали до начала производства по уголовному делу, а также с иными инструментами влияния, которые они могут сохранять на территории, подпадающей под юрисдикцию суда, которому подсудно конкретное уголовное дело, что позволяет им воздействовать на обществен-ное мнение, а также на деятельность государственных и общественных институтов на этой территории, – направлено на обеспечение публично-правовых интересов над-лежащего функционирования и защиты судебной власти и как таковое в принципиаль-ном плане не противоречит Конституции Российской Федерации.

Иной подход предполагал бы либо невозможность изменения территориальной подсудности уголовного дела, а следовательно, его рассмотрение без обеспечения должных гарантий независимости и беспристрастности суда, либо изменение подсуд-ности уголовного дела лишь после последовательного удовлетворения судом, которо-му оно подсудно, заявлений об отводе судей этого суда либо их заявлений о самоот-воде, что (принимая во внимание значительное число судей в штате суда или судов того же уровня на территории соответствующего субъекта Российской Федерации) не только приводило бы к несоблюдению (в силу избыточности самой по себе процедуры) процессуальной экономии, но и создавало бы препятствия для доступа к правосудию в разумный срок без неоправданной задержки, а в конечном счете – к нарушению статьи 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации.

4. Статья 44 «Передача уголовного дела из суда, которому оно подсудно, в другой суд» УПК РСФСР, утратившего силу в связи с введением в действие Уголовно-процес-суального кодекса Российской Федерации (Федеральный закон от 18 декабря 2001 года № 177-ФЗ), предусматривала, что в отдельных случаях в целях наиболее быстрого, полного и объективного рассмотрения дела, а равно в целях наилучшего обеспечения

20 ВКС


¹ 39-Ï


воспитательной роли судебного разбирательства дела оно могло быть передано для рассмотрения из одного суда в другой такой же суд (часть первая); вопрос о передаче дела по указанным основаниям из одного районного (городского) народного суда в другой в пределах автономной республики, края, области, города, автономной области или автономного округа разрешается соответственно председателем Верховного суда автономной республики, краевого, областного, городского суда, суда автономной обла-сти или суда автономного округа (часть вторая); вопрос о передаче дела по указанным основаниям в суд другой автономной республики, края, области, города, автономной области, автономного округа разрешается Председателем Верховного Суда РСФСР или его заместителем (часть третья).

Постановлением от 16 марта 1998 года № 9-П Конституционный Суд Российской Федерации признал статью 44 УПК РСФСР и содержащую аналогичные положения статью 123 ГПК РСФСР не соответствующими Конституции Российской Федерации, ее статьям 46 и 47 (часть 1), в той мере, в какой они допускали передачу дела из одного суда, которому оно подсудно, в другой суд без принятия соответствующего процессу-ального судебного акта и при отсутствии указанных в самом процессуальном законе точных оснований (обстоятельств), по которым дело не могло быть рассмотрено в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом.

По смыслу правовой позиции, на которую опирался Конституционный Суд Рос-сийской Федерации, принимая указанное Постановление, передача дела вышестоя-щим судом из суда, которому оно подсудно, в другой суд не противоречит Конституции Российской Федерации, если такая передача исключает произвольный выбор суда или судьи и осуществляется в рамках судебной процедуры, предполагающей принятие мо-тивированного судебного акта, в котором по итогам судебного заседания с предостав-лением каждой стороне права довести до суда свою позицию, на основе исследования доказательств установлены законные основания для передачи дела в другой конкрет-ный суд, притом что законность и обоснованность данного акта подлежит проверке вышестоящей судебной инстанцией по соответствующим жалобам, представлениям участников процесса.

В настоящее время процедура рассмотрения вопроса об изменении территориаль-ной подсудности уголовного дела урегулирована положениями статьи 35 УПК Россий-ской Федерации. Согласно части третьей данной статьи вопрос об изменении террито-риальной подсудности уголовного дела по основаниям, указанным в ее части первой, разрешается по ходатайству стороны либо по инициативе председателя суда, в который поступило уголовное дело, судьей вышестоящего суда в порядке, установленном ча-стями третьей, четвертой и шестой статьи 125 данного Кодекса, обязывающими суд разрешить этот вопрос в течение пяти суток, определяющими круг участников судеб-ного заседания, его открытую или закрытую форму, порядок проведения и адресатов направления копий судебного решения. Такая процедура, как следует из части первой статьи 35 УПК Российской Федерации, используется прежде всего для защиты субъек-тивного права обвиняемых на судебную защиту путем изменения подсудности с согла-сия всех обвиняемых (подпункт «б» пункта 2) или при наличии оснований для отвода всем судьям состава определенного суда (пункт 1 и подпункт «а» пункта 2), притом что судья, которому заявлен отвод, вправе в соответствии с частью второй статьи 65 данно-го Кодекса до удаления остальных судей в совещательную комнату публично изложить свое объяснение по поводу заявленного ему отвода.

Процедура же рассмотрения вопроса об изменении территориальной подсудности уголовного дела, предусмотренная частями четвертой – седьмой статьи 35 УПК Рос-сийской Федерации, предназначена для передачи в окружной (флотский) военный суд по месту совершения преступления уголовного дела хотя бы об одном из преступле-ний, предусмотренных статьями 208, 209, частями первой – третьей статьи 211, статья-ми 277–279 и 360 УК Российской Федерации, если существует реальная угроза лич-ной безопасности участников судебного разбирательства, их близких родственников,

21 ВКС


¹ 39-Ï


родственников или близких лиц: она включает в себя принятие постановления судьей Верховного Суда Российской Федерации по ходатайству Генерального прокурора Рос-сийской Федерации или его заместителя в судебном заседании с участием прокурора, обвиняемого и его защитника в срок до 15 суток со дня поступления ходатайства с пре-доставлением прокурору возможности обосновать ходатайство и заслушиванием явив-шихся в заседание лиц (по решению суда обвиняемый может участвовать в судебном заседании путем использования систем видеоконференц-связи). Эта процедура приме-няется в исключительных для уголовного судопроизводства случаях, когда обычными уголовно-процессуальными средствами невозможно обеспечить безопасность участ-ников уголовного судопроизводства и создать необходимые условия для достижения его целей, закрепленных в статье 6 УПК Российской Федерации (Определение Консти-туционного Суда Российской Федерации от 27 марта 2018 года № 860-О), а принятие в ее рамках решения об изменении территориальной подсудности уголовного дела, как обусловленное не субъективным настроем судьи, а объективными обстоятельствами, не предполагает наделения судей суда, в который это дело поступило, правом публич-но изложить свои объяснения по поводу оснований его передачи в другой суд.

Возможность обвиняемого (одного из нескольких обвиняемых) влиять на деятель-ность государственных и общественных институтов и общественное мнение на тер-ритории, подпадающей под юрисдикцию суда, в который поступило уголовное дело, вызвать недоверие к легитимности будущего судебного решения и тем самым с объ-ективной точки зрения поставить под сомнение беспристрастность судей этого суда (даже когда их субъективный настрой безупречен) также можно отнести к экстраорди-нарным, исключительным основаниям для изменения территориальной подсудности уголовного дела (тем более если это сопряжено с угрозами жизни и физической непри-косновенности участников процесса либо их близких).

Соответственно, в целях обеспечения публично-правовых интересов надлежащего функционирования судебной власти решение о передаче уголовного дела в суд иной территориальной юрисдикции (в том числе в суд, юрисдикция которого распростра-няется на территорию другого субъекта Российской Федерации) должно приниматься по обращению Генерального прокурора Российской Федерации или его заместителя на высшем уровне судебной системы Российской Федерации – Верховным Судом Рос-сийской Федерации. При определении суда, в который необходимо передать уголовное дело для рассмотрения, должны соблюдаться гарантии справедливости и состязатель-ности (включая учет мнения сторон о наличии каких-либо препятствий к передаче дела в определенный суд) и обеспечиваться принцип доступности правосудия (терри-ториальная и транспортная доступность, технические возможности видеоконференц-связи, судебные издержки и др.).

Федеральный законодатель – исходя из требований Конституции Российской Фе-дерации, в том числе закрепляющих принципы правовой определенности, полноты и эффективности судебной защиты прав и свобод человека и гражданина, а также право-вых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, выраженных в настоя-щем Постановлении, – вправе внести в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации изменения, направленные на совершенствование правил изменения тер-риториальной подсудности уголовных дел при наличии обстоятельств, которые могут поставить под сомнение объективность и беспристрастность суда на территории, под-падающей под его юрисдикцию, включая влияние на деятельность государственных и общественных институтов, которое обвиняемый (один из нескольких обвиняемых) в силу своего положения, должностного или фактического, имел до начала уголов-ного преследования или сохраняет на соответствующей территории. При этом феде-ральный законодатель, обладающий достаточно широкой дискрецией в регулировании гарантий рассмотрения уголовного дела независимым, беспристрастным и законным судом, вправе предусмотреть и иные способы защиты принципа надлежащего суда (с учетом общественного резонанса конкретного уголовного дела, угрозы общественно-

22 ВКС


¹ 39-Ï


му восприятию судей как беспристрастных, необходимости обеспечения безопасности участников судопроизводства, в том числе самого обвиняемого, и др.), в частности рассмотрение уголовного дела тем судом, которому оно подсудно, но на другой тер-ритории, или судом другой территориальной юрисдикции, но на той же территории, при соблюдении всех вытекающих из Конституции Российской Федерации требований справедливого судебного разбирательства.

Исходя из изложенного и руководствуясь статьями 6, 471, 68, 71, 72, 74, 75, 78, 79 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации


1. Признать части первую, третью и четвертую статьи 35 УПК Российской Феде-рации не противоречащими Конституции Российской Федерации в той мере, в какой содержащиеся в них положения – по своему конституционно-правовому смыслу в си-стеме действующего уголовно-процессуального регулирования и с учетом сложившей-ся правоприменительной практики – не исключают возможность изменения террито-риальной подсудности уголовного дела в случае, если на территории, подпадающей под юрисдикцию суда, в который поступило данное уголовное дело, сохраняющееся фактическое влияние обвиняемого или одного из нескольких обвиняемых (в том числе обусловленное его положением до начала производства по данному уголовному делу) на деятельность государственных и общественных институтов создает угрозу гаранти-ям объективного и беспристрастного правосудия.

При наличии указанных обстоятельств, препятствующих рассмотрению уголов-ного дела судом, к подсудности которого оно отнесено законом, вопрос об измене-нии территориальной подсудности данного уголовного дела рассматривается по об-ращению Генерального прокурора Российской Федерации или его заместителя судьей Верховного Суда Российской Федерации в рамках состязательного судебного разби-рательства при обеспечении его участникам гарантий справедливого правосудия, что предполагает при выборе суда, в который необходимо передать уголовное дело для рассмотрения, учет мнения сторон о наличии каких-либо препятствий к передаче дела в определенный суд и соблюдение принципа доступности правосудия (территориаль-ная и транспортная доступность, технические возможности видеоконференц-связи, судебные издержки и др.).

Принятое в таком порядке решение об изменении территориальной подсудности уголовного дела может быть обжаловано или на него может быть принесено представ-ление прокурора в установленном порядке.

2. Выявленный в настоящем Постановлении конституционно-правовой смысл частей первой, третьей и четвертой статьи 35 УПК Российской Федерации является общеобязательным, что исключает любое иное их истолкование в правоприменитель-ной практике.

3. Прекратить производство по настоящему делу в части, касающейся проверки конституционности положений статьи 1 УПК Российской Федерации.



23 ВКС


¹ 39-Ï

Особое мнениесудьи Конституционного СудаРоссийской ФедерацииС.М.Казанцева

Не разделяя правовую позицию, содержащуюся в Постановлении Конституционного Суда Россий-ской Федерации по данному делу, вынужден изло-жить свое особое мнение.

Конституционный Суд Российской Федерации, ранее неоднократно обращаясь к вопросам о зако-нодательных гарантиях судебной защиты прав лица, чьи права и законные интересы были нарушены (статья 46, части 1 и 2), в том числе права на рассмо-трение его дела в том суде и тем судьей, к подсудно-сти которых оно отнесено законом (статья 47, часть 1), равенства всех перед законом и судом (статья 19, часть 1), а также о полномочиях суда при изменении территориальной подсудности (постановления от 16 марта 1998 года № 9-П, от 2 февраля 1999 года № 3-П, от 25 февраля 2004 года № 4-П, от 6 апреля 2006 года № 3-П, от 21 января 2010 года № 1-П, от 19 апреля 2010 года № 8-П, от 21 апреля 2010 года № 10-П, от 9 июня 2011 года № 12-П и от 20 июля 2012 года № 20-П), пришел к следующим выводам:

в соответствии со статьей 6 Конвенции о за-щите прав человека и основных свобод и статьей 14 Международного пакта о гражданских и поли-тических правах все равны перед законом и судом; каждый при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголов-ного обвинения, предъявленного ему, имеет право на справедливое публичное разбирательство дела в разумный срок компетентным, независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Указанные положения, как относящиеся к общепризнанным принципам и нормам международ-ного права, согласно статье 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации являются составной частью правовой системы Российской Федерации. По смыс-лу этих положений, право каждого на судебную за-щиту, обеспечиваемое путем рассмотрения его дела законным, независимым и беспристрастным судом, означает, в частности, что рассмотрение дел долж-но осуществляться законно установленным, а не произвольно выбранным судом; признание же суда законно установленным требует, чтобы его компе-тенция по рассмотрению данного дела определялась законом. Поэтому статья 47 (часть 1) Конституции Российской Федерации гарантирует, что никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела

в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом;

сформулированное, как субъективное право каждого, требование Конституции Российской Фе-дерации об определении подсудности дел законом означает, что в таком законе должны быть закре-плены критерии, которые в нормативной форме (в виде общего правила) заранее, т.е. до возникнове-ния спора или иного правового конфликта, предо-пределяли бы, в каком суде подлежит рассмотре-нию то или иное дело. Иное не позволяло бы суду, сторонам и другим участникам процесса избежать неопределенности в этом вопросе, приводило бы к необходимости устранять ее посредством право-применительного решения, т.е. дискреционным полномочием правоприменительного органа или должностного лица, и тем самым определять под-судность дела уже не на основании закона;

обстоятельства, в силу которых невозможно обе-спечить беспристрастность суда, являются основа-ниями для устранения судьи из процесса и, следова-тельно, для передачи дела другому судье, поскольку иное препятствовало бы реализации конституци-онного права граждан на защиту независимым и беспристрастным судом; чтобы исключить произ-вольный выбор суда или судьи, закон, допуская та-кую передачу, должен закреплять и ее надлежащий процессуальный механизм (в том числе определять уровень и территориальное расположение суда, в который дело может быть передано; судебную ин-станцию, которая могла бы подтвердить наличие ос-нований для передачи), а также обеспечивать право на обжалование соответствующего решения, прини-маемого в виде судебного акта;

передача дела вышестоящим судом из одного суда, которому оно подсудно, в другой суд не проти-воречит Конституции Российской Федерации, если осуществляется в рамках судебной процедуры при наличии указанных в самом процессуальном зако-не (как в статьях о подсудности, так и в иных его статьях) точных оснований (обстоятельств), по ко-торым дело не может быть рассмотрено в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом, и, следовательно, подлежит передаче в другой суд.

Признавая не соответствующей Конституции

Îñîáîå ìíåíèåÎñîáîå ìíåíèåñóäüè Êîíñòèòóöèîííîãî Ñóäàñóäüè Êîíñòèòóöèîííîãî ÑóäàÐîññèéñêîé ÔåäåðàöèèÐîññèéñêîé ÔåäåðàöèèÑ.Ì.ÊàçàíöåâàÑ.Ì.Êàçàíöåâà

24 ВКС


¹ 39-Ï


Российской Федерации статью 44 УПК РСФСР, допускающую передачу уголовного дела из одно-го суда, которому оно подсудно, в другой суд без принятия соответствующего процессуального су-дебного акта и при отсутствии указанных в самом процессуальном законе точных оснований (обстоя-тельств) для такой передачи, Конституционный Суд Российской Федерации учитывал в том числе, что эти нормы допускают возможность расширительно-го истолкования, а следовательно, и произвольного их применения (Постановление Конституционного Суда РФ от 16 марта 1998 года № 9-П).

Данные правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации сохраняют свою юри-дическую силу и для действующего правового ре-гулирования изменения территориальной подсудно-сти уголовного дела.

Руководствуясь Конституцией Российской Фе-дерации и правовыми позициями, выраженными Конституционным Судом Российской Федерации, федеральный законодатель, закрепляя в части пер-вой статьи 32 УПК Российской Федерации общее правило для определения территориальной подсуд-ности уголовного дела, в той же статье установил и все возможные исключения из этого правила, не оставляя правоприменителю возможность произ-вольного расширительного или ограничительного толкования данной нормы: если преступление было начато в месте, на которое распространяется юрис-дикция одного суда, а окончено в месте, на которое распространяется юрисдикция другого суда, то дан-ное уголовное дело подсудно суду по месту окон-чания преступления (часть вторая); если престу-пления совершены в разных местах, то уголовное дело рассматривается судом, юрисдикция которого распространяется на то место, где совершено боль-шинство расследованных по данному уголовному делу преступлений или совершено наиболее тяжкое из них (часть третья). Частями четвертой и пятой той же статьи предусматриваются исключения из данного общего правила в отношении определения территориальной подсудности уголовных дел, со-вершенных вне пределов Российской Федерации, а статьей 33 данного Кодекса допускается рассмотре-ние уголовного дела вышестоящим судом в случае обвинения одного лица или группы лиц в соверше-нии нескольких преступлений, уголовные дела о ко-торых подсудны судам разных уровней.

Соответственно, и положения статьи 35 УПК Российской Федерации, определяющие основания и порядок изменения территориальной подсудности уголовного дела, в том числе без согласия обвиня-емых, также исходят из того, что данный перечень

оснований изменения подсудности является исчер-пывающим («Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Фе-дерации», постатейный, отв. ред. В.М.Лебедев, рук. авт. кол. В.А.Давыдов, «НОРМА», «ИНФРА-М», 2014).

Таким образом, по буквальному смыслу статьи 35 УПК Российской Федерации, территориальная подсудность уголовного дела может быть изменена при удовлетворении отвода, заявленного всему со-ставу соответствующего суда (пункт 1 части пер-вой), или при наличии оснований для отвода всех судей данного суда как ранее принимавших участие в производстве по рассматриваемому уголовному делу (подпункт «а» пункта 2 части первой). При этом, как следует из части пятой статьи 65 УПК Российской Федерации, в случае удовлетворения за-явления об отводе судьи, нескольких судей или все-го состава суда уголовное дело, ходатайство либо жалоба передаются в производство соответственно другого судьи или другого состава суда в порядке, установленном данным Кодексом. По ходатайству Генерального прокурора Российской Федерации или его заместителя территориальная подсудность уголовного дела может быть изменена лишь по де-лам террористической направленности по решению Верховного Суда Российской Федерации (часть чет-вертая статьи 35 УПК Российской Федерации).

Допуская возможность изменения территориаль-ной подсудности уголовного дела только в случаях, установленных в федеральном законе, федеральный законодатель правомерно исходит из того, что такое правовое регулирование не направлено на ограниче-ние прав судебной власти и не только не умаляет ее авторитет, но и служит достижению публично-пра-вовых целей ее защиты в целях дополнительной га-рантии ее независимости и беспристрастности. При этом, как следует из правовых позиций Конституци-онного Суда Российской Федерации, при решении вопросов, связанных с изменением территориаль-ной подсудности уголовного дела, судам надлежит исходить из необходимости обеспечения интересов правосудия и – в контексте требований статей 17 (часть 3), 19 (часть 1), 45 (часть 1), 46 (часть 1), 52 и 53 Конституции Российской Федерации – из необ-ходимости защиты как прав и свобод потерпевших от преступлений, так и прав и законных интересов лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, которые считаются невиновными до тех пор, пока их виновность не будет доказана в предусмотрен-ном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда (статья 49, часть 1, Конституции Российской Федерации).

25 ВКС


¹ 39-Ï


В то же время в правоприменительной практи-ке (что подтверждается, в частности, материалами, представленными в Конституционный Суд Россий-ской Федерации заявителями по настоящему делу) оспариваемые положения статьи 35 УПК Россий-ской Федерации понимаются как позволяющие правоприменительным органам изменять террито-риальную подсудность уголовного дела в тех случа-ях, когда, по их мнению, беспристрастность его рас-смотрения не только судом, которому оно подсудно, но и всеми судами региона может быть поставлена под сомнение.

Как следует из статей 3, 36, 74, 96, 97, 101 и 102 Федерального конституционного закона «О Консти-туционном Суде Российской Федерации», Консти-туционный Суд Российской Федерации по жалобам граждан на нарушение конституционных прав и свобод законом проверяет конституционность за-кона или отдельных его положений в той части, в какой они были применены или подлежат примене-нию в конкретном деле, оценивая как буквальный смысл этих законоположений, так и смысл, прида-ваемый им официальным и иным толкованием, а также сложившейся правоприменительной практи-кой, и учитывая их место в системе правовых норм.

Как видно из материалов дел И.С.Пушкарева, А.С.Пушкарева и А.В.Лушникова, Верховный Суд Российской Федерации в двух инстанциях принял решение об изменении территориальной подсуд-ности дел заявителей ввиду того, что И.С.Пушкарев в силу занимаемых ранее должностей обладал кон-тактами с представителями различных структур власти Приморского края, а также через подкон-трольные средства массовой информации принимал меры по дискредитации следственных органов, что не исключало возможности использования связей с целью влияния на итоговое судебное решение. Все это, по мнению Верховного Суда Российской Феде-рации, свидетельствовало о том, что позиция судей Приморского края в ходе рассмотрения уголовно-го дела и при установлении фактических обстоя-тельств не будет исключительно нейтральной.

Верховный Суд, ссылаясь на оспариваемые по-ложения статьи 35 УПК РФ в их системной связи с положениями пункта 1 статьи 6 Европейской кон-венции о защите прав человека и основных свобод в интерпретации Европейского Суда по правам че-ловека, в том числе по делу «Игорь Кабанов про-тив Российской Федерации», пришел к выводу о необходимости направить дело для рассмотрения в Тверской районный суд Москвы.

Такая практика применения судами оспоренных норм не единична.

8 июня 2017 года Верховный Суд Россий-ской Федерации в апелляционном определении№ АПЛ17-183 согласился с передачей уголовного дела из Республики Дагестан в другой субъект Рос-сийской Федерации исходя из того, что подсудимый работал в системе правоохранительных органов, возглавлял прокуратуру Республики Дагестан, из-бирался главой городского округа «Город Дербент», депутатом Народного Собрания Республики Даге-стан, взаимодействовал с судами.

26 июля 2016 года Верховный Суд Российской Федерации согласился с изменением подсудности дела, по которому было установлено, что один из обвиняемых работал в должности начальника Пра-вового управления аппарата Кабинета Министров Республики Татарстан, является судьей Конститу-ционного суда данного субъекта Российской Феде-рации, а также членом Совета судей Республики, имеет возможность оказания влияния на участников судебного разбирательства в случае рассмотрения уголовного дела судами Республики Татарстан; уголовное дело из подсудности Приволжского рай-онного суда города Казани было передано для рас-смотрения в Тверской районный суд города Москвы (апелляционное определение от 26 июля 2016 года № АПЛ16-310).

Вместе с тем в других аналогичных делах по-следних лет, в которых к уголовной ответственности привлекались гораздо более влиятельные должност-ные лица, вопрос об изменении подсудности в свя-зи с сомнениями в беспристрастности суда в соот-ветствии с субъективным и объективным подходом вообще не возникал. Так, Александр Хорошавин – экс-губернатор Сахалинской области вместе с экс-заместителем председателя правительства Сахалин-ской области С.Карепкиным и другими виновными лицами был осужден Южно-Сахалинским город-ским судом. Василий Юрченко – экс-губернатор Но-восибирской области осужден в Центральном рай-онном суде города Новосибирска. Николай Денин –экс-губернатор Брянской области был признан ви-новным в инкриминируемом преступлении Совет-ским районным судом города Брянска. Андрей Не-лидов – экс-глава Карелии осужден по приговору Петрозаводского городского суда.

Следует отметить, что судебная практика стала меняться в сторону расширительного толкования оснований изменения подсудности по делам не-которых должностных лиц субъектов Федерации сравнительно недавно. Верховный Суд Российской Федерации, ссылаясь на интерпретацию пункта 1 статьи 6 Европейской конвенции о защите прав че-ловека и основных свобод, данную Европейским

26 ВКС


¹ 39-Ï


Судом по правам человека по ряду дел и в том числе по делу «Игорь Кабанов против Российской Феде-рации» (постановление ЕСПЧ от 3 февраля 2011 года), пришел к выводу, что поскольку из правовых позиций ЕСПЧ следует, что не требуется последо-вательно заявлять отводы персонально каждому из судей соответствующего суда, чтобы признать всех судей данного судебного органа небеспристрастны-ми, то и по смыслу оспариваемых положений статьи 35 УПК Российской Федерации можно «заявить от-вод» всем судьям субъекта Российской Федерации, поставив под сомнение их «объективную» беспри-страстность.

Действительно, Европейский Суд по правам че-ловека в ряде своих постановлений (Nota bene: за-щищая права граждан в их спорах с государством) на основании пункта 1 статьи 6 Европейской кон-венции о защите прав человека и основных свобод сформулировал положение о том, что беспристраст-ность должна оцениваться, во-первых, в соответ-ствии с субъективным подходом, отражающим личные убеждения или заинтересованность данного судьи по конкретному делу, а во-вторых, в соответ-ствии с объективным подходом, который опреде-ляет, имелись ли достаточные гарантии, чтобы ис-ключить какие-либо сомнения по данному поводу. При наличии обстоятельств, говорящих стороннему объективному наблюдателю, что судья, возможно, не сможет рассмотреть данное дело абсолютно не-предвзято, ставится под сомнение его объективная беспристрастность, даже если субъективный на-строй судьи безупречен. Согласно субъективному критерию личная беспристрастность судьи презю-мируется, пока нет данных, указывающих на обрат-ное. Напротив, объективный подход констатирует пристрастность судьи, если имеются факты, кото-рые объективно могут породить сомнение в его бес-пристрастности, причем значение имеют и внешние проявления. От этого зависит доверие, которое суды в демократическом обществе должны вызывать у общественности. Это предполагает, что при реше-нии вопроса о том, имелись ли в данном деле закон-ные основания опасаться, что конкретный судья или судебная коллегия небеспристрастны, точка зрения лиц, ссылающихся на отсутствие беспристрастно-сти у судьи или судебной коллегии, важна, хотя и не имеет решающего значения. Определяющее зна-чение имеет вопрос о том, можно ли считать данное опасение объективно оправданным (постановление Европейского Суда по делу «Готрен и другие про-тив Франции» и постановление Большой Палаты по делу «Киприану против Кипра» от 15 декабря 2005 года, § 58 и § 118). Однако из правовых пози-

ций Европейского Суда по правам человека вряд ли вытекает вывод, к которому пришел Верховный Суд Российской Федерации, о праве органов обвинения ставить под сомнение беспристрастность всех су-дей субъекта Российской Федерации и уж тем более фактически произвольно предлагать Верховному Суду изменять подсудность уголовного дела.

С учетом противоречивой практики Верховно-го Суда Российской Федерации можно констатиро-вать, что оспариваемые положения частей первой, третьей и четвертой статьи 35 УПК Российской Фе-дерации могут быть истолкованы contra legem (во-преки их буквальному смыслу) как позволяющие правоприменительным органам в отдельных случа-ях расширять исчерпывающий перечень оснований для изменения подсудности. И, несмотря на то что правовые позиции Верховного Суда Российской Фе-дерации сформулированы в вышеуказанных реше-ниях достаточно неопределенно, они все же позво-ляют сделать вывод, что по ходатайству заместителя Генерального прокурора дело, отнесенное законом к подсудности судов общей юрисдикции одного субъ-екта Российской Федерации, может быть передано по решению судьи Верховного Суда на рассмотре-ние в суд другого субъекта Российской Федерации. При этом не ясно, какими критериями руководству-ются органы прокуратуры и суд при определении объективной беспристрастности суда, а также в какой суд и какого субъекта Российской Федерации должно быть передано дело.

Несостоятельность такого толкования и при-менения статьи 35 УПК Российской Федерации осознается и самим Верховным Судом, а также федеральным законодателем. Постановлением Го-сударственной Думы Федерального Собрания от 3 апреля 2018 года № 3765-7 в первом чтении принят законопроект № 346533-7 «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации по вопросам подсудности уголовных дел», разработанный Верховным Судом Россий-ской Федерации. Из пояснительной записки к этому проекту следует, что недостаточно полная и четкая регламентация как оснований для принятия подоб-ных решений, так и применяемой судом процеду-ры приводит к различному толкованию положений указанной статьи и, как следствие, к отсутствию единства судебной практики. Для принятия реше-ний в соответствии с требованиями Конвенции о за-щите прав человека и основных свобод оснований, установленных в этой статье, недостаточно. В связи с этим в ряде случаев судьи вынуждены обосновы-вать свои решения прямыми ссылками на положе-ния этой Конвенции, что с точки зрения принципа

27 ВКС


¹ 39-Ï


законности в российском уголовно-процессуальном праве недопустимо.

Но в целях устранения неполноты правового ре-гулирования Верховный Суд в своем законопроекте рекомендует не утвердить складывающуюся прак-тику по делам, аналогичным делу заявителей, а вне-сти изменения в общий порядок изменения подсуд-ности, установленный в частях 1–3 статьи 35 УПК Российской Федерации. В частности, пункт 2 части первой данной статьи предлагается дополнить под-пунктом «в», в соответствии с которым изменение территориальной подсудности уголовного дела до-пускается также в случаях, если имеются обстоя-тельства, которые могут поставить под сомнение объективность и беспристрастность суда при при-нятии решения по делу; в части второй названной статьи предлагается уточнить, что ходатайство об изменении территориальной подсудности по осно-ваниям, указанным в части первой этой статьи, по-дается через суд, в который поступило уголовное дело. Причем в пояснительной записке к проекту подчеркивается, что указание на часть первую ста-тьи 35 УПК Российской Федерации требуется для дифференциации с порядком, установленным ча-стью четвертой названной нормы для ходатайства Генерального прокурора Российской Федерации или его заместителя, которое может быть подано непосредственно в Верховный Суд Российской Фе-дерации до направления уголовного дела в суд.

Однако и в законопроекте остается неурегулиро-ванным вопрос о том, в какой конкретно иной суд должно направляться дело с принятием решения об изменении территориальной подсудности, если об-

виняемый против передачи в этот конкретный суд возражает.

Таким образом, установленный в положениях частей первой, третьей и четвертой статьи 35 Уго-ловно-процессуального кодекса Российской Феде-рации в их системной связи с положениями пункта 1 статьи 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод в интерпретации Ев-ропейского Суда по правам человека и по смыслу, придаваемому им правоприменительной практикой, порядок изменения территориальной подсудности дел в той мере, в какой им допускается возможность изменения подсудности не на основании прямого указания закона, а произвольно, по усмотрению заместителя Генерального прокурора Российской Федерации и судьи Верховного Суда Российской Федерации, не может расцениваться как согласую-щийся с общеправовым критерием определенности, ясности и недвусмысленности правовой нормы. Тем самым создается предпосылка для избирательного правосудия и нарушения закрепленных Конститу-цией Российской Федерации принципов и положе-ний, относящихся к осуществлению правосудия, – права каждого на судебную защиту (статья 46, части 1 и 2), в том числе на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно от-несено законом (статья 47, часть 1), равенства всех перед законом и судом (статья 19, часть 1), осущест-вления правосудия только судом (статья 118), само-стоятельности и независимости суда (статьи 10 и 120, часть 1), осуществления судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон (ста-тья 123, часть 3).

28 ВКС


¹ 39-Ï

Особое мнениесудьи Конституционного СудаРоссийской ФедерацииЮ.М.Данилова

С принятым Конституционным Судом Рос-сийской Федерации Постановлением от 9 ноября 2018 года № 39-П по жалобам А.В.Лушникова, А.С.Пушкарева и И.С.Пушкарева не согласен, в свя-зи с чем сообщаю следующее.

1. В ходе исследования поставленных заявите-лями вопросов Конституционным Судом Россий-ской Федерации применен метод (способ) выявле-ния так называемого конституционно-правового смысла оспоренной нормы.

Подобные подходы вполне допустимы и широко используются в практике Суда в тех случаях, когда выявленный Судом смысл направлен на обеспече-ние гарантий прав и законных интересов граждан, а не на ограничение их. Однако в данном случае названный подход неприемлем, поскольку выявить указанный смысл можно только при условии, если правовая норма существует. Признав конститу-ционно-правовую допустимость существования в уголовно-процессуальном законе такого основа-ния для изменения территориальной подсудности уголовного дела, как наличие «экстраординарных» обстоятельств, и обнаружив отсутствие такового в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Фе-дерации, Суд вправе был предложить законодателю восполнить имеющий конституционное значение пробел в правовом регулировании посредством ме-ханизма, установленного статьей 80 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации». На деле же Суд само-стоятельно сконструировал ранее несуществующую правовую норму, выйдя при этом за пределы своей компетенции, а затем уже принялся выяснять ее конституционно-правовой смысл, признав при этом изобретенный «фантом» соответствующим Консти-туции Российской Федерации.

Можно ли оценить буквальный смысл (это в первую очередь требует Федеральный конституци-онный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» в статье 74) несуществующей нормы? Полагаю, нет.

2. Суд, основывая свое решение также на сло-жившейся правоприменительной практике, по су-ществу признал (в отсутствие нормы) допустимость существования в российской правовой системе

судебного прецедента как источника права, что по меньшей мере дискуссионно, учитывая конституци-онные положения о разделении властей и компетен-ции судебных органов.

Наличие пробела в правовом регулировании ис-следуемых отношений, требующего законодатель-ного восполнения, ранее было уже признано как Верховным Судом Российской Федерации, внесшим в инициативном порядке соответствующий законо-проект, так и Государственной Думой Российской Федерации, принявшей его в первом чтении.

К тому же, сконструировав новую правовую норму, Конституционный Суд Российской Федера-ции не только призвал следовать ей, исключив иное ее толкование в правоприменительной практике, но и обратил ее действие вспять, не поставив вопрос о пересмотре состоявшихся в отношении заявителей решений, т.е. придал обратную силу норме, ухудша-ющей их положение (а иначе зачем бы они жалова-лись?).

Кстати, имеющиеся в Постановлении ссылки на решения Европейского Суда по правам человека не добавляют аргументацию, поскольку содержащиеся в них позиции касаются необходимости обеспече-ния как раз прав граждан на беспристрастный суд, когда инициатива в изменении территориальной подсудности исходит не от обвинения, а от защиты.

3. Формулируя так называемые «экстраординар-ные» основания для изменения территориальной подсудности уголовных дел, Конституционный Суд Российской Федерации, естественно, не располагал тем широким арсеналом возможностей, используе-мых Государственной Думой, Советом Федерации и Президентом Российской Федерации в законода-тельном процессе, что привело к неопределенности формулировок, которые вряд ли будут способство-вать формированию единообразного подхода к ре-шению названных вопросов в правоприменитель-ной практике.

В частности, в абзаце первом резолютивной ча-сти Постановления Суд допустил возможность из-менения территориальной подсудности дела, уже поступившего в компетентный суд общей юрис-дикции. И это объяснимо, поскольку в противном случае пришлось бы изменять правила подсудности

Îñîáîå ìíåíèåÎñîáîå ìíåíèåñóäüè Êîíñòèòóöèîííîãî Ñóäàñóäüè Êîíñòèòóöèîííîãî ÑóäàÐîññèéñêîé ÔåäåðàöèèÐîññèéñêîé ÔåäåðàöèèÞ.Ì.ÄàíèëîâàÞ.Ì.Äàíèëîâà

29 ВКС


¹ 39-Ï


уголовных дел, что было бы очевидным выходом за пределы спора. Но, получив дело, суд общей юрис-дикции обязан приступить к процедуре его рассмо-трения. Однако уже во втором абзаце Постановле-ния Конституционный Суд Российской Федерации, вопреки нормам, регулирующим порядок рассмо-трения дел, предписывает рассмотреть вопрос об изменении территориальной подсудности Верхов-ному Суду Российской Федерации, запуская одно-временно два процесса.

4. В качестве основания для изменения терри-ториальной подсудности Конституционный Суд Российской Федерации указал на наличие фактиче-ского влияния обвиняемого или одного из несколь-ких обвиняемых (кстати, почему только одного?) на деятельность государственных и общественных институтов.

Понятно, что фактическое влияние может быть установлено лишь на основе соответствующих фак-тов, обязанность доказывать которые в данном слу-чае лежит на обвинении: какие это факты, какова их совокупность, а если их нет, означает ли это при любых обстоятельствах отсутствие угрозы гаранти-ям объективного и беспристрастного правосудия, как воздействие обвиняемого на государственные институты может повлиять на легитимность право-судия? И разве не является апеллирование обвиня-емого к общественному мнению реализацией кон-ституционной гарантии права на распространение информации?

Очевидно же, что у обвинения гораздо больше возможностей воздействовать на формирование че-рез средства массовой информации общественного мнения, чем у находящихся под стражей обвиняе-мых, в связи с чем решение вопросов защиты их пра-ва на беспристрастный суд является актуальным. Су-дебная практика свидетельствует, что в большинстве случаев основанием для изменения территориаль-ной подсудности явился лишь один факт должност-ного положения обвиняемого. Но тогда почему же на «своих» территориях судят мэров крупных городов, глав администраций, федеральных министров?

Упомянутое предписание Конституционного Суда Российской Федерации не отвечает конститу-ционным требованиям ясности, точности и непро-тиворечивости правовых норм, поскольку его меха-низм действия должен быть предсказуем и понятен субъектам правоотношений, а конституционная за-конность, равенство всех перед законом и судом и равноправие должны быть обеспечены при условии единообразного понимания и применения правовой нормы всеми правоприменителями.

Таким образом, расплывчатость формулировки

оснований для изменения территориальной подсуд-ности приведет на практике к широкому и произ-вольному усмотрению правоприменительных орга-нов, что вряд ли являлось целью Суда.

5. Конституционный Суд Российской Федера-ции в своем Постановлении указал: в целях обеспе-чения публично-правовых интересов судебной вла-сти решение о передаче уголовного дела в суд иной территориальной юрисдикции должно приниматься по обращению Генерального прокурора Российской Федерации или его заместителя на высшем уровне судебной системы – Верховным Судом Российской Федерации.

Предложенное регулирование означает: либо полномочий высшего судебного органа субъекта Российской Федерации для передачи уголовного дела внутри субъекта недостаточно, либо измене-ние территориальной подсудности по указанному основанию внутри субъекта Российской Федерации в принципе невозможно. Такой подход тем более не-приемлем в условиях нынешнего построения судеб-ной системы в стране, когда появились самостоя-тельные в территориальном смысле апелляционные и окружные кассационные суды.

6. Построение уголовного процесса на принци-пах состязательности и равенства прав сторон с не-обходимостью требует наделения наряду с обвини-телем также потерпевшего, подсудимого и стороны защиты правом заявлять ходатайства об изменении территориальной подсудности по названному ос-нованию – фактическому воздействию на деятель-ность государственных и общественных институтов, создающее угрозу гарантиям объективного и бес-пристрастного правосудия. Понятно, что таких хо-датайств, основанных на фактах использования об-винения, в частности средств массовой информации для формирования мнения еще на стадии предвари-тельного следствия, появится такое количество, ко-торое способно привести к разбалансированию дея-тельности Верховного Суда Российской Федерации.

Это хорошо осознавал сам Верховный Суд, пред-ложивший во внесенном им законопроекте другую процедуру, при которой подобного рода ходатайства подаются через суд, в который поступило дело. В пояснительной записке к проекту указывается, что «это уточнение будет способствовать обеспечению единства судебной практики, поскольку позволит исключить факты непосредственного обращения с таким ходатайством к председателю вышестоящего суда, что может в отдельных случаях приводить к несогласованности действий различных судебных инстанций по одному и тому же делу. Указание на часть первую статьи 35 УПК РФ требуется для

30 ВКС


¹ 39-Ï


дифференциации с порядком, установленным ча-стью четвертой названной нормы для ходатайства Генерального прокурора Российской Федерации или его заместителя, которое может быть подано непосредственно в Верховный Суд Российской Фе-дерации до направления уголовного дела в суд». И, добавим от себя, касаются узкого перечня составов преступлений против общественной безопасности при наличии совершенно другого основания – су-ществования реальной угрозы личной безопасности участников судебного разбирательства и их близких родственников. При этом называется суд, в который такие дела передаются: окружной (флотский) воен-ный суд по месту совершения преступления.

7. И, наконец, последнее. Предписанный на-званным Постановлением механизм рассмотрения подобного рода ходатайств выносит за скобки как не имеющее никакого значения мнение самих но-сителей судебной власти – судей того суда, к юрис-дикции которого по установленной законом проце-дуре относится рассмотрение уголовного дела, т.е. осуществление правосудия. Двумя росчерками пера (обвинителя и судьи Верховного Суда Российской Федерации) оформляется подозрение (впрочем, даже утверждение) в отношении названных судей в необъективности и ангажированности, пусть и с отсылкой на какие-то существующие помимо их воли обстоятельства, способные породить сомнения в их легитимности. Между тем речь идет ни много ни мало об их компетентности, деловой репутации, чести и верности принесенной присяге: «Осущест-влять правосудие, подчиняясь только закону, быть беспристрастным и справедливым, как велит мне долг судьи и моя совесть».

По делу заявителей выяснилось, что справед-ливых судей не обнаружилось ни в Приморском крае, ни в других близлежащих субъектах, таковые нашлись лишь в районном суде «территориально близкой» столицы. Почему бы не передать указан-ное дело в один из судов Сахалина, где «осмели-лись» осудить «своего» губернатора? Получается, что должностное лицо городского уровня Примор-ского края оказалось способным воздействовать на властные и общественные структуры практически всех субъектов Российской Федерации таким об-разом, что создало угрозу гарантиям объективного и беспристрастного правосудия. Дважды – в 1999 и 2009 годах – Конституционный Суд Российской Фе-дерации принимал решения, фактически запретив-шие применение в стране смертной казни. Притом что известный Шестой протокол об отмене смертной казни Государственной Думой Российской Федера-ции до сих пор не ратифицирован, наказание в виде смертной казни федеральным законодателем не ис-ключено из Уголовного кодекса Российской Федера-ции, а опросы общественного мнения выявили пода-вляющее преобладание сторонников смертной казни в стране. И ничего здесь «героического» нет. Так по-велевала Конституция Российской Федерации.

Боюсь нумерологии – впереди 2019 год.Несомненно, проблема изменения территори-

альной подсудности уголовных дел существует. Но попытка решить ее в узких рамках конкретного нор-моконтроля вряд ли может привести к желаемому результату: она многогранна, требует комплексного подхода; здесь мало поставить сруб, здесь требуется помимо плотника еще и квалифицированное уча-стие столяра.

31 ВКС


ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè àáçàöà âòîðîãî ÷àñòè òðåòüåé ñòàòüè àáçàöà âòîðîãî ÷àñòè òðåòüåé ñòàòüè 445 Ãðàæäàíñêîãî ïðîöåññóàëüíîãî 445 Ãðàæäàíñêîãî ïðîöåññóàëüíîãî êîäåêñà Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè êîäåêñà Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè ñ æàëîáîé ãðàæäàíèíà Â.Ñ.Âîëîñíèêîâàñ æàëîáîé ãðàæäàíèíà Â.Ñ.Âîëîñíèêîâà


ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

¹ 40-Ï

12 íîÿáðÿ12 íîÿáðÿ2018 ãîäà,2018 ãîäà,




рассмотрел в заседании без проведения слушания дело о проверке конституцион-ности абзаца второго части третьей статьи 445 ГПК Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба гражданина В.С.Волосникова. Ос-нованием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствует ли Конституции Российской Федерации оспариваемое заявителем законоположение.

Заслушав сообщение судьи-докладчика Л.М.Жарковой, исследовав представлен-ные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации


1. Согласно абзацу второму части третьей статьи 445 ГПК Российской Федерации в случае отмены в кассационном или надзорном порядке решений суда по делам о взыскании денежных сумм по требованиям, вытекающим из трудовых отношений, о взыскании вознаграждения за использование прав на произведения науки, литературы и искусства, исполнения, открытия, изобретения, полезные модели, промышленные образцы, о взыскании алиментов, о возмещении вреда, причиненного увечьем или иным повреждением здоровья либо смертью кормильца, поворот исполнения решения допускается, если отмененное решение суда было основано на сообщенных истцом ложных сведениях или представленных им подложных документах.

1.1. Конституционность приведенного законоположения оспаривает гражданин В.С.Волосников, у которого 15 июля 1988 года установлено наличие профессиональ-ного заболевания, связанного с его многолетней занятостью на буровых работах, и которому приказом по Таштагольскому руднику ОАО «Кузнецкий металлургический комбинат» от 24 января 2000 года впервые назначены ежемесячные страховые выпла-ты в возмещение вреда здоровью на срок с 13 января 2000 года до 13 января 2001 года на основании его заявления исходя из заработной платы за двенадцать месяцев, предшествовавших установлению утраты им профессиональной трудоспособности. В дальнейшем эти выплаты территориальным органом Фонда социального страхо-вания Российской Федерации, куда поступили документы личного учетного дела B.C.Волосникова, индексировались в соответствии с законодательством и продлева-лись исходя из процента утраты профессиональной трудоспособности.

32 ВКС


¹ 40-Ï


Решением Таштагольского городского суда Кемеровской области от 24 апреля 2014 года были удовлетворены исковые требования В.С.Волосникова к Кузбасскому региональному отделению Фонда социального страхования Российской Федерации: на ответчика возложена обязанность назначить истцу с 1 марта 2014 года ежемесяч-ные страховые выплаты в размере 49 842,53 руб. с последующей индексацией, а так-же единовременно взысканы недоплата по ним за период с 13 января 2000 года по 1 марта 2014 года в размере 2 124 281,55 руб. с индексацией в размере 1 124 580,86 руб. и расходы на оплату услуг представителя – 15 000 руб., на оформление доверен-ности – 700 руб. Оставленное без изменения апелляционным определением судебной коллегии по гражданским делам Кемеровского областного суда от 24 июля 2014 года и вступившее в законную силу решение суда первой инстанции было исполнено от-ветчиком в полном объеме, однако определением Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации от 23 марта 2015 года, рассмотревшей его кассационную жалобу, названные судебные акты отменены, в удовлетворении тре-бований истца отказано ввиду существенных нарушений судами норм материального права, повлиявших на исход дела (ни на момент передачи личного дела от работодате-ля в территориальный орган Фонда социального страхования Российской Федерации, ни в последующем В.С.Волосников не обращался с заявлением о перерасчете ежеме-сячных страховых выплат в связи с наступлением обстоятельств, влекущих изменение их размера).

Поскольку вопрос о повороте исполнения решения от 24 апреля 2014 года в со-ответствии с частью первой статьи 445 ГПК Российской Федерации рассмотрен не был, ответчик, руководствуясь ее частью второй, обратился в суд первой инстанции с заявлением о повороте исполнения его решения в части взыскания сумм индексации ежемесячных страховых выплат и сумм судебных расходов. Определением Таштаголь-ского городского суда Кемеровской области от 16 июня 2015 года, оставленным без изменения апелляционным определением судебной коллегии по гражданским делам Кемеровского областного суда от 30 июля 2015 года, в удовлетворении заявления было отказано со ссылкой на невозможность такого поворота по причине отсутствия обсто-ятельств, свидетельствующих о недобросовестности В.С.Волосникова или о счетной ошибке (часть третья статьи 445 ГПК Российской Федерации, подпункт 3 статьи 1109 ГК Российской Федерации и пункт 3 статьи 19 Федерального закона от 24 июля 1998 года № 125-ФЗ «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний»). В свою очередь, президиум Кеме-ровского областного суда, не согласившись с судами первой и второй инстанций, по-становлением от 8 февраля 2016 года произвел поворот исполнения решения от 24 апреля 2014 года и взыскал с истца в пользу ответчика суммы индексации ежемесяч-ных страховых выплат (1 124 580,86 руб.) и судебные расходы по делу.

Определением Таштагольского городского суда Кемеровской области от 22 октя-бря 2015 года Кузбасскому региональному отделению Фонда социального страхова-ния Российской Федерации было отказано и в удовлетворении заявления о повороте исполнения решения от 24 апреля 2014 года в части взыскания выплаченных истцу ежемесячных страховых выплат. Отменяя это определение и оставившее его без из-менения апелляционное определение судебной коллегии по гражданским делам Ке-меровского областного суда от 3 декабря 2015 года и направляя дело на новое рассмо-трение в суд первой инстанции, Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации в определении от 28 ноября 2016 года указала, что от-ношения в системе обязательного социального страхования от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний, исходя из субъектного состава их участников, отличны от отношений по возмещению вреда здоровью, регулируе-мых нормами Гражданского кодекса Российской Федерации; при рассмотрении дела по иску В.С.Волосникова судом разрешался спор о недоплате ежемесячных страхо-вых выплат, решение же о возмещении причиненного его здоровью вреда, поворот

33 ВКС


¹ 40-Ï


исполнения которого возможен, если отмененный судебный акт основан на сообщен-ных истцом ложных сведениях или представленных им подложных документах (абзац второй части третьей статьи 445 ГПК Российской Федерации), судом не принималось. Таштагольский городской суд Кемеровской области, вновь рассмотрев заявление о по-вороте исполнения решения от 24 апреля 2014 года, определением от 13 февраля 2017 года произвел такой поворот в части взыскания сумм ежемесячных страховых выплат(2 443 939,21 руб.), с чем согласились вышестоящие суды (апелляционное определение судебной коллегии по гражданским делам Кемеровского областного суда от 28 марта 2017 года, определения судьи Кемеровского областного суда от 12 мая 2017 года и су-дьи Верховного Суда Российской Федерации от 5 июля 2017 года об отказе в передаче кассационных жалоб для рассмотрения в судебных заседаниях судов кассационной инстанции).

С 1 января 2017 года ежемесячные страховые выплаты В.С.Волосникову осущест-вляются в размере 29 841,21 руб. бессрочно, а его страховая пенсия по старости со-ставляет 15 835 руб. До февраля 2018 года с него по исполнительным листам в пользу Фонда социального страхования Российской Федерации взыскано 170 524,5 руб.

1.2. По мнению заявителя, оспариваемое законоположение противоречит статьям 1 (часть 1), 7 (часть 1), 15 (часть 4), 17 (часть 1), 18, 19 (часть 1), 39 (часть 1), 45 (часть 1), 46 (часть 1) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации в той мере, в какой по смыслу, придаваемому ему правоприменительной практикой, позволяет по заявлению государственного органа производить поворот исполнения решения суда о присуждении лицу ежемесячных страховых выплат по обязательному социальному страхованию от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболева-ний, когда это лицо не способствовало их получению своими виновными действиями, однако данное решение отменено вышестоящим судом со ссылкой на то, что право на соответствующие выплаты реализуется в рамках отношений по обязательному соци-альному страхованию, а не отношений по возмещению вреда здоровью.

Таким образом, принимая во внимание требования статей 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», абзац второй части третьей статьи 445 ГПК Российской Федерации является предметом рас-смотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу по-стольку, поскольку на его основании решается вопрос о возможности поворота испол-нения решения суда о взыскании в пользу гражданина ежемесячных страховых выплат по обязательному социальному страхованию от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний, в том числе с учетом их индексации, в случае отмены такого решения в кассационном или надзорном порядке.

В то же время Конституционный Суд Российской Федерации воздерживается, как того требуют положения частей третьей и четвертой статьи 3 названного Федераль-ного конституционного закона, от установления и исследования фактических обстоя-тельств, имевших место в делах заявителя.

2. Конституция Российской Федерации, провозглашая человека, его права и сво-боды высшей ценностью, а признание, соблюдение и защиту прав и свобод человека и гражданина – обязанностью государства (статья 2), гарантирует каждому право на судебную защиту его прав и свобод (статья 46, часть 1), не подлежащее ограничению ни при каких обстоятельствах (статья 56, часть 3).

Раскрывая конституционное содержание данного права, одной из составляющих которого является исполнение вынесенного судом решения, Конституционный Суд Российской Федерации отметил, что – поскольку в рамках судебной защиты прав и свобод допустимо обжалование в суд решений и действий (бездействия) любых орга-нов государственной власти, включая судебные (статья 46, часть 2, Конституции Рос-сийской Федерации), – отсутствие возможности пересмотреть ошибочный судебный акт не согласуется с универсальным правилом скорейшего восстановления в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости, умаляет и огра-

34 ВКС


¹ 40-Ï


ничивает право на судебную защиту; при этом институциональные и процедурные условия пересмотра ошибочных судебных актов во всяком случае должны отвечать требованиям процессуальной эффективности, экономии в использовании средств су-дебной защиты, прозрачности осуществления правосудия, исключать затягивание или необоснованное возобновление судебного разбирательства и тем самым обеспечивать правильность и своевременность разрешения дела и вместе с тем – правовую опреде-ленность, в том числе признание законной силы судебных решений, их неопровержи-мости (res judicata), без чего недостижим баланс публично- и частноправовых интере-сов (постановления от 2 февраля 1996 года № 4-П, от 3 февраля 1998 года № 5-П, от 5 февраля 2007 года № 2-П, от 19 марта 2010 года № 7-П и др.).

2.1. Неотъемлемым элементом надлежащего функционирования суда апелляцион-ной, кассационной или надзорной инстанции и гарантией исполнения возложенных на него полномочий по исправлению выявленной в проверяемом решении нижестоящего суда ошибки служит закрепление в законе оснований для отмены судебного решения, в котором суд неправильно истолковал или применил нормы материального либо про-цессуального права, неверно установил фактические обстоятельства конкретного дела.

Реализуя на основе Конституции Российской Федерации, исходя из конституцион-ных целей и ценностей, общепризнанных принципов и норм международного права и международных обязательств России, свои дискреционные полномочия, федеральный законодатель, чьи пределы усмотрения при определении системы судебных инстанций, последовательности и процедур обжалования, оснований для отмены или изменения судебных актов вышестоящими судами достаточно широки, предусмотрел в Граждан-ском процессуальном кодексе Российской Федерации возможность проверки судебных решений, не вступивших в законную силу, в суде апелляционной инстанции (глава 39), а также производство в судах кассационной и надзорной инстанций и пересмотр по вновь открывшимся или новым обстоятельствам судебных решений, вступивших в за-конную силу (главы 41, 411 и 42).

В силу конституционной природы правосудия, вытекающей из фундаментального права каждого на защиту его прав и свобод в суде, вышестоящий суд, выявив основа-ния для отмены или изменения проверяемого судебного решения (статьи 330, 387, 3919

и 392 ГПК Российской Федерации), во всех случаях обязан осуществить возложенные на него полномочия и отменить или изменить ошибочный судебный акт с тем, чтобы не допустить его существования в правовом поле, учитывая обязательность судебных решений для всех без исключения органов государственной власти и местного само-управления, общественных объединений, должностных лиц, граждан, организаций (статья 13 ГПК Российской Федерации). В противном случае оказываются не выпол-ненными задачи гражданского судопроизводства, состоящие в правильном рассмотре-нии и разрешении гражданских дел в целях защиты нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов субъектов гражданских и иных правоотношений (статья 2 ГПК Российской Федерации).

2.2. Право на судебную защиту и на восстановление прав, свобод и законных ин-тересов предполагает скорейшее исполнение вступившего в законную силу судебного решения, а в случаях, предусмотренных законом, – немедленное исполнение решений суда первой инстанции до их проверки вышестоящим судом и вступления в законную силу. Данные требования соотносятся как с положениями Конституции Российской Федерации, так и с нормами международного права, являющимися согласно ее ста-тье 15 (часть 4) составной частью российской правовой системы, о праве каждого на эффективное восстановление в правах компетентным судом (статья 8 Всеобщей де-кларации прав человека) и праве на справедливое судебное разбирательство (статья 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод).

В связи с этим – учитывая также процессуальные сроки для подачи апелляцион-ной, кассационной и надзорной жалоб в соответствующий суд (статьи 321, 376 и 3912 ГПК Российской Федерации) и возможность их восстановления по заявлению заинте-

35 ВКС


¹ 40-Ï


ресованных лиц в случае пропуска по уважительной причине – предметом проверки в апелляционном, кассационном или надзорном порядке выступают и судебные ре-шения, уже исполненные должником добровольно либо уполномоченным на то орга-ном принудительно, причем органы принудительного исполнения не наделены правом оспорить судебное решение, на основании которого выдан поступивший к ним испол-нительный документ. Тем самым не исключается вероятность исполнения судебного акта, вынесенного с нарушением норм права, а значит, подлежащего отмене с приня-тием нового решения самим вышестоящим судом или с направлением дела на новое рассмотрение в нижестоящий суд. Решение же об отказе в иске полностью или в части, о прекращении производства по делу либо оставлении заявления без рассмотрения, вынесенное по итогам пересмотра дела о взыскании денежных сумм с учетом при-менимых правовых принципов – конституционных, конвенционных и отраслевых –и при неукоснительном соблюдении норм права, свидетельствует об ошибочности взыскания с ответчика в пользу истца всего того, что было ему присуждено отменен-ным судебным актом, и, следовательно, о лишении ответчика имущества посредством предъявления к нему необоснованного требования, удовлетворенного судом.

Отмена исполненного судебного решения означает отпадение правомерного осно-вания приобретения имущества, вследствие чего оно считается, как правило, неосно-вательно приобретенным. Восстановление прав ответчика в таких случаях осуществи-мо путем возвращения ему того, что с него взыскано в пользу истца, т.е. посредством поворота исполнения отмененного решения суда. Правомочие произвести поворот исполнения и порядок его реализации закреплены статьями 443, 444 и 445 ГПК Рос-сийской Федерации, что, как указал Конституционный Суд Российской Федерации, на-правлено на установление дополнительных гарантий защиты прав стороны по делу, потерпевшей от предъявления к ней необоснованного требования, и само по себе не может считаться нарушающим конституционные права и свободы граждан (определе-ния от 19 декабря 2017 года № 3024-О, от 24 апреля 2018 года № 1056-О и др.).

2.3. Согласно статье 445 ГПК Российской Федерации суд, рассматривающий дело в суде апелляционной, кассационной или надзорной инстанции, если он своим решением, определением или постановлением окончательно разрешает спор, либо прекращает про-изводство по делу, либо оставляет заявление без рассмотрения, обязан разрешить вопрос о повороте исполнения решения суда или передать дело на разрешение суда первой ин-станции (часть первая); если в решении, определении или постановлении вышестоящего суда нет никаких указаний на поворот исполнения решения суда, ответчик вправе подать соответствующее заявление в суд первой инстанции (часть вторая); в случае отмены в суде апелляционной инстанции решения суда по делу о взыскании алиментов поворот исполнения решения суда допускается, только если отмененное решение суда было ос-новано на сообщенных истцом ложных сведениях или представленных им подложных документах; в случае отмены в кассационном или надзорном порядке решений суда по делам о взыскании денежных сумм по требованиям, вытекающим из трудовых отноше-ний, о взыскании вознаграждения за использование прав на произведения науки, лите-ратуры и искусства, исполнения, открытия, изобретения, полезные модели, промышлен-ные образцы, о взыскании алиментов, о возмещении вреда, причиненного увечьем или иным повреждением здоровья либо смертью кормильца, поворот исполнения решения допускается, если отмененное решение суда было основано на сообщенных истцом лож-ных сведениях или представленных им подложных документах (часть третья).

Из приведенных законоположений следует, что институт поворота исполнения может быть применен не ко всем вступившим в законную силу судебным решениям, отмененным вышестоящими судами. Так, поворот исполнения решения суда по делам о взыскании денежных сумм по требованиям, вытекающим из трудовых отношений, о возмещении вреда, причиненного увечьем или иным повреждением здоровья, допу-скается только в случаях, когда отмененное решение принято вследствие действий са-мого истца, прямо указанных в части третьей статьи 445 ГПК Российской Федерации.

36 ВКС


¹ 40-Ï


Данное регулирование, предполагающее, что поворот исполнения недопустим, если на лицо, будь он произведен, возлагалось бы обременение, не соответствующее положению этого лица как выступающего более слабой стороной в правоотношени-ях или, исходя из характера спора, как находящегося в тяжелой жизненной ситуации, хотя и не предопределено Конституцией Российской Федерации непосредственно, но отражает гуманистические начала российского законодательства и согласуется с обя-занностью федерального законодателя при выборе тех или иных процедур судопроиз-водства, включая механизм восстановления прав ответчика, нарушенных взысканием денежных сумм в пользу истца на основании ошибочного судебного решения, впо-следствии отмененного вышестоящим судом, непротиворечиво регламентировать от-ношения в этой сфере, создавать для них стабильную правовую основу и не ставить под сомнение конституционный принцип равенства путем приоритетной защиты прав лишь одной из сторон судопроизводства.

3. Конституция Российской Федерации провозглашает Россию социальным госу-дарством, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих до-стойную жизнь и свободное развитие человека, и в котором охраняются труд и здоро-вье людей, устанавливаются гарантии социальной защиты (статья 7), каждый имеет право на труд в условиях, отвечающих требованиям безопасности и гигиены (статья 37, часть 3), на социальное обеспечение по возрасту, в случае болезни, инвалидности, потери кормильца, для воспитания детей и в иных случаях, предусмотренных законом (статья 39, часть 1).

Закрепляя данные права, Конституция Российской Федерации не конкретизирует порядок, основания и размеры возмещения вреда, причиненного здоровью, что – при-нимая во внимание ее статьи 35 (часть 3) и 41 (часть 1) о праве на охрану здоровья как неотчуждаемого блага, без которого утрачивают свое значение многие другие блага и ценности, а также о гарантиях защиты имущественных интересов граждан, в том числе осуществляющих трудовую деятельность, – предопределяет обязанность государства установить в отраслевом законодательстве действенный организационно-правовой ме-ханизм восполнения имущественных потерь, вызванных утратой трудоспособности ввиду причинения вреда здоровью в связи с исполнением трудовых обязанностей. При этом государство должно стремиться к максимальному социальному эффекту в соот-ветствующей сфере, используя для этого все необходимые правовые средства, включая обязательное социальное страхование от несчастных случаев на производстве и про-фессиональных заболеваний.

3.1. Действуя в рамках предоставленных ему полномочий, федеральный законода-тель урегулировал отношения по обязательному социальному страхованию от несчаст-ных случаев на производстве и профессиональных заболеваний в Трудовом кодексе Российской Федерации (статьи 184 и 219–231) и Федеральном законе от 24 июля 1998 года № 125-ФЗ «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний», имея целью гарантировать как социальную защиту в широком смысле слова, так и социальное обеспечение застра-хованных и иных указанных в законе лиц при наступлении страхового случая и тем самым – во исполнение предписаний статей 7, 35, 37, 39 и 41 Конституции Российской Федерации – способствовать созданию безопасных условий труда и возмещению вре-да, причиненного здоровью работника в результате произошедшего на производстве несчастного случая или приобретенного им профессионального заболевания.

Согласно Федеральному закону «Об обязательном социальном страховании от не-счастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний» обязательное социальное страхование от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний предусматривает, в частности, социальную защиту застрахованных и воз-мещение вреда, причиненного их жизни и здоровью при исполнении ими обязанно-стей по трудовому договору, путем предоставления в полном объеме всех необходи-мых видов обеспечения по страхованию (пункт 1 статьи 1), которое, в свою очередь,

37 ВКС


¹ 40-Ï


определяется как страховое возмещение вреда, причиненного в результате наступле-ния страхового случая жизни и здоровью застрахованного, в виде денежных сумм, выплачиваемых либо компенсируемых страховщиком застрахованному или лицам, имеющим на это право (абзац четырнадцатый статьи 3). Данный Федеральный закон в числе основных видов обеспечения по страхованию называет ежемесячные страховые выплаты застрахованному (абзац третий подпункта 2 пункта 1 статьи 8), устанавливает основания их назначения и период выплаты – в течение всего времени стойкой утраты застрахованным профессиональной трудоспособности (пункт 3 статьи 10), размер и возможность дальнейшего перерасчета исходя из индекса роста потребительских цен (статья 12), не ограничивая права застрахованных на возмещение причиненного вреда в части, превышающей обеспечение по страхованию, предусмотренное данным Феде-ральным законом (пункт 2 статьи 1).

Конституционный Суд Российской Федерации в сохраняющих свою силу решени-ях отметил, что закрепленный в Федеральном законе «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболева-ний» принцип гарантированности возмещения причиненного вреда предполагает за-щиту нарушенных прав в полном объеме (определения от 1 декабря 2005 года № 460-О и от 3 ноября 2006 года № 445-О); в силу пункта 2 статьи 1 данного Федерального закона предусмотренное им право застрахованных на возмещение вреда в части, пре-вышающей обеспечение по страхованию, не ограничивается: работодатель несет от-ветственность за вред, причиненный жизни или здоровью работника при исполнении им трудовых обязанностей, в порядке главы 59 ГК Российской Федерации об обяза-тельствах вследствие причинения вреда (определения от 11 июля 2006 года № 301-О и от 21 декабря 2006 года № 580-О), в которой, в частности, определены объем и характер возмещения вреда, причиненного гражданину повреждением здоровья при исполнении им договорных обязательств, а также размер подлежащего возмещению утраченного потерпевшим заработка (дохода) (статьи 1084, 1085 и 1086).

Таким образом, предусмотренные Федеральным законом «Об обязательном со-циальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний» ежемесячные страховые выплаты застрахованным лицам в связи с на-ступлением страхового случая (подтвержденного в надлежащем порядке факта по-вреждения здоровья вследствие несчастного случая на производстве или професси-онального заболевания) в установленном данным Федеральным законом размере, в том числе с учетом его индексации (один раз в год исходя из индекса роста потре-бительских цен), являясь одним из видов обеспечения по страхованию, направлены на возмещение вреда, причиненного здоровью застрахованного при исполнении им обязанностей по трудовому договору. Предназначение этого обеспечения в механизме правового регулирования и его целевую направленность не меняет то обстоятельство, что оно предоставляется Фондом социального страхования Российской Федерации как особым субъектом соответствующих правоотношений, публично-правовая природа которого тем более предполагает – с тем чтобы был достигнут баланс конституцион-но защищаемых ценностей – учет тяжелой жизненной ситуации, в которой находится лицо, чьему здоровью причинен вред.

3.2. Как следует из правоприменительной практики, включая дела с участием В.С.Волосникова, с 2015 года при решении вопроса о возможности поворота испол-нения отмененного в кассационном или надзорном порядке решения суда по делу о взыскании ежемесячных страховых выплат, предусмотренных Федеральным законом «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний», суды не относят такие выплаты к денежным сум-мам в возмещение вреда, причиненного увечьем или иным повреждением здоровья, указывая, что страховщик и застрахованный не являются субъектами возникающих вследствие причинения вреда обязательств, и обязывают гражданина, в пользу кото-рого ранее на основании вступившего в законную силу решения суда были взысканы

38 ВКС


¹ 40-Ï


такие выплаты (в том числе с учетом их индексации), возвратить страховщику – Фонду социального страхования Российской Федерации (его территориальному органу) соот-ветствующие суммы.

Между тем гражданин, получивший в порядке исполнения судебного решения еже-месячные страховые выплаты, предусмотренные данным Федеральным законом, не должен претерпевать всю полноту неблагоприятных последствий (поворота исполне-ния решения) в случаях, если это решение отменено судом кассационной или надзорной инстанции как ошибочное, притом что отмененное решение не было основано на со-общенных истцом ложных сведениях или представленных им подложных документах.

Соответствующий подход нашел отражение в статье 1109 ГК Российской Федера-ции, согласно подпункту 3 которой не подлежат возврату в качестве неосновательного обогащения суммы в возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью, предо-ставленные гражданину в качестве средства к существованию, при отсутствии недо-бросовестности с его стороны и счетной ошибки. Как указал Конституционный Суд Российской Федерации, предусмотренное главой 60 данного Кодекса правовое регули-рование обязательств вследствие неосновательного обогащения, а значит, и его статья 1109, не исключает использования института неосновательного обогащения за преде-лами гражданско-правовой сферы и обеспечения тем самым с его помощью баланса публичных и частных интересов, отвечающего конституционным требованиям о недо-пустимости осуществления прав и свобод человека и гражданина с нарушением прав и свобод других лиц, а также принципам равенства и справедливости (постановления от 24 марта 2017 года № 9-П и от 26 февраля 2018 года № 10-П).

Следовательно, судам при рассмотрении в конкретном деле вопроса о возможно-сти поворота исполнения судебного решения, отмененного в кассационном или над-зорном порядке, о присуждении ежемесячных страховых выплат, предусмотренных Федеральным законом «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний» (в том числе с учетом их индексации), исходя из их общего предназначения – в системе действующего правово-го регулирования – с суммами, выплачиваемыми работодателем в возмещение вреда, причиненного жизни или здоровью работника, по правилам, определенным главой 59 ГК Российской Федерации, следует руководствоваться абзацем вторым части третьей статьи 445 ГПК Российской Федерации.

4. Таким образом, абзац второй части третьей статьи 445 ГПК Российской Федера-ции не противоречит Конституции Российской Федерации, поскольку содержащееся в нем положение по своему конституционно-правовому смыслу не предполагает пово-рот исполнения решения суда о взыскании в пользу застрахованного лица ежемесяч-ных страховых выплат в связи с наступлением страхового случая (подтвержденного в установленном порядке факта повреждения здоровья вследствие несчастного случая на производстве или профессионального заболевания) в предусмотренном Федераль-ным законом «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на производстве и профессиональных заболеваний» размере, в том числе с учетом ин-дексации данных выплат, в случае отмены такого судебного решения в кассационном или надзорном порядке, если отмененное решение не было основано на сообщенных истцом ложных сведениях или представленных им подложных документах.



1. Признать абзац второй части третьей статьи 445 ГПК Российской Федерации не противоречащим Конституции Российской Федерации, поскольку – по своему консти-туционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования – со-держащееся в нем положение не может служить основанием для поворота исполнения

39 ВКС


¹ 40-Ï


решений суда о взыскании в пользу гражданина предусмотренных Федеральным за-коном «Об обязательном социальном страховании от несчастных случаев на произ-водстве и профессиональных заболеваний» ежемесячных страховых выплат в установ-ленном данным Федеральным законом размере, в том числе с учетом их индексации, в случае отмены таких судебных решений в кассационном или надзорном порядке, при условии что отмененное решение не было основано на сообщенных истцом ложных сведениях или представленных им подложных документах.

2. Выявленный в настоящем Постановлении конституционно-правовой смысл абзаца второго части третьей статьи 445 ГПК Российской Федерации является обще-обязательным, что исключает любое иное его истолкование в правоприменительной практике.

3. Правоприменительные решения, принятые по делам гражданина Волосникова Владимира Степановича на основании абзаца второго части третьей статьи 445 ГПК Российской Федерации в истолковании, расходящемся с его конституционно-право-вым смыслом, выявленным в настоящем Постановлении, подлежат пересмотру в уста-новленном порядке.



40 ВКС


ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ñòàòüè 46 Ôåäåðàëüíîãî çàêîíà «Îá ñòàòüè 46 Ôåäåðàëüíîãî çàêîíà «Îá îáðàçîâàíèè â Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè» îáðàçîâàíèè â Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè» â ñâÿçè ñ æàëîáîé ãðàæäàíêè â ñâÿçè ñ æàëîáîé ãðàæäàíêè È.Â.ÑåðåãèíîéÈ.Â.Ñåðåãèíîé


ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

¹ 41-Ï



Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д.Зорькина, судей К.В.Арановского, А.И.Бойцова, Н.С.Бондаря, Г.А.Гаджиева, Ю.М.Данилова, Л.М.Жарковой, С.М.Казанцева, С.Д.Князева, А.Н.Кокотова, С.П.Маврина, Н.В.Мельникова, В.Г.Ярославцева,

с участием полномочного представителя Государственной Думы в Конституцион-ном Суде Российской Федерации М.П.Беспаловой, представителя Совета Федерации –председателя комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и государственному строительству А.А.Клишаса, полномочного представителя Пре-зидента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В.Кротова,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пун-ктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Конститу-ционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности статьи 46 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации».

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба гражданки И.В.Серегиной. Осно-ванием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствует ли Конституции Российской Федерации оспариваемое заявитель-ницей законоположение.

Заслушав сообщение судьи-докладчика А.Н.Кокотова, объяснения представителей стороны, издавшей и подписавшей оспариваемый акт, выступления приглашенных в за-седание полномочного представителя Правительства Российской Федерации в Консти-туционном Суде Российской Федерации М.Ю.Барщевского, а также представителей: от Министерства юстиции Российской Федерации – М.А.Мельниковой, от Генерального прокурора Российской Федерации – Т.А.Васильевой, исследовав представленные до-кументы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации


1. Заявительница по настоящему делу гражданка И.В.Серегина оспаривает кон-ституционность статьи 46 Федерального закона от 29 декабря 2012 года № 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации», в соответствии с которой право на заня-тие педагогической деятельностью имеют лица, имеющие среднее профессиональное или высшее образование и отвечающие квалификационным требованиям, указанным в квалификационных справочниках, и (или) профессиональным стандартам (часть 1); номенклатура должностей педагогических работников организаций, осуществляющих образовательную деятельность, должностей руководителей образовательных органи-заций утверждается Правительством Российской Федерации (часть 2).

1.1. Как следует из представленных Конституционному Суду Российской Феде-рации материалов, И.В.Серегина с 1990 года работала воспитателем детского сада, в

41 ВКС


¹ 41-Ï


том числе с 1 февраля 2006 года – воспитателем в муниципальном бюджетном до-школьном образовательном учреждении «Детский сад № 22 городского округа – город Камышин». Согласно справке, выданной ректором федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего образования «Волгоградский го-сударственный социально-педагогический университет», в 1992 году она завершила обучение по специальности «математика» в заочной форме обучения, государствен-ную итоговую аттестацию не проходила.

По итогам аттестации 24 декабря 2007 года И.В.Серегиной была присвоена вторая квалификационная категория, а приказом министерства образования и науки Волго-градской области от 26 декабря 2012 года установлена первая квалификационная кате-гория сроком на пять лет.

В августе 2017 года заявительница была уведомлена о том, что трудовой договор с ней будет расторгнут, в связи с тем что она не соответствует требованиям, предъявляе-мым к образованию педагогических работников частью 1 статьи 46 Федерального зако-на «Об образовании в Российской Федерации»; ей была предложена иная должность –уборщик служебных помещений, от замещения которой И.В.Серегина отказалась. Приказом от 31 августа 2017 года она была уволена по основанию, предусмотренному пунктом 13 части первой статьи 83 Трудового кодекса Российской Федерации, – воз-никновение установленных данным Кодексом, иным федеральным законом и исклю-чающих возможность исполнения работником обязанностей по трудовому договору ограничений на занятие определенными видами трудовой деятельности.

Считая свое увольнение незаконным, И.В.Серегина обратилась в Камышинский го-родской суд Волгоградской области, который решением от 4 декабря 2017 года, остав-ленным без изменения судами вышестоящих инстанций, отказал в удовлетворении ее исковых требований к муниципальному бюджетному дошкольному образовательному учреждению «Детский сад № 22 городского округа – город Камышин» о признании неза-конным и отмене приказа о расторжении с ней трудового договора, восстановлении ее на работе в должности воспитателя, взыскании в ее пользу среднего заработка за время вы-нужденного прогула, компенсации морального вреда и возмещении судебных расходов.

По мнению заявительницы, статья 46 Федерального закона «Об образовании в Рос-сийской Федерации» не соответствует Конституции Российской Федерации, ее статьям 1, 2, 17 (часть 1), 18, 19, 37, 54 (часть 1) и 55, поскольку по смыслу, придаваемому ей правоприменительной практикой, позволяет увольнять педагогического работника в связи с отсутствием у него диплома о среднем или высшем педагогическом образова-нии, не принимая во внимание осуществление им трудовой деятельности до вступле-ния в силу оспариваемого законоположения, компетентность работника и достаточный практический опыт педагогической деятельности, выполнение им качественно и в пол-ном объеме обязанностей по занимаемой должности.

1.2. В соответствии со статьями 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», проверяя по жалобе гражданина, объединения граждан конституционность законоположений, примененных в конкрет-ном деле, рассмотрение которого завершено в суде, и затрагивающих конституцион-ные права и свободы, на нарушение которых ссылается заявитель, Конституционный Суд Российской Федерации принимает постановление только по предмету, указанному в жалобе, и лишь в отношении той части акта, конституционность которой подвергает-ся сомнению, оценивая как буквальный смысл рассматриваемых законоположений, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкованием или сложившейся право-применительной практикой, а также исходя из их места в системе правовых норм, не будучи связанным при принятии решения основаниями и доводами, изложенными в жалобе.

Между тем часть 2 статьи 46 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации», закрепляющая полномочие Правительства Российской Федерации по утверждению номенклатуры должностей педагогических работников организаций,

42 ВКС


¹ 41-Ï


осуществляющих образовательную деятельность, должностей руководителей образо-вательных организаций, не устанавливает условий предоставления права на занятие педагогической деятельностью и не может расцениваться как затрагивающая консти-туционные права заявительницы.

Следовательно, в силу пункта 2 статьи 43 и статьи 68 Федерального конституцион-ного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» производство по насто-ящему делу в части, касающейся проверки конституционности части 2 статьи 46 Феде-рального закона «Об образовании в Российской Федерации», подлежит прекращению.

Таким образом, предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу является часть 1 статьи 46 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации» в той мере, в какой она служит нормативным основанием для решения вопроса об увольнении воспитателя дошкольной образова-тельной организации в связи с отсутствием у него среднего профессионального или высшего образования.

2. В Российской Федерации как правовом и социальном государстве, политика ко-торого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свобод-ное развитие человека, охраняются труд и здоровье людей (статья 1, часть 1; статья 7 Конституции Российской Федерации). Исходя из того что возможность собственным трудом обеспечить себе и своим близким средства к существованию представляет со-бой естественное благо, без которого утрачивают значение многие другие блага и цен-ности, Конституция Российской Федерации в числе основных прав и свобод челове-ка, неотчуждаемых и принадлежащих каждому от рождения, признает свободу труда, право каждого свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию (статья 17, части 1 и 2; статья 37, часть 1).

Свобода труда предполагает обеспечение каждому возможности на равных с дру-гими гражданами условиях и без какой-либо дискриминации вступать в трудовые от-ношения, которые основаны на личном выполнении работником обусловленной трудо-вым договором работы и носят длящийся характер.

2.1. В силу неоднократно выраженной Конституционным Судом Российской Фе-дерации правовой позиции, утверждая приоритет личности и ее прав во всех сферах, Конституция Российской Федерации обязывает государство охранять достоинство личности как необходимую предпосылку и основу всех других неотчуждаемых прав и свобод человека, условие их признания и соблюдения и ничто не может быть осно-ванием для умаления достоинства личности. В сфере правового регулирования тру-довых отношений это предполагает, в частности, – в соответствии с вытекающими из взаимосвязанных положений статей 1 (часть 1), 2, 17 (части 1 и 2), 18, 19 (части 1 и 2) и 55 (части 2 и 3) Конституции Российской Федерации принципами правовой опреде-ленности и поддержания доверия граждан к закону и действиям государства – обязан-ность государства гарантировать гражданам, длительное время состоящим в трудовых отношениях и успешно осуществляющим профессиональную деятельность, уважение достоинства и трудовой чести при изменении правового регулирования, с тем чтобы обеспечить учет их прав и законных интересов и не допустить изменения их правового положения исключительно на основе формальных критериев.

Такой подход согласуется и с конституционными принципами равенства и спра-ведливости, из которых вытекает необходимость равного обращения с лицами, находя-щимися в равных условиях, и соблюдение которых означает, помимо прочего, запрет вводить не имеющие объективного и разумного оправдания различия в правах лиц, находящихся в одинаковых или сходных обстоятельствах (постановления Конститу-ционного Суда Российской Федерации от 24 мая 2001 года № 8-П, от 3 июня 2004 года№ 11-П, от 5 апреля 2007 года № 5-П, от 10 ноября 2009 года № 17-П, от 24 октября 2012 года № 23-П и др.).

Следовательно, оценка соответствия выполняемой работе (занимаемой долж-ности) лиц, занятых одинаковой профессиональной деятельностью (занимающих

43 ВКС


¹ 41-Ï


одинаковые должности), должна осуществляться с использованием одинаковых критериев, позволяющих принимать во внимание результаты профессиональной де-ятельности работников и их отношение к труду, их деловые качества, а не основы-ваться исключительно на факте отсутствия у работника требуемого профессиональ-ного образования, притом что трудовой договор с ним был заключен на основании решения работодателя в рамках действовавшего правового регулирования.

2.2. Как следует из правовых позиций Конституционного Суда Российской Фе-дерации, в правовом социальном государстве, каковым является Российская Федера-ции, при осуществлении правового регулирования законодатель должен соблюдать баланс интересов как непосредственных участников соответствующих обществен-ных отношений, так и лиц, для которых эти отношения имеют значение (постановле-ния от 24 января 2002 года № 3-П, от 8 июня 2010 года № 13-П, от 14 мая 2012 года № 11-П, от 4 июня 2015 года № 13-П и др.).

В сфере образования, в том числе дошкольного, значение имеют не только ин-тересы работников и образовательных организаций, но и – главным образом – ин-тересы несовершеннолетних, создание условий для их личностного развития, са-моопределения и социализации, формирования у них готовности к саморазвитию и ответственному отношению к своей жизни на основе социокультурных, духовно-нравственных ценностей и принятых в обществе правил и норм поведения.

Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 18 июля 2013 года № 19-П подчеркнул особую ответственность педагогических работников, про-фессиональная деятельность которых связана с реализацией закрепленного статьей 43 Конституции Российской Федерации права каждого на образование, включая до-школьное образование, и с обеспечением благополучного и защищенного детства как конституционно признаваемой обязанности государства, вытекающей из статей 7 (часть 2) и 38 (часть 1) Конституции Российской Федерации.

В силу приведенных конституционных предписаний на государстве лежит обязанность обеспечить такую организацию учебно-воспитательного процесса в образовательной организации, которая отвечала бы задачам получения качествен-ного и соответствующего современным требованиям образования, гарантируя при этом надлежащую заботу о детях и бережное отношение к ним. Это требует в том числе формирования в каждой образовательной организации высокопро-фессионального педагогического коллектива, каждый член которого по своим де-ловым и нравственным качествам способен участвовать в процессе образования. В целях достижения этой задачи государство вправе установить квалификацион-ные требования, предъявляемые на основе принципа равенства ко всем лицам, которые, реализуя конституционное право на свободное распоряжение своими способностями к труду, избрали в качестве профессиональной педагогическую деятельность.

Такие требования, как следует из правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, должны быть обусловлены спецификой профессиональ-ной деятельности (постановления от 27 декабря 1999 года № 19-П, от 16 июля 2007 года № 12-П и от 27 ноября 2009 года № 18-П; определения от 24 октября 2013 года№ 1592-О и от 22 января 2014 года № 95-О), в том числе педагогической деятельно-сти, заключающейся в непосредственном воздействии на личность ребенка.

3. Часть 1 статьи 46 Федерального закона «Об образовании в Российской Феде-рации» устанавливает общие требования, предъявляемые к лицам, поступающим на работу, связанную с осуществлением педагогической деятельности.

Данному законоположению корреспондирует предписание части первой статьи 331 Трудового кодекса Российской Федерации, предусматривающее, что к педагоги-ческой деятельности допускаются лица, имеющие образовательный ценз, который определяется в порядке, установленном законодательством Российской Федерации в сфере образования.

44 ВКС


¹ 41-Ï


Предъявление повышенных требований к уровню образования лиц, отвечающих по роду своей деятельности за воспитание и образование несовершеннолетних, на-правлено на достижение такой конституционно значимой цели, как защита интере-сов несовершеннолетних, поскольку детство – это период физической, умственной и психологической незрелости и одновременно важнейший этап развития личности, на котором закладываются основы моральных и нравственных качеств, формируются мировоззрение и взгляды, определяющие жизненные принципы и перспективы (По-становление Конституционного Суда Российской Федерации от 18 июля 2013 года№ 19-П). Законодательное введение указанных требований согласуется также с пун-ктом 2 статьи 1 Конвенции МОТ № 111 1958 года относительно дискриминации в об-ласти труда и занятий, предусматривающим, что всякое различие, исключение или предпочтение, основанные на специфических требованиях, связанных с определенной работой, не считаются дискриминацией.

Таким образом, оспариваемое регулирование само по себе, будучи направленным на защиту прав и законных интересов несовершеннолетних и обеспечение им надле-жащего уровня образования, не выходит за пределы правотворческих полномочий фе-дерального законодателя.

4. По своему предназначению в механизме правового регулирования трудовых от-ношений часть 1 статьи 46 Федерального закона «Об образовании в Российской Феде-рации» направлена на исключение замещения должностей педагогов, воспитателей в образовательных организациях лицами, не имеющими профессиональной подготовки соответствующего уровня.

Следовательно, установленные ею требования должны, по общему правилу, при-меняться при решении вопроса о приеме на работу, поскольку именно на этом эта-пе оцениваются деловые качества гражданина, его способность выполнять работу по определенной профессии, должности, в том числе наличие профессионального образования. Как следует из подзаконных нормативных актов Министерства образо-вания и науки Российской Федерации, возможность назначения на соответствующие должности педагогических работников лиц, не имеющих среднего профессионального или высшего образования, не исключается (пункт 23 Порядка проведения аттестации педагогических работников организаций, осуществляющих образовательную деятель-ность, утвержденного приказом Министерства образования и науки Российской Фе-дерации от 7 апреля 2014 года № 276). Такое назначение осуществляется в порядке исключения по рекомендации аттестационной комиссии.

Что же касается периода до вступления в силу Федерального закона «Об обра-зовании в Российской Федерации», то согласно сложившейся практике – в том чис-ле на основании пункта 9 раздела «Квалификационные характеристики должностей работников образования» Единого квалификационного справочника должностей ру-ководителей, специалистов и служащих (утвержден приказом Министерства здраво-охранения и социального развития Российской Федерации от 26 августа 2010 года№ 761н), которым была предусмотрена возможность назначения на соответствующие должности наряду с лицами, имеющими специальную подготовку и стаж работы, лиц, не имеющих такой подготовки, но обладающих достаточным практическим опытом и компетентностью, выполняющих качественно и в полном объеме возложенные на них должностные обязанности, – лица, не имеющие среднего профессионального или выс-шего образования, принимались на работу воспитателями дошкольных образователь-ных организаций, тем более если профессиональную педагогическую деятельность они совмещали с обучением в высшем учебном заведении.

Таким образом, граждане, не имеющие необходимого профессионального образо-вания, могли занимать должность воспитателя дошкольной образовательной организа-ции. При этом их правовое положение в процессе осуществления профессиональной деятельности ничем не отличалось от положения тех работников, которые при приеме на работу в полной мере соответствовали установленным квалификационным требо-

45 ВКС


¹ 41-Ï


ваниям в части наличия профессионального образования соответствующего уровня, поскольку правовой статус работника в трудовых правоотношениях определяется главным образом выполняемой работой (занимаемой должностью) и условиями труда.

Следовательно, при введении в действие Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации» не предполагалось, что оценке будет подвергаться наличие требуемого в соответствии с ним профессионального образования у педагогических работников, уже состоящих в трудовых отношениях и успешно осуществляющих про-фессиональную деятельность.

Этот вывод подтверждается согласованной позицией Министерства образования и науки Российской Федерации и Профессионального союза работников народного об-разования и науки Российской Федерации о недопустимости расторжения трудового договора с воспитателем или учителем, который формально не соответствует требова-ниям части 1 статьи 46 Федерального закона «Об образовании в Российской Федера-ции», однако принят на работу до вступления в силу указанного Федерального закона (письмо Министерства образования и науки Российской Федерации от 13 октября 2016 года № НТ-1295/12).

5. Согласно действующему правовому регулированию в сфере труда уровень ква-лификации лиц, состоящих в трудовых отношениях, их соответствие занимаемой должности, выполняемой работе могут быть предметом проверки в процессе прове-дения периодической, в том числе внеочередной, или однократной аттестации. При этом работодатель обладает широкими полномочиями, позволяющими ему обеспечить надлежащее исполнение работником трудовых обязанностей, в том числе расторгнуть с ним трудовой договор в случае несоответствия занимаемой должности или выполня-емой работе вследствие недостаточной квалификации, подтвержденной результатами аттестации (пункт 3 части первой статьи 81 Трудового кодекса Российской Федерации).

Воспитатель дошкольной образовательной организации, равно как и другие пе-дагогические работники, подлежит периодической аттестации, в процессе которой всесторонне оценивается его трудовая деятельность и делается вывод о соответствии (или несоответствии) занимаемой должности. Если аттестационная комиссия выно-сит решение о том, что профессиональные, деловые качества воспитателя дошкольной образовательной организации, не имеющего соответствующего образования, но дли-тельное время осуществляющего профессиональную педагогическую деятельность, позволяют ему успешно выполнять обязанности, возложенные на него трудовым дого-вором, а результаты его профессиональной деятельности оцениваются положительно, нет оснований полагать, что отсутствие у него требуемого уровня профессионального образования создает препятствия для добросовестного исполнения им трудовых обя-занностей и, следовательно, нарушает интересы детей и их законных представителей.

Соответственно, для обеспечения эффективной организации трудового процесса в сфере дошкольного образования нет необходимости использовать иные правовые ме-ханизмы, которые без учета мнения работодателя и аттестационной комиссии допуска-ют прекращение трудовых отношений с работником исключительно по формальным основаниям. В противном случае допускалось бы увольнение работника без учета его реальной способности осуществлять профессиональную деятельность, обусловлен-ную заключенным трудовым договором, правовой природы трудовых отношений, ос-нову которых составляет выполнение трудовой функции в интересах, под управлением и контролем работодателя, а также интересов и полномочий работодателя, который, как это следует из правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, вправе самостоятельно, под свою ответственность принимать необходимые кадровые решения по подбору, расстановке и увольнению работников (Постановление от 24 ян-варя 2002 года № 3-П).

Согласно представленным материалам, на момент вступления в силу Федераль-ного закона «Об образовании в Российской Федерации» (1 сентября 2013 года) за-явительница состояла в трудовых отношениях и, несмотря на отсутствие среднего

46 ВКС


¹ 41-Ï


профессионального и высшего образования, была по итогам аттестации признана соответствующей должности «воспитатель»; приказом министерства образования и науки Волгоградской области от 26 декабря 2012 года ей была присвоена первая ква-лификационная категория, установленная по итогам аттестации сроком на пять лет. Таким образом, согласно пункту 30 Порядка аттестации педагогических работников государственных и муниципальных образовательных учреждений (утвержден прика-зом Министерства образования и науки Российской Федерации от 24 марта 2010 года № 209), действовавшего до вступления в силу приказа Министерства образования и науки Российской Федерации от 7 апреля 2014 года № 276, И.В.Серегина была при-знана педагогическим работником, который владеет современными образовательными технологиями и методиками и эффективно применяет их в практической профессио-нальной деятельности, вносит личный вклад в повышение качества образования на основе совершенствования методов обучения и воспитания, имеет стабильные резуль-таты освоения обучающимися, воспитанниками образовательных программ и показа-тели динамики их достижений выше средних в субъекте Российской Федерации. Со-мнений в ее способности осуществлять педагогическую деятельность по занимаемой должности не возникало, не исключено, что в том числе и по причине завершения И.В.Серегиной в 1992 году обучения по образовательной программе высшего про-фессионального образования без прохождения государственной итоговой аттестации, что согласно действовавшему ранее правовому регулированию признавалось в каче-стве первого уровня высшего профессионального образования, т.е. неполным высшим образованием (абзац первый пункта 3 статьи 6 Федерального закона от 22 августа 1996 года № 125-ФЗ «О высшем и послевузовском профессиональном образовании», утративший силу в связи с принятием Федерального закона от 24 октября 2007 года№ 232-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Фе-дерации (в части установления уровней высшего профессионального образования)»; пункт 3.1 государственного образовательного стандарта высшего профессионального образования, утвержденного постановлением Правительства Российской Федерации от 12 августа 1994 года № 940, утратившим силу в связи с изданием постановления Правительства Российской Федерации от 21 января 2005 года № 36).

Таким образом, реализация оспариваемого законоположения в части требований к уровню образования педагогических работников, на момент вступления в силу Феде-рального закона «Об образовании в Российской Федерации» (1 сентября 2013 года) уже допущенных к профессиональной педагогической деятельности и осуществлявших ее в течение длительного времени, не могла игнорировать подтвержденную подзаконны-ми нормативными актами Министерства образования и науки Российской Федерации практику и необходимость – в соответствии с конституционными требованиями – обе-спечить всем работникам, занимающим одинаковые должности, равное отношение при оценке их соответствия занимаемой должности (выполняемой работе). Следова-тельно, само по себе отсутствие у таких педагогических работников соответствующего образования не может служить причиной увольнения их с работы, если они успешно осуществляют профессиональную педагогическую деятельность.

6. Увольнение И.В.Серегиной произведено в 2017 году, через четыре года после вступления в силу оспариваемого законоположения, и связано в том числе с введением в действие профессиональных стандартов.

6.1. Федеральным законом от 3 декабря 2012 года № 236-ФЗ «О внесении измене-ний в Трудовой кодекс Российской Федерации и статью 1 Федерального закона «О тех-ническом регулировании» в трудовое законодательство было введено понятие профес-сионального стандарта – характеристики квалификации, необходимой работнику для осуществления определенного вида профессиональной деятельности (часть вторая статьи 1951 Трудового кодекса Российской Федерации), а Федеральный закон от 2 мая 2015 года № 122-ФЗ «О внесении изменений в Трудовой кодекс Российской Федера-ции и статьи 11 и 73 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации»

47 ВКС


¹ 41-Ï


закрепил правило о том, что профессиональные стандарты обязательны для примене-ния работодателями, если данным Кодексом, другими федеральными законами, иными нормативными правовыми актами Российской Федерации установлены требования к квалификации, необходимой работнику для выполнения определенной трудовой функ-ции (часть первая статьи 1953 Трудового кодекса Российской Федерации).

Порядок разработки и утверждения профессиональных стандартов, а также уста-новления тождественности наименований должностей, профессий и специальностей, содержащихся в едином тарифно-квалификационном справочнике работ и профессий рабочих, едином квалификационном справочнике должностей руководителей, специ-алистов и служащих, наименованиям должностей, профессий и специальностей, со-держащимся в профессиональных стандартах, отнесен к компетенции Правительства Российской Федерации, которое устанавливает указанные правила с учетом мнения Российской трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отноше-ний (статья 1952 Трудового кодекса Российской Федерации).

В связи с введением в трудовое законодательство понятия профессионального стандарта и принятием Федерального закона «Об образовании в Российской Федера-ции» федеральными законами от 2 июля 2013 года № 185-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации и признании утратившими силу законодательных актов (отдельных положений законодательных актов) Россий-ской Федерации в связи с принятием Федерального закона «Об образовании в Россий-ской Федерации» и от 22 декабря 2014 года № 443-ФЗ «О внесении изменений в Тру-довой кодекс Российской Федерации и Федеральный закон «О науке и государственной научно-технической политике» в части совершенствования механизмов регулирования труда научных работников, руководителей научных организаций, их заместителей» в часть первую статьи 331 Трудового кодекса Российской Федерации были внесены из-менения, закрепившие, что к педагогической деятельности допускаются лица, имею-щие образовательный ценз, который определяется в порядке, установленном законода-тельством Российской Федерации в сфере образования.

Таким образом, наряду с общим требованием к образованию педагогических ра-ботников, установленным оспариваемым законоположением, стали действовать про-фессиональные стандарты. В частности, приказом Министерства труда и социальной защиты Российской Федерации от 18 октября 2013 года № 544н был утвержден про-фессиональный стандарт «Педагог (педагогическая деятельность в сфере дошкольно-го, начального общего, основного общего, среднего общего образования) (воспитатель, учитель)», предусматривающий в качестве требований к образованию и обучению по должности «воспитатель» наличие высшего образования или среднего профессиональ-ного образования в рамках укрупненных групп направлений подготовки высшего об-разования и специальностей среднего профессионального образования «Образование и педагогические науки» либо высшего образования или среднего профессионального образования и дополнительного профессионального образования по направлению дея-тельности в образовательной организации. При этом требования к опыту практической работы названным стандартом не предъявляются.

В отличие от Единого квалификационного справочника должностей руководи-телей, специалистов и служащих профессиональный стандарт не предусматривает исключений для лиц, не отвечающих квалификационным требованиям к уровню об-разования, но обладающих достаточным практическим опытом и компетентностью, выполняющих качественно и в полном объеме возложенные на них должностные обя-занности.

6.2. Данный профессиональный стандарт применяется работодателями при фор-мировании кадровой политики и в управлении персоналом, при организации обучения и аттестации работников, заключении трудовых договоров, разработке должностных инструкций и установлении систем оплаты труда с 1 января 2017 года (пункт 2 приказа Министерства труда и социальной защиты Российской Федерации от 18 октября 2013

48 ВКС


¹ 41-Ï


года № 544н с учетом приказа Министерства труда и социальной защиты Российской Федерации от 25 декабря 2014 года № 1115н).

Постановлением Правительства Российской Федерации от 27 июня 2016 года№ 584 «Об особенностях применения профессиональных стандартов в части требо-ваний, обязательных для применения государственными внебюджетными фондами Российской Федерации, государственными или муниципальными учреждениями, государственными или муниципальными унитарными предприятиями, а также госу-дарственными корпорациями, государственными компаниями и хозяйственными об-ществами, более пятидесяти процентов акций (долей) в уставном капитале которых находится в государственной собственности или муниципальной собственности» уста-новлено, что профессиональные стандарты в части требований к квалификации, не-обходимой работнику для выполнения определенной трудовой функции, применяются в том числе государственными и муниципальными учреждениями поэтапно на основе планов по организации применения профессиональных стандартов и реализация этих планов должна быть завершена не позднее 1 января 2020 года. При этом такой план должен содержать, кроме прочего, сведения о потребности в профессиональном обра-зовании, профессиональном обучении и (или) дополнительном профессиональном об-разовании работников, полученные на основе анализа квалификационных требований, содержащихся в профессиональных стандартах, и кадрового состава организаций, и о проведении соответствующих мероприятий по образованию и обучению в установ-ленном порядке.

Как указывает Профессиональный союз работников народного образования и на-уки Российской Федерации, дата вступления в силу конкретных профессиональных стандартов означает, что может быть начата организация работы по их применению, а дата, указанная в постановлении Правительства Российской Федерации от 27 июня 2016 года № 584 (1 января 2020 года), – это завершение организации работы по их при-менению, т.е. поэтапность предполагает наличие достаточно длительного организаци-онного периода, в течение которого должны быть реализованы плановые мероприятия (приложение к письму Профессионального союза работников народного образования и науки Российской Федерации от 10 марта 2017 года № 122).

Согласно изложенной в письме от 22 апреля 2016 года № 14-3/В-381 позиции Ми-нистерства труда и социальной защиты Российской Федерации, являющегося феде-ральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выработке и реализации государственной политики и нормативно-правовому регулированию в том числе в сфере труда, вступление в силу профессиональных стандартов не является основанием для увольнения работников. В этом же письме отмечается, что при при-менении квалификационных справочников и профессиональных стандартов лица, не имеющие специальной подготовки или стажа работы, установленных в разделе «Тре-бования к квалификации», но обладающие достаточным практическим опытом и вы-полняющие качественно и в полном объеме возложенные на них должностные обязан-ности, по рекомендации аттестационной комиссии назначаются на соответствующие должности так же, как и лица, имеющие специальную подготовку и стаж работы.

Следовательно, как цель введения профессиональных стандартов, в частности в сфере образования, так и их предназначение в механизме правового регулирования не предполагали увольнения с работы лиц, не соответствующих в полной мере квалифи-кационным требованиям к образованию, но успешно выполняющих свои трудовые обя-занности, в том числе воспитателей дошкольных образовательных организаций. Реше-ние вопроса о продолжении профессиональной деятельности должно осуществляться с учетом длящегося характера трудовых отношений на основе осуществляемой в ходе аттестации оценки способности работника выполнять порученную ему работу.

Исходя из изложенного и руководствуясь статьями 68, 71, 72, 74, 75, 78, 79 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Феде-рации», Конституционный Суд Российской Федерации

49 ВКС


¹ 41-Ï



1. Признать часть 1 статьи 46 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации» не соответствующей Конституции Российской Федерации, ее статьям 1 (часть 1), 2, 7 (часть 1), 17 (части 1 и 2), 18, 19 (части 1 и 2), 21 (часть 1) и 37 (часть 1), в той мере, в какой она – по смыслу, придаваемому ей правоприменительной практикой в системе действующего правового регулирования, – используется в качестве обосно-вания прекращения трудового договора с воспитателями дошкольных образователь-ных организаций, принятыми на работу до вступления в силу Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации», успешно осуществляющими професси-ональную педагогическую деятельность и признанными аттестационной комиссией соответствующими занимаемой должности.

2. Прекратить производство по настоящему делу в части, касающейся проверки конституционности части 2 статьи 46 Федерального закона «Об образовании в Россий-ской Федерации».

3. Правоприменительные решения, принятые по делу гражданки Серегиной Ири-ны Васильевны, подлежат пересмотру в установленном порядке, если для этого нет иных препятствий.

4. Настоящее Постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу со дня провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.


50 ВКС


¹ 41-Ï

Особое мнениесудьи Конституционного СудаРоссийской ФедерацииК.В.Арановского

Не отрицая доводов, которыми Конституци-онный Суд Российской Федерации обосновал По-становление по делу о проверке части 1 статьи 46 Федерального закона «Об образовании в Россий-ской Федерации», нахожу определяющим для дела нижеследующее.

Оспариваемые законоположения касаются в том числе воспитателей детского сада, обязывая всех педагогов иметь удостоверенное дипломом про-фессиональное (среднее или высшее) образование и соответствовать описаниям квалификационного справочника или профессионального стандарта. Это значит, что принятого уже на работу воспитате-ля следует уволить, как была уволена И.В.Серегина, если у него нет диплома или документа о соответ-ствии квалификационным требованиям.

Такие требования не позволяют придать решаю-щее значение законным интересам детей, их роди-телей, дошкольного учреждения и самого воспита-теля, когда все интересанты хотели бы продолжать воспитательно-педагогические правоотношения, имея к тому весомые основания. Представляется весомым, например, и заслуживает уважения стаж, который заявительница провела как воспитатель, более четверти века доказывая свою пригодность к этой работе, умение обращаться с детьми и под-держивать нормальные отношения с родителями и работодателем. Заявительница к тому же отчасти обеспечена документами о длительных своих кон-тактах с профессиональным образованием, которые прошли, надо думать, небесполезно и в конечном счете не навредили профессиональным и личным способностям, таким как эмпатия, терпение, интуи-ция, достоинство, порядочность и ответственность. Проходила она и аттестации, и курсы с отметками и категориями, т.е. все-таки исполняла документаль-но-ритуальную часть в отношениях с профессио-нально-образовательной системой.

Той, однако, мало знаков лояльности, и силой оспариваемого законодательства она требует, чтобы решающее значение имели ее дипломы, сертифи-каты и все им подобное, что подразумевает, между прочим, денежный интерес участников системы, а не только подчинение педагогов, воспитанников и родителей ее стандартам и административным изъ-явлениям. Это определяет условия действия консти-

туционных установлений о социальном государстве и сказывается на осуществлении ряда прав и свобод человека и гражданина, что и было установлено в Постановлении по настоящему делу.

Следовательно, в конституционно-правовой оценке оспариваемых законоположений нужно убедиться в том, прежде всего, что у системы про-фессионального образования, как ее теперь знают в общеизвестных фактах, есть основания настаивать на своих строгостях, если ценой тому ограничения конституционных прав и законных интересов.

Положительный для нее ответ можно искать и получить, если станет ясно, что ее дипломы уверен-но доказывают хорошую подготовку к профессии. Тогда, пожалуй, у граждан будут резоны согласить-ся с тем, что диплом вуза или колледжа образует необходимое условие, с которым только и можно состоять в профессии и, в частности, быть вос-питателем детского сада. Тогда, наверное, можно доказывать и пользу от увольнения заслуженных, но бездипломных воспитателей. Правда, и тогда придется все равно выяснять, вправду ли именно старшие педагоги без дипломов плохо обращаются с детьми, а строгое применение образовательных цензов сейчас либо в понятном будущем позволяет защитить младшее поколение и всю педагогику от некомпетентных воспитателей, следуя целям, пои-менованным в части третьей статьи 55 Конституции Российской Федерации.

Если такие эффекты (положительные и/или за-щитные) гарантированы, то можно, наверное, об-суждать исключительные права, которые следовало бы системе вручить (оставить), чтобы она, по сути, решала, кому быть в профессии, а кого уволить за неимением полученных от нее документов. Этой монополией можно было бы в какой-то мере связать и ограничить свободу труда, которую Конституция Российской Федерации признает в праве каждого распоряжаться своими способностями к труду, вы-бирать род деятельности и профессию (статья 37, часть 1), предполагая договорный характер труда в том смысле, что работу по профессии, специаль-ности, квалификации или должности определяет прежде всего согласованный сторонами трудовой договор, а специальные условия получения работы федеральный закон устанавливает лишь постольку,

Îñîáîå ìíåíèåÎñîáîå ìíåíèåñóäüè Êîíñòèòóöèîííîãî Ñóäàñóäüè Êîíñòèòóöèîííîãî ÑóäàÐîññèéñêîé ÔåäåðàöèèÐîññèéñêîé ÔåäåðàöèèÊ.Â.ÀðàíîâñêîãîÊ.Â.Àðàíîâñêîãî

51 ВКС


¹ 41-Ï


поскольку это реально предопределено какими-то ее особенностями (постановления Конституционно-го Суда Российской Федерации от 27 декабря 1999 года № 19-П и от 15 марта 2005 года № 3-П; опре-деления от 12 июля 2006 года № 263-О и от 7 июня 2011 года № 767-О-О).

Рассуждая предметно и отправляясь в этом рус-ле прямо от случая заявительницы, заметим, что, например, Волгоградский государственный педа-гогический институт, где И.В.Серегина училась на математика, был вузом сугубо советского проис-хождения (1931 г.) с довольно известными именами, педагогическими школами и даже «экспортировал» образцы просвещения в социалистическое, правда, зарубежье, что отмечено чехословацкой наградой. К 1992 году, когда заявительница его оставила, этот институт, не состоявший в европейской универси-тетской традиции, подобно Московскому, Казанско-му и другим университетам старшего поколения, вошел в полосу экспериментов, начиная со смены титула. Считать, что с падением Советов этот вуз вполне уцелел и, возведенный в ранг университе-та (педагогического, социально-педагогического), успешно развивался и выдавал надежные дипломы, несколько мешают «признаки неэффективности», которые выявило в нем Минобрнауки России по мониторингу за 2012 год1. Эти признаки следовало бы принять за безвредную частность, которую вуз миновал на другой уже год, но Министерство прика-зом от 30 декабря 2015 года № 1558 решило присо-единить ВГСПУ к ВГУ и этим косвенно поставило под сомнение целесообразность его существования. Потом и этот приказ Министерство отменило при-казом от 21 декабря 2016 года № 1630, но приказы не отменяют уже посеянные сомнения. Беспокой-ная судьба вузов едва ли добавляет доверие к их дипломам и вряд ли убеждает в том, что дипломы эти неизменно и надежно сертифицируют квали-фикацию. При неясностях репутации диплом вряд ли надежнее, чем стаж и личная профессиональная репутация педагога, притом что детский сад и без диплома согласен иметь с ним дело, а родители не боятся поручить ему воспитание своих детей. Вот и Конституционный Суд Российской Федерации посчитал, что, хотя И.В.Серегина и осталась без диплома ВГСПУ, увольнять ее по этой именно при-чине необязательно.

Но, чтобы не сводить все к отдельному вузу,

который не закончила заявительница, заметим, как заметило Правительство Российской Федерации в Распоряжении от 6 сентября 2011 года № 1540-р (пункт 4 раздела V; ред. от 26 декабря 2014 года), что во всем Центральном федеральном округе «выс-шим учебным заведениям предстоит найти свое место в вертикальной цепочке образовательных услуг...» и «в системе высшего профессионального образования на долгосрочную перспективу заплани-рован перевод высших учебных заведений в режим автономных учреждений». Иначе говоря, в большом федеральном округе неясности касаются не только ВГСПУ, но всей системы, в которой вузы пока что «ищут место» в структурах вертикальной ориента-ции и пока его не нашли и не выбрали, но будут ис-кать до 2020, может быть, года, а то и дальше.

И не в одном, конечно, округе, а значительно шире состояние профессионального образования выглядит очень динамично, если не драматично. Видные участники этой системы прямо сейчас изве-щают общественность о том, что при Правительстве действует межведомственная группа, и по итогам ее работы, возможно, «вузы разделят на три разряда», меняя (который уж раз) правила их аккредитации. По новым правилам вузы предстанут в базовой, продвинутой и ведущей версиях, с тем чтобы базо-вые (их большинство) вели преподавание онлайн-курсами2. Это приблизит их, с одной стороны, к со-ветским периферийным учебно-консультационным пунктам (УКП) и весьма неудачному дистанцион-ному обучению, а с другой – к интернет-пунктам с тематическим уклоном и с выдачей дипломов, кото-рые войдут, наверное, в стоимость услуги. Вероят-но, дело не обойдется без сетей с рейтингованием среди вузов-ячеек внутри пирамидальной струк-туры, которой понадобятся коучинг по привитию компетенций, не исключая тимбилдинга, гастроли больших знатоков тренинга и еще многое из того, что изначально сложилось в сетях и сектах, в прак-тике проповеди, перформанса и групповой психоте-рапии, а потом далеко разошлось по разным видам занятий. Ведущим вузам, случись это все, придется исполнять функции студии, где заказывают, произ-водят, испытывают онлайн-продукты, а потом через «продвинутых» участников сети демонстрируют и распространяют по рядовым (базовым) вузам.

Считать совсем безнадежными такие начинания не стоило бы, имея в виду состоявшиеся, пусть и не-долговечные большей частью, сетевые структуры

1 Мониторинг деятельности федеральных образова-тельных учреждений высшего профессионального об-разования // https://минобрнауки.рф/пресс-центр/2774/файл/1265/12.10.31-Мониторинг_Результаты.pdf.

2 Вузы разделят на три разряда // Коммерсантъ. № 182. 5 октября 2018 г. С. 4.

52 ВКС


¹ 41-Ï


и поветрия, пирамиды и клубы, где посвященных вовлекают в закрытое знание и технику лидерства, в массовые практики успеха, обогащения и исцеле-ния. Подобного рода реконструкции в образовании не исключены, во всяком случае в попытке, как и смещение приоритетов от науки и профессии к на-ставлениям по гражданственности.

Только не все согласятся видеть в таких изводах рост учености и гарантию качественного образова-ния и диплома, с которым за профессию можно ру-чаться. Не все ведь считают успехом внедрение бо-лонской системы, не каждый верит в то, что она дает убедительное качество и, тем более, международ-ное признание российским дипломам, как обещали когда-то. Иные из профессиональных участников и потребителей образования обошлись бы без «бо-лонского» переустройства, как обошлись без него большей частью немецкие, например, университеты или чешский Карлов университет. Иные предпочли бы истратить на достойную оплату преподаватель-ского труда и науку те неисчислимые средства, силы и время, которыми оплачены были министерская ре-шительность, инициативы ректоратов и энтузиазм активистов. Блеск бакалавриата-магистратуры впе-чатляет не всех и пока что не доказывает высокую ценность отмеченного им образования. Так в смене титулов с института на академию, а потом на уни-верситет видят больше конъюнктуры и «забавного важничанья», нежели признаки академического до-стоинства. Так и переименование няни в «помощ-ника воспитателя», а воспитателя в «педагога уч-реждения дошкольного образования» представляет собой в лучшем случае снижение качества речи, а в худшем – усиление в педагогике казенных начал, что не сулит ничего хорошего детскому саду.

Но положим, что образование со всем этим справилось, а новые переустройства останутся, как бывало, в инициативах без продолжения и все в этот раз обойдется умеренными расходами на малые ад-министративные эволюции. Однако и симптомов высокой подвижности достаточно, чтобы система профессионального образования выглядела не-устойчиво – так, будто ему предстоят капитальные перемены. Сама их перспектива оставляет впечат-ление нестабильности и этим внушает сомнения в постоянстве качества образовательной продукции. Ведь реконструкции чреваты не только прогрессом, но и долгим расстройством. Для многих вузов это откладывает на будущее веру в их дипломы, отни-мает материальные к тому основания, а без нее со-мнительны и ограничения конституционных прав.

Больше всего сомнений создает ведомственная свобода в распоряжении структурами и стандарта-

ми образования, притом что эту свободу вручают администраторам сами вузы своей готовностью инициировать образовательные реконструкции или поддержать, поощрить к ним начальство. В таких вузах, кажется, преподавательские сообщества не настаивают на автономии и готовы уступить ответ-ственность за свое дело административной дискре-ции, все ей позволить и соучаствовать даже в отча-янно рискованных преобразованиях.

Но, может быть, монополию на допуск к про-фессиям следовало бы поддержать авансом, просто из доверия к вузам, колледжам, лицеям с надеждой на их ответственность и с верой в хорошее будущее. Тогда заблаговременно и впрок стоило бы защитить всеобщую обязательность дипломов, стандартов, курсов с тем расчетом, что принудительный спрос на них даст учебным заведениям стабильный хоро-ший доход и они в благополучии достойно оплатят работу преподавателей, а их дипломы со временем дойдут до стабильно высокого качества.

Но такие расчеты больше не убедительны, по-тому что улучшения в образовании длятся лет трид-цать, а результаты их все еще спорны. У предста-вителя Правительства Российской Федерации есть причины говорить о «левых вузах» и необходимо-сти с ними покончить, как он говорил на слушании по настоящему делу.

Настало, видимо, время подождать, чтобы сна-чала профессиональное образование по большин-ству вузов уверенно и непрерывно предъявляло от себя хорошее качество дипломов, и лишь затем вру-чать ему заслуженную монополию. Тогда, впрочем, отпадут, может быть, поводы обставлять его приви-легиями и монополия станет лишней, если образо-вательные документы будут столь надежны и хоро-ши, что странно и неприлично будет брать на работу или держать на ней бездипломных лиц без крайней на то нужды в редких случаях, которые можно и по-терпеть.

Вручать системе защищенные законом доходы нерасчетливо без уверенности в том, что они пойдут во благо именно образованию. За прожитое в рефор-мах время система так их распределяла, что вряд ли это хорошо сказалось на благополучии большин-ства преподавателей и на профессиональном их достоинстве. Преподавателю не много достанется, пока он не получит какую-нибудь платную роль в управляющей части или при ней как эксперт, испол-нитель полезных работ и просто активист. Даже при неплохих доходах вузы неважно платят преподава-телям, и ощутимо прирастить свой бедный зарабо-ток они могут, прежде всего, за участие в статистике и аттестационных показателях, за отчетность о при-

53 ВКС


¹ 41-Ï


менении «компетентностных» технологий (вместо ветхих академических), за соискание грантов и за рейтинги, за эффектную инициативу, «графики» и мониторинги, т.е. за все, что дорого менеджменту, чем он живет и что обеспечивает ему контроль над образованием, гарантирует признание, положение и перспективу. Для симбиоза с ним преподавате-лю нужны особые навыки, включая искусство пра-вильно писать заявки и резюме, размещать их по ведомствам, сопровождать аккредитации приятны-ми цифрами, а вместо репутации ученого педагога наращивать индексы цитирования, отчего угрожа-юще растут когда-то безвредные и забавные само-цитирование и «перекрестное опыление» цитатами. От преподавателя в такой обстановке ждут не нау-ки, учебных работ и текстов, а методических ком-плексов, пусть даже они никому не нужны, кроме начальства и активистов. Все это увлекает кого-то и обеспечивает комфортное присутствие в системе, но малополезно собственно в образовании. К тому же система и без преподавательского соучастия умеет потратиться на свои проекты, на их презен-тации и грандиозные переустройства, на содержа-ние служб и служащих по ведомствам, ректоратам и дирекциям.

И если доходы образовательной системы льви-ной долей обслуживают большей частью ее самое, то ими нельзя оправдать образовательную монопо-лию.

Там, где вузы уступают менеджменту само-управление, академический стиль и свободу, они становятся местом «субординации и выслуги лет», делопроизводства и административной решимости, которые преобладают над учебой и наукой и ради которых нет смысла сохранять и наращивать ис-ключительные права, с которыми система выдает платные, в том числе оплаченные бюджетом, раз-решения на профессию. Для этих целей положения Конституции Российской Федерации, ее статьи 2, 7, 17, 18, 34, 37, часть 3 статьи 55 и даже часть 5 статьи 43, не разрешают ставить ограничительные условия социальной государственности и свободе граждан.

Это значит, что со строгой обязательностью ди-пломов нужно повременить. В дальнейшем, если понадобится, в ее обосновании должны участвовать доказательства того, что вузы восстанавливают ав-тономию и административное попечение в них сла-беет, что в разных сферах и областях образования административные службы стали малолюдными от сокращения штатов, структур и отпадения функций, прекращения методических руководств и делопро-изводства. Нужно будет убедиться в том, что об-разование усвоило административный иммунитет

и в нем стали редкими слияния вузов, странным и необычным стало менять их разряды и титулы, со-здавать кафедры размером с факультет, а на месте факультета учреждать что-нибудь многозначитель-ное вроде «школы» или «направления», что в мини-стерствах, агентствах и ректоратах некому все это выполнять. Печальным, но верным признаком роста вузовской автономии на первых порах должна быть естественная кончина многих безнадежных вузов, оставшихся без административного попечения, а затем постепенная стабилизация числа профессио-нально-образовательных заведений.

Вузовская автономия, конечно, не единственное, но обязательное условие. Поэтому, если трактовать ее как благопожелание и считать, что университеты с универсантами к автономии больше не способны, то нереальны и расчеты на хорошее образование. Даже Петр I, пристрастный к администрированию, не сомневался в том, что «науки подчинения терпеть не могут», а Н.И.Пирогов полагал единообразие не-совместимым с «автономическим университетом»3 и утверждал, что «автономия и чиновничество ней-дут вместе…», что «в науке есть своя иерархия; сделавшись чиновною, она теряет свое значение»4. Так и теперь, например, образовательные стандар-ты, предусмотренные Конституцией Российской Федерации (часть 5 статьи 43), ведомство и акти-висты-преобразователи трактуют как требования (документы, формы и т.п.) и не умеют иначе их представить в законопроектах и распоряжениях, хотя такая интерпретация по меньшей мере не пред-решена и в образовании стандарт надо было бы по-нимать как состоявшийся, сложившийся образец, установленный и убедительный в значении эталона, скорее ориентирующего, нежели исключительного и строго обязательного.

Конституционный Суд Российской Федерации видит в автономии вузов основополагающее начало их деятельности, которое определяет их отношения с государством и государственную политику в обла-сти образования (Постановление от 27 декабря 1999 года № 19-П); Суд констатировал, что автономия оправдала себя исторически в общеевропейской университетской традиции, и связал ее с целями со-циального государства, свободой научного, техни-ческого и других видов творчества, преподавания, с

3 См.: Университетский вопрос // Вестник Европы (237). Т.1. СПб., 1906. С. 1, 15.4 См.: Кропотова Н.В. Николай Иванович Пирогов об уни-верситетской культуре: Что изменилось за полтора века? // Современные научные исследования и инновации. 2016. № 7 // http://web.snauka.ru/issues/2016/07/70077.

54 ВКС


¹ 41-Ï


правом каждого на образование и с другими кон-ституционными ценностями, которые следуют из положений статей 7, 17, 18, 43 (части 1 и 5), 44 (часть 1) Конституции Российской Федерации; Суд допустил ограничения автономии государственных и муниципальных вузов со стороны органов публич-ной власти лишь в конституционно значимых целях и постольку, поскольку они на правах учредителя контролируют соответствие деятельности вуза его уставным целям (Определение от 7 июня 2011 года № 767-О-О). Образовательное законодательство в общем следует этим принципиальным условиям, и, в частности, статья 3 Федерального закона «О высшем и послевузовском профессиональном об-разовании» признает автономию образовательных учреждений в единстве с академической свободой в поиске истины со свободным ее изложением и распространением преподавателями под их про-фессиональную ответственность, а не по админи-стративной вертикали. Из того же исходит статья 3 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации», причисляя к принципам государствен-ной политики и правового регулирования свободу педагога в определении форм и методов обучения и воспитания, адаптивность к интересам человека, автономию образовательных организаций, академи-ческие права и свободы педагогов и обучающихся (пункты 7, 8, 9). Исполнение этих положений сомни-тельно, если система отвлекает участников образо-

вательного дела на обслуживание своих стандартов и требует уважать свои интересы, а сама не уважает интересы и принципы, которым обязана служить.

Иначе говоря, без автономии вузов беспер-спективно и незачем тратить мощь закона на обя-зательность дипломов. Постановление и мнение по настоящему делу в итоговой части сходятся – ди-пломы, каковы они есть в существующем профес-сиональном образовании, не имеют бесспорного предпочтения даже в педагогике, если есть умелый, способный к профессии человек. Участникам об-разовательной вертикали имеет смысл учесть, что иные из граждан, включая работодателей, заказчи-ков, потребителей, не настаивают на необходимости дипломов, а те, кто решил повременить с их полу-чением и не согласен с образовательным цензом, иногда обратятся за правосудием в защиту консти-туционных прав. Перевес в такого рода спорах, судя по делу И.В.Серегиной, образовательным цензам не гарантирован.

И отдельно заметим как особенность момента, что система выглядит несправедливо и ведет себя особенно нерасчетливо, прилагая строгости к пе-дагогам старшего поколения и совсем упуская, что было время, когда они бескорыстным трудом под-держивали то самое воспитательно-образовательное дело, которым система теперь живет. Но системы и участники систем решают не все, а Конституция Российской Федерации разумна и справедлива.

55 ВКС


ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ÷àñòè 15 ñòàòüè 239 Êîäåêñà ÷àñòè 15 ñòàòüè 239 Êîäåêñà àäìèíèñòðàòèâíîãî ñóäîïðîèçâîäñòâà àäìèíèñòðàòèâíîãî ñóäîïðîèçâîäñòâà Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè ñ Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè ñ æàëîáîé ðåãèîíàëüíîãî îòäåëåíèÿ æàëîáîé ðåãèîíàëüíîãî îòäåëåíèÿ ïîëèòè÷åñêîé ïàðòèè «Ñïðàâåäëèâàÿ ïîëèòè÷åñêîé ïàðòèè «Ñïðàâåäëèâàÿ Ðîññèÿ» â ãîðîäå Ñàíêò-Ïåòåðáóðãå Ðîññèÿ» â ãîðîäå Ñàíêò-Ïåòåðáóðãå


ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

¹ 42-Ï

15 íîÿáðÿ15 íîÿáðÿ2018 ãîäà,2018 ãîäà,


Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д.Зорькина, судей К.В.Арановского, А.И.Бойцова, Н.С.Бондаря, Г.А.Гаджиева, Ю.М.Данилова, Л.М.Жарковой, С.М.Казанцева, С.Д.Князева, А.Н.Кокотова, С.П.Маврина, Н.В.Мельникова, В.Г.Ярославцева,

с участием представителя регионального отделения политической партии «Спра-ведливая Россия» в городе Санкт-Петербурге – адвоката А.Ю.Лебедева, полномочного представителя Государственной Думы в Конституционном Суде Российской Федера-ции М.П.Беспаловой, представителя Совета Федерации – председателя комитета Сове-та Федерации по конституционному законодательству и государственному строитель-ству А.А.Клишаса, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В.Кротова,


рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности части 15 статьи 239 КАС Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба регионального отделения политиче-ской партии «Справедливая Россия» в городе Санкт-Петербурге. Основанием к рассмо-трению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответству-ет ли Конституции Российской Федерации оспариваемое заявителем законоположение.

Заслушав сообщение судьи-докладчика С.Д.Князева, объяснения представителей сторон, выступления приглашенных в заседание представителей: от Министерства юстиции Российской Федерации – М.А.Мельниковой, от Генерального прокурора Рос-сийской Федерации – Т.А.Васильевой, от Центральной избирательной комиссии Рос-сийской Федерации – Д.Ю.Воронина, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации


1. Согласно части 15 статьи 239 КАС Российской Федерации с административным исковым заявлением об отмене решения избирательной комиссии, комиссии референ-дума об итогах голосования, о результатах выборов, референдума могут обратиться гражданин, зарегистрированный в установленном порядке и участвовавший в выбо-рах в качестве кандидата, избирательное объединение, участвовавшее в выборах и вы-двинувшее кандидата или список кандидатов на выборные должности, инициативная группа по проведению референдума и (или) ее уполномоченные представители, в уста-новленных законом случаях прокурор.

56 ВКС


¹ 42-Ï


1.1. Оспаривающее конституционность приведенного законоположения регио-нальное отделение политической партии «Справедливая Россия» в городе Санкт-Петербурге выдвинуло на выборах депутатов муниципального совета муниципального образования «Муниципальный округ № 15» двадцать кандидатов, ни один из которых не был зарегистрирован избирательной комиссией, поскольку ее председатель препят-ствовал своевременному представлению ими необходимых для регистрации докумен-тов (менял место приема документов избирательной комиссией, уклонялся от соблю-дения графика ее работы и т.п.). В результате все двадцать кандидатов были лишены возможности дальнейшего участия в выборах, состоявшихся 14 сентября 2014 года, а само избирательное объединение – возможности претендовать на их избрание муни-ципальными депутатами.

Возбужденное 25 февраля 2015 года следственным отделом по Выборгскому рай-ону Главного следственного управления Следственного комитета Российской Федера-ции по Санкт-Петербургу уголовное дело по части первой статьи 141 УК Российской Федерации в отношении председателя избирательной комиссии муниципального обра-зования «Муниципальный округ № 15» по факту воспрепятствования им осуществле-нию избирательных прав кандидатов, выдвинутых региональным отделением полити-ческой партии «Справедливая Россия» в городе Санкт-Петербурге, 21 декабря того же года по ходатайству обвиняемого в установленном уголовно-процессуальным законом порядке прекращено в связи с амнистией. В судебном оспаривании результатов выбо-ров самим гражданам, выдвинутым в качестве кандидатов в депутаты муниципального совета данного муниципального образования, было отказано.

В принятии административного искового заявления регионального отделения по-литической партии «Справедливая Россия» в городе Санкт-Петербурге об отмене ре-шения избирательной комиссии муниципального образования «Муниципальный округ № 15» о результатах выборов также было отказано. Принимая такое решение, Выборг-ский районный суд города Санкт-Петербурга руководствовался тем, что ни один из вы-двинутых административным истцом граждан не был зарегистрирован избирательной комиссией в качестве кандидата в депутаты и дальнейшего участия в выборах не при-нимал, а потому выдвинувшее их избирательное объединение не может быть отнесено к числу субъектов, которые в силу части 15 статьи 239 КАС Российской Федерации вправе обращаться в суд с соответствующим административным исковым заявлением. С определением Выборгского районного суда города Санкт-Петербурга от 1 июня 2016 года согласились вышестоящие судебные инстанции (апелляционное определение Санкт-Петербургского городского суда от 8 сентября 2016 года и определение судьи Санкт-Петербургского городского суда от 13 апреля 2017 года об отказе в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной ин-станции).

Региональное отделение политической партии «Справедливая Россия» в городе Санкт-Петербурге просит признать положения части 15 статьи 239 КАС Российской Федерации противоречащими статьям 32 (часть 2) и 46 (части 1 и 2) Конституции Рос-сийской Федерации в той мере, в какой они не предусматривают возможность обраще-ния в суд за защитой избирательных прав избирательного объединения, выдвинувшего кандидатов для участия в выборах, и корреспондирующих им избирательных прав лиц, давших согласие на выдвижение кандидатами, но не зарегистрированных в качестве кандидатов по причине совершения членом избирательной комиссии преступления, что подтверждается не приговором, а постановлением о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию.

1.2. Вопрос о проверке конституционности части 15 статьи 239 КАС Российской Федерации уже ставился перед Конституционным Судом Российской Федерации граж-данами, выдвинутыми, но не зарегистрированными кандидатами в депутаты предста-вительного органа муниципального образования. Отказывая в принятии их жалоб к рассмотрению, Конституционный Суд Российской Федерации исходил из того, что

57 ВКС


¹ 42-Ï


правом на судебное оспаривание результатов выборов обладают те граждане, которые были зарегистрированы в установленном порядке и участвовали в выборах в качестве кандидатов в депутаты; граждане, которым решениями избирательных комиссий в ре-гистрации было отказано, не лишены возможности оспорить их в судебном порядке; поскольку решения избирательных комиссий, вынесенные в отношении заявителей и не позволившие получить им статус зарегистрированных кандидатов, не признаны в установленном законом порядке незаконными, оспариваемое ими правовое регулиро-вание не может расцениваться как нарушающее конституционные права и свободы в указанном в жалобах аспекте (определения от 23 июня 2016 года № 1411-О и от 18 июля 2017 года № 1780-О).

Обращение в Конституционный Суд Российской Федерации регионального отделе-ния политической партии «Справедливая Россия» в городе Санкт-Петербурге касается возможности оспаривания в порядке административного судопроизводства результа-тов выборов не гражданами, выдвинутыми избирательными объединениями в качестве кандидатов на выборные должности, а самими избирательными объединениями (по-литическими партиями). Принимая во внимание особенности правового положения избирательных объединений как коллективных субъектов избирательного процесса, в том числе относящиеся к стадиям выдвижения и регистрации кандидатов (списка кандидатов), и учитывая дифференцированный – в контексте части 15 статьи 239 КАС Российской Федерации – подход федерального законодателя к регулированию права на судебное оспаривание результатов выборов кандидатами и избирательными объеди-нениями, Конституционный Суд Российской Федерации не усматривает каких-либо препятствий для принятия данной жалобы к рассмотрению.

Соответственно, с учетом требований статей 74, 96 и 97 Федерального конститу-ционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», часть 15 статьи 239 КАС Российской Федерации является предметом рассмотрения Конституционно-го Суда Российской Федерации по настоящему делу постольку, поскольку она служит основанием для решения вопроса о праве избирательного объединения, выдвинув-шего кандидата или список кандидатов на выборные должности, обращаться в суд с административным исковым заявлением об отмене решения избирательной комиссии о результатах выборов в случае, когда это избирательное объединение и (или) выдви-нутые им в качестве кандидатов граждане вследствие воспрепятствования со стороны должностного лица избирательной комиссии, уголовное преследование в отношении которого по данному факту прекращено по нереабилитирующему основанию, были лишены возможности представить в избирательную комиссию документы, необходи-мые для регистрации кандидата или списка кандидатов.

2. Согласно Конституции Российской Федерации носителем суверенитета и един-ственным источником власти в Российской Федерации как демократическом правовом государстве с республиканской формой правления является ее многонациональный народ, который осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы го-сударственной власти и органы местного самоуправления; высшим непосредственным выражением власти народа являются, наряду с референдумом, свободные выборы; граждане Российской Федерации имеют право участвовать в управлении делами госу-дарства как непосредственно, так и через своих представителей, избирать и быть из-бранными в органы государственной власти и органы местного самоуправления (пре-амбула; статья 1, часть 1; статья 3, части 1–3; статья 32, части 1 и 2).

Признавая избирательные права граждан Российской Федерации в числе прав и свобод человека и гражданина как высшей конституционной ценности, определяющей смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной, исполни-тельной и судебной власти, Конституция Российской Федерации гарантирует каждому их государственную, в том числе судебную, защиту, предполагающую возможность обжалования в суд любых решений и действий (или бездействия) органов государ-ственной власти, органов местного самоуправления и должностных лиц, а также охра-

58 ВКС


¹ 42-Ï


ну законом прав потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью (статьи 2 и 18; статья 45, часть 1; статья 46, части 1 и 2; статья 52).

Как неоднократно отмечал Конституционный Суд Российской Федерации (поста-новления от 30 апреля 1997 года № 7-П, от 25 апреля 2000 года № 7-П, от 9 ноября 2009 года № 16-П, от 28 февраля 2012 года № 4-П, от 22 апреля 2013 года № 8-П, от 13 апреля 2017 года № 11-П и др.), право избирать и быть избранным в органы государственной власти и органы местного самоуправления, будучи одним из основ-ных политических прав граждан, хотя и является не коллективным, а индивидуальным правом, принадлежащим каждому гражданину в отдельности, в то же время выступает неотъемлемым элементом публично-правового института выборов, конституционное предназначение которых – обеспечение подлинного народного представительства, не-мыслимого без свободного, справедливого и открытого проведения избирательных кампаний на основе законных электоральных процедур.

Вступая в избирательные правоотношения в качестве избирателя или кандидата на выборную должность, гражданин Российской Федерации реализует не только личную волю и связанные с ней субъективные политические интересы, но и относящийся к основам конституционного строя Российской Федерации принцип народовластия. По-этому, участвуя в формировании самостоятельных и независимых органов публичной власти, призванных обеспечивать в своей деятельности представительство и выраже-ние интересов всего народа, не только избиратели и кандидаты на выборные долж-ности, но и иные субъекты гражданского общества, включая политические партии, вправе рассчитывать на организацию и проведение выборов в полном соответствии с законом, на объективность и достоверность определения их результатов, отражающих действительные итоги состоявшегося электорального волеизъявления.

Оценивая роль в осуществлении избирательных прав граждан политических пар-тий как основных коллективных субъектов избирательного процесса, Конституцион-ный Суд Российской Федерации, опираясь на предписания статей 1 (часть 1), 3 (часть 3), 13 (части 1, 3 и 4), 19 (части 1 и 2), 30 (часть 1), 32 (части 1 и 2) и 55 (часть 3) Кон-ституции Российской Федерации, пришел к следующим выводам:

именно политические партии служат необходимым институтом представитель-ной демократии, во многом обеспечивающим участие граждан в политической жизни страны, политическое взаимодействие гражданского общества и государства, целост-ность и устойчивость политической системы, что предопределяет их легитимацию в качестве избирательных объединений, опосредующих осуществление избирательных прав граждан и наделенных, помимо прочего, правом выдвижения кандидатов (спи-сков кандидатов) при проведении федеральных, региональных и муниципальных из-бирательных кампаний;

выдвижение политической партией кандидатов (списков кандидатов) на выборах в представительные органы власти связано с формированием сложного комплекса правоотношений, в которых участвуют политическая партия в целом, сами кандидаты, а также избиратели, чем детерминируется необходимость обеспечения как в законо-дательном регулировании, так и в осуществляемом на его основе правоприменении баланса конституционно защищаемых прав и законных интересов указанных лиц;

при определении электорально-правового статуса политической партии как изби-рательного объединения не может не учитываться природа народного представитель-ства и конституционное предназначение выборов в правовом государстве, несовмести-мые с отступлением от общепризнанных принципов всеобщего, равного, свободного и прямого избирательного права и с необоснованным ограничением политической конкуренции;

законодательное регулирование участия политических партий в выборах должно отвечать конституционным требованиям идеологического и политического плюрализ-ма, многопартийности и равенства политических партий перед законом и судом и одно-временно не допускать деформирования истинного смысла народовластия, искажения

59 ВКС


¹ 42-Ï


существа избирательных прав граждан и умаления гарантированной им возможности быть полноправным субъектом народовластия и осуществлять его совместно с други-ми гражданами Российской Федерации.

По смыслу приведенных правовых позиций, изложенных в постановлениях Кон-ституционного Суда Российской Федерации от 25 апреля 2000 года № 7-П, от 11 июня 2002 года № 10-П, от 29 ноября 2004 года № 17-П, от 1 февраля 2005 года № 1-П, от 16 июля 2007 года № 11-П, от 22 июня 2010 года № 14-П, от 19 декабря 2013 года № 28-П, от 16 декабря 2014 года № 33-П, от 1 июля 2015 года № 18-П, от 13 апреля 2017 года № 11-П и др., участие политической партии в выборах в качестве избирательного объ-единения, имеющего право выдвижения кандидата (списка кандидатов) на выборные должности, оказывает существенное влияние на процессы реализации избирательных прав граждан и формирование представительных органов власти, без которых недо-стижимо полноценное участие граждан в управлении делами государства, что обязыва-ет федерального законодателя гарантировать как самим избирательным объединениям (политическим партиям), так и выдвигаемым ими кандидатам соблюдение и защиту, в том числе судебную, избирательных прав, с тем чтобы исключить какие-либо объектив-ные сомнения относительно справедливости выборов и достоверности их результатов.

3. Лежащий в основе взаимоотношений личности и публичной власти конститу-ционный принцип взаимного доверия означает, в частности, создание государством условий, гарантирующих гражданам уверенность в том, что выборы как одна из выс-ших форм непосредственного выражения народовластия достигают своей цели. По-скольку только свободное волеизъявление избирателей, его неискаженная фиксация в формализованных итогах голосования, не совместимая с какими-либо нарушениями избирательного законодательства, обеспечивают восприятие сформированных по ре-зультатам выборов органов публичной власти в качестве органов демократического представительства народа, на Российской Федерации лежит конституционная обязан-ность – вне зависимости от уровня выборов и вида применяемой избирательной систе-мы – создания нормативно-правовых, организационных и иных гарантий, направлен-ных на защиту избирательных прав и обеспечение гражданского доверия к выборам, в том числе при помощи эффективного судебного контроля за их результатами.

Будучи универсальным правовым средством государственной защиты прав и сво-бод человека и гражданина, конституционный институт судебной жалобы, выполняю-щий обеспечительно-восстановительную функцию в отношении всех конституцион-ных прав и свобод, служит важнейшей гарантией избирательных прав граждан и их объединений. Соответственно, федеральный законодатель, обладающий определенной свободой усмотрения при создании конкретных процессуальных механизмов защиты избирательных прав (включая установление форм реализации, круга субъектов, осно-ваний для обращения в суд и т.п.), должен исходить из особенностей их конституци-онной природы, с тем чтобы вводимые им способы судебной защиты обеспечивали эффективность принудительной реализации заявленных материально-правовых тре-бований, вытекающих из избирательных правоотношений (Постановление Конститу-ционного Суда Российской Федерации от 22 апреля 2013 года № 8-П).

На максимально возможное восстановление нарушенных прав участников выбо-ров ориентирует законодательную власть и Конвенция о стандартах демократических выборов, избирательных прав и свобод в государствах – участниках Содружества Не-зависимых Государств, относящая к универсальным стандартам демократических вы-боров, в частности, обеспечение надлежащими средствами судебной и иной защиты как легитимного и публичного характера самих выборов, так и избирательных прав и свобод граждан, кандидатов и политических партий (коалиций), участвующих в вы-борах (пункт 6 статьи 1). При этом данная Конвенция, являющаяся в силу статьи 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации составной частью правовой системы Российской Федерации, обращает особое внимание на то, что каждый кандидат и каж-дая политическая партия (коалиция), участвующие в выборах, должны признавать ито-

60 ВКС


¹ 42-Ï


ги голосования и результаты выборов и вместе с тем иметь возможность обжаловать официальные итоги голосования и результаты выборов, нарушающие избирательные права и свободы граждан, в судебные и (или) иные органы в порядке и сроки, преду-смотренные законами, международными обязательствами государства (пункт 7 статьи 9); в случае нарушения стандартов демократических выборов, избирательных прав и свобод, а также законов о выборах лицо или лица, чьи права были нарушены, должны иметь право и возможность обжалования и восстановления нарушенных прав в су-дах, а в случаях и порядке, установленных законами, – также в избирательных органах (пункт 1 статьи 16).

3.1. Раскрывая содержание права на судебную защиту избирательных прав, Кон-ституционный Суд Российской Федерации сформулировал следующие правовые по-зиции (постановления от 15 января 2002 года № 1-П, от 25 февраля 2004 года № 4-П, от 26 декабря 2005 года № 14-П, от 22 апреля 2013 года № 8-П, от 13 апреля 2017 года № 11-П и др.):

право на судебную защиту предполагает наличие конкретных институциональных и процессуальных механизмов, которые позволяли бы реализовать его в полном объе-ме и обеспечить эффективное восстановление в правах посредством правосудия, отве-чающего требованиям справедливости, не нарушая при этом разумный баланс между частными и публичными интересами;

осуществляя правовое регулирование доступа к суду, включая определение усло-вий и порядка реализации права на судебное обжалование, федеральный законодатель обязан исходить из необходимости обеспечения цивилизованного разрешения изби-рательных споров в правовом государстве, не допуская отмены или умаления прав и свобод человека и гражданина, допустимые ограничения которых должны быть сораз-мерными и обусловливаться целями защиты конституционных ценностей;

судебная защита избирательных прав должна быть действенной независимо от того, на каких стадиях избирательного процесса были допущены или выявлены их на-рушения, в том числе в отношении установления итогов голосования и определения результатов выборов;

поскольку пересмотр результатов выборов как состоявшегося акта прямого во-леизъявления избирателей сопряжен с риском дискредитации непосредственного на-родовластия и нарушения стабильности функционирования институтов представи-тельной демократии, не всякие, а только существенные нарушения избирательного законодательства, не позволяющие с достоверностью выявить действительную волю избирателей, могут служить основанием для отмены итогов голосования, результатов выборов на соответствующей территории;

возможность обжалования в судебном порядке решений (действий, бездействия) избирательных комиссий, включая связанные с установлением итогов голосования и определением результатов выборов, в обязательном порядке должна предоставляться избирателям, кандидатам и избирательным объединениям, участвовавшим в выборах, что не исключает распространение права на обращение в суд и на иных субъектов из-бирательного процесса с учетом особенностей их правового статуса и с соблюдением препятствующего злоупотреблению правом на судебную защиту баланса между инди-видуальным характером избирательных прав и публичным предназначением выборов;

исходя из того что выборы затрагивают интересы всех граждан Российской Фе-дерации, имеющих право участвовать в управлении делами государства через своих законно избранных представителей, предусматриваемые федеральным законодателем основания, сроки и иные условия судебного контроля за итогами голосования и резуль-татами выборов не должны ставить под сомнение гражданское доверие к избиратель-ному процессу.

Из приведенных правовых позиций Конституционного Суда Российской Федера-ции, сохраняющих свою силу, следует, что законодательное регулирование права из-бирательных объединений на обращение в суд с требованием об отмене решения изби-

61 ВКС


¹ 42-Ï


рательной комиссии о результатах выборов призвано гарантировать им доступ к суду в целях защиты как своих избирательных прав, так и избирательных прав выдвинутых ими кандидатов и обеспечения проведения подлинно свободных, справедливых и от-крытых выборов, а устанавливаемые законом условия осуществления данного права не могут произвольно ограничивать пределы инициированного избирательными объ-единениями судебного контроля за достоверностью полученных результатов выборов.

3.2. В настоящее время правовое регулирование судебной защиты избирательных прав, осуществленное федеральным законодателем в целях реализации статей 3 (части 2 и 3), 13 (части 1, 3 и 4), 18, 30 (часть 1), 32 (части 1 и 2), 46 (части 1 и 2), 71 (пункты «а», «в», «о»), 76 (часть 1) и 118 Конституции Российской Федерации, сосредоточено в Федеральном законе от 12 июня 2002 года № 67-ФЗ «Об основных гарантиях изби-рательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» и Кодексе административного судопроизводства Российской Федерации.

В соответствии со статьей 75 Федерального закона «Об основных гарантиях из-бирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» решения и действия (бездействие) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц, а также решения и действия (бездействие) избирательных комиссий и их должностных лиц, нарушаю-щие избирательные права граждан, могут быть обжалованы в суд (пункт 1); решения избирательных комиссий об итогах голосования, о результатах выборов обжалуются в суды соответствующего уровня; при этом суд рассматривает решение избиратель-ной комиссии, организующей выборы, а также решения нижестоящих избирательных комиссий, принимавших участие в проведении данных выборов, если допущенные ими нарушения могли повлиять на результаты выборов (пункт 4); с жалобами на ре-шения и действия (бездействие), нарушающие избирательные права граждан, могут обратиться избиратели, кандидаты, их доверенные лица, избирательные объединения и их доверенные лица, иные общественные объединения, наблюдатели, а также изби-рательные комиссии; избиратели вправе обратиться с жалобами на решения, действия (бездействие) участковой избирательной комиссии, связанные с установлением итогов голосования на том избирательном участке, на котором они принимали участие в вы-борах (пункт 10); суды обязаны организовать свою работу (в том числе в выходные дни) таким образом, чтобы обеспечить своевременное рассмотрение жалоб (пункт 11).

Перечисленным законоположениям корреспондируют предписания статьи 239 КАС Российской Федерации, согласно которым избиратели вправе оспаривать в суде решения, действия (бездействие) органа государственной власти, органа местного самоуправления, иного органа, избирательной комиссии, должностного лица, нару-шающие избирательные права этих граждан (часть 1); кандидаты и их доверенные лица, избирательные объединения и их доверенные лица, политические партии, их региональные отделения и иные структурные подразделения, другие общественные объединения вправе оспаривать в суде решения, действия (бездействие) органа госу-дарственной власти, органа местного самоуправления, иного органа, общественного объединения, избирательной комиссии, должностного лица, нарушающие их права, свободы и законные интересы (часть 2); наблюдатели вправе оспаривать в суде ре-шения, действия (бездействие) органа государственной власти, органа местного са-моуправления, общественного объединения, избирательной комиссии, должностного лица, нарушающие права наблюдателей, связанные с осуществлением ими своих пол-номочий (часть 3); с административным исковым заявлением об оспаривании решения избирательной комиссии о заверении списка кандидатов, о регистрации кандидата, списка кандидатов, об отказе в заверении списка кандидатов, об отказе в регистра-ции кандидата, списка кандидатов в суд могут обратиться избирательная комиссия, зарегистрировавшая кандидата, список кандидатов, кандидат, избирательное объеди-нение, в отношении которых вынесено такое решение, кандидат, зарегистрированный по тому же избирательному округу, избирательное объединение, список кандидатов

62 ВКС


¹ 42-Ï


которого заверен или зарегистрирован по тому же избирательному округу (часть 10); с административным исковым заявлением об отмене регистрации кандидата, списка кандидатов в суд могут обратиться избирательная комиссия, зарегистрировавшая кан-дидата, список кандидатов, кандидат, зарегистрированный по тому же избирательному округу, избирательное объединение, список кандидатов которого зарегистрирован по тому же избирательному округу, а также в установленных законом случаях прокурор (часть 11); с административным исковым заявлением об отмене решения избиратель-ной комиссии об итогах голосования, о результатах выборов могут обратиться граж-данин, зарегистрированный в установленном порядке и участвовавший в выборах в качестве кандидата, избирательное объединение, участвовавшее в выборах и выдви-нувшее кандидата или список кандидатов на выборные должности, в установленных законом случаях прокурор (часть 15); избиратель вправе обратиться в суд с заявлением об оспаривании решения, действия (бездействия) участковой избирательной комис-сии, связанных с установлением итогов голосования на том избирательном участке, на котором он принимал участие в соответствующих выборах (часть 16).

Согласно статье 240 КАС Российской Федерации, регулирующей сроки обращения в суд за защитой избирательных прав, административное исковое заявление о защите избирательных прав, если иное не предусмотрено данным Кодексом, может быть пода-но в течение трех месяцев со дня, когда административному истцу стало известно или должно было стать известно о нарушении его избирательных прав, законодательства о выборах (часть 1); административное исковое заявление об отмене решения избира-тельной комиссии об итогах голосования может быть подано в суд в течение десяти дней со дня принятия решения об итогах голосования (часть 2); после опубликования результатов выборов административное исковое заявление об отмене решения изби-рательной комиссии о результатах выборов может быть подано в суд в течение трех месяцев со дня официального опубликования результатов соответствующих выборов (часть 3); административное исковое заявление, касающееся решения избирательной комиссии о регистрации кандидата, списка кандидатов, об отказе в такой регистрации, о заверении списка кандидатов, списка кандидатов по одномандатным (многомандат-ным) избирательным округам, об отказе в этом заверении, может быть подано в суд в течение десяти дней со дня принятия избирательной комиссией обжалуемого реше-ния (часть 4); административное исковое заявление об отмене регистрации кандидата, списка кандидатов может быть подано в суд не позднее чем за восемь дней до дня голосования (часть 5). Указанные сроки, как следует из части 7 той же статьи, являются пресекательными и не подлежат восстановлению независимо от причин их пропуска, за исключением срока, предусмотренного ее частью 1.

Таким образом, гарантируя избирателям, кандидатам, избирательным объединени-ям и другим участникам выборов право на обращение в суд за защитой избирательных прав, Федеральный закон «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» и Кодекс административного судопроизводства Российской Федерации исходят из обусловленной характером до-пущенного или предполагаемого нарушения избирательных прав конкретных участни-ков выборов необходимости дифференциации общего и специального (по предметам, субъектам и срокам подачи жалобы, заявления) порядков его реализации. Избранный федеральным законодателем подход не только позволяет учесть структуру (стадий-ность) и временные параметры избирательного процесса, но и полностью согласует-ся со статьей 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации и конкретизирующей ее положения применительно к сфере административного судопроизводства частью 1 статьи 4 КАС Российской Федерации, согласно которой каждый, если иное прямо не предусмотрено законом, вправе обратиться в суд за защитой нарушенных или оспари-ваемых прав, свобод и законных интересов в случае, когда, по его мнению, созданы препятствия к осуществлению его прав, свобод и законных интересов либо на него незаконно возложена какая-либо обязанность.

63 ВКС


¹ 42-Ï


4. Участие избирательных объединений (политических партий, их региональных отделений, иных структурных подразделений) в выборах и выдвижение ими кандида-тов (списков кандидатов) представляет собой протяженную во времени деятельность и подразумевает последовательное совершение ряда предусмотренных Федеральным законом «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референ-думе граждан Российской Федерации» (пункты 1 и 2 статьи 33 и пункты 2 и 14 статьи 35) и Федеральным законом от 11 июля 2001 года № 95-ФЗ «О политических партиях» (пункты 1–8 статьи 25 и подпункт «в» пункта 1 статьи 27) действий, охватывающих собой организацию съезда, конференции или общего собрания политической партии, ее регионального отделения или иного структурного подразделения, извещение изби-рательной комиссии соответствующего уровня о проведении мероприятий, связанных с выдвижением кандидатов (списков кандидатов), принятие решения о выдвижении кандидатов (списков кандидатов) не менее чем большинством голосов от числа при-сутствующих на съезде политической партии или конференции ее регионального отде-ления делегатов, участников общего собрания ее регионального отделения или иного структурного подразделения, уведомление избирательной комиссии о состоявшемся выдвижении кандидатов (списков кандидатов).

Выдвижение избирательным объединением кандидатов (списков кандидатов) – по-скольку оно с очевидностью направлено на избрание его представителей в формиру-емые посредством выборов органы публичной власти – предполагает, как следует из пункта 1 статьи 37 Федерального закона «О политических партиях», последующую ре-гистрацию выдвинутых кандидатов (списков кандидатов), проведение голосования и определение полученных результатов. Соответственно, регистрация выдвинутых кан-дидатов (списков кандидатов) или хотя бы некоторой их части в качестве таковых не-обходима для того, чтобы выборы отвечали своему предназначению, предопределен-ному статьями 3 (части 2 и 3) и 32 (части 1 и 2) Конституции Российской Федерации, а именно чтобы кандидаты могли по итогам голосования избирателей претендовать на электоральный мандат, а граждане – участвовать в управлении делами государства через своих законно избранных представителей в органах государственной власти и органах местного самоуправления, сформированных по результатам демократического избирательного процесса.

Наличие у избирателей возможности на основании конституции и законов вы-бирать кандидатов, предоставляя им подлинную свободу выборов, неотделимую от реального политического плюрализма, идеологического многообразия и многопар-тийности, осуществляемых через функционирование политических партий, законная деятельность которых находится под юридической защитой государства (на что прямо указано в пункте 2 статьи 9 Конвенции о стандартах демократических выборов, изби-рательных прав и свобод в государствах – участниках Содружества Независимых Госу-дарств), подразумевает, что все электоральные мандаты, по общему правилу, должны быть объектом альтернативной состязательности кандидатов (списков кандидатов), без которой избирательный процесс не может считаться отвечающим общепризнанному требованию конкурентности демократических выборов. Именно поэтому пункт 33 ста-тьи 38 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» предусматривает правило, в силу которого, если ко дню голосования в избирательном округе не окажется ни одного зарегистрированного кандидата (списка кандидатов) или будет зарегистрирован только один кандидат (список кандидатов), голосование в таком округе подлежит по решению соответствующей избирательной комиссии отложению на срок не более трех месяцев для дополнительного выдвижения кандидатов (списков кандидатов) и осуществления последующих избирательных действий.

4.1. По смыслу правовой позиции, изложенной в Постановлении Конституцион-ного Суда Российской Федерации от 9 ноября 2009 года № 16-П, выдвижение изби-рательным объединением кандидата (списка кандидатов) требует публично-правового

64 ВКС


¹ 42-Ï


признания, без которого выдвинутые избирательным объединением лица не могут пре-тендовать на последующую реализацию пассивного избирательного права и которое обеспечивается регистрацией выдвинутого кандидата (списка кандидатов) избира-тельной комиссией, управомоченной официально подтвердить правомерность соот-ветствующей электоральной инициативы избирательного объединения.

Только с момента регистрации кандидата (списка кандидатов) граждане, выдви-нутые избирательным объединением в качестве кандидатов, приобретают статус за-регистрированных кандидатов, а само избирательное объединение рассматривается как зарегистрировавшее их, и только с этого момента избирательное объединение и кандидаты на выборные должности вправе пользоваться всеми предусмотренными для них правами на основе равенства перед законом, в частности без каких-либо огра-ничений вести предвыборную агитацию и распоряжаться средствами избирательных фондов, созданных для финансирования собственных избирательных кампаний. Бо-лее того, именно избирательные объединения, зарегистрировавшие кандидатов (спи-ски кандидатов), и зарегистрированные кандидаты вправе рассчитывать на включение информации о них в избирательный бюллетень (статья 63 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации»), а следовательно, и на непосредственное участие в выборах на стадиях голосования избирателей, установления итогов голосования и определения результатов выборов.

Вместе с тем факт регистрации кандидата или списка кандидатов, выдвинутых из-бирательным объединением, не всегда находит отражение в избирательных бюллете-нях, поскольку такая регистрация – при наличии указанных в статье 76 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» оснований – может быть аннулирована избиратель-ной комиссией или отменена судом, что влечет за собой отстранение от дальнейшего участия в выборах как самого избирательного объединения, так и выдвинутых им кан-дидатов, что, конечно, не может не влиять на объем (содержание) судебной защиты прав избирательных объединений и кандидатов: если в соответствии со статьями 67–70 названного Федерального закона установление итогов голосования и определение результатов выборов требует, помимо прочего, обязательного указания в протоколах и решениях избирательной комиссии сведений о числе голосов избирателей, поданных за каждого кандидата или список кандидатов, включенных в избирательный бюлле-тень, то какое-либо упоминание в этих актах о кандидате или списках кандидатов, в регистрации которых было отказано либо регистрация которых была аннулирована из-бирательной комиссией или отменена судом, исключено, а потому права выдвинувше-го их избирательного объединения установлением итогов голосования и определением результатов выборов не затрагиваются.

С учетом этого ограничение круга избирательных объединений, наделенных пра-вом на обращение в суд с административным исковым заявлением об отмене решения избирательной комиссии о результатах выборов, теми из них, чьи кандидаты (списки кандидатов) были зарегистрированы и включены в избирательные бюллетени, по ко-торым проводилось голосование и определялись результаты выборов, – принимая во внимание гарантированную каждому избирательному объединению, выдвинувшему кандидата (список кандидатов), возможность судебной защиты от любых решений и действий (бездействия), препятствующих его участию в выборах (включая уклонение от принятия документов о выдвижении кандидатов или списков кандидатов, отказ в регистрации кандидатов или списков кандидатов, аннулирование или отмену регистра-ции кандидатов или списка кандидатов), – не может рассматриваться как произвольно ограничивающее пределы судебного оспаривания избирательными объединениями ре-шений избирательных комиссий о результатах выборов.

4.2. Как следует из пункта 3 статьи 20 Федерального закона «Об основных га-рантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской

65 ВКС


¹ 42-Ï


Федерации», избирательные комиссии при осуществлении деятельности, связанной с подготовкой и проведением выборов, обязаны обеспечивать реализацию и защиту избирательных прав граждан, что в силу презумпции правомерности действий (без-действия) и решений избирательных комиссий (их должностных лиц) подразумева-ет законность таких действий (бездействия) и решений до тех пор, пока она не будет опровергнута в установленном – административном или судебном – порядке.

Исходя из этого, если избирательное объединение, выдвинувшее кандидата или список кандидатов на выборные должности, было отстранено от дальнейшего участия в выборах из-за отсутствия их регистрации избирательной комиссией, обусловленного действиями (бездействием) ее должностных лиц (в том числе, как это имело место в отношении заявителя по настоящему делу, воспрепятствованием своевременному представлению в избирательную комиссию необходимых для регистрации докумен-тов), такие действия (бездействие), хотя ими и затрагивается осуществление гражда-нами и объединениями граждан своих избирательных прав, с формально-юридической точки зрения также не могут считаться неправомерными до разрешения соответству-ющего административного (избирательного) спора, которое к тому же, при наличии у должностных лиц избирательной комиссии преступного умысла, в существенной мере зависит от предварительной уголовно-правовой оценки содеянного.

Более того, наличие у суда полномочия отменить решение избирательной комиссии о результатах выборов по такому основанию, как признание после дня голосования незаконным отказа в регистрации кандидата (списка кандидатов), если это нарушение не позволяет выявить действительную волю избирателей (подпункт «д» пункта 2 ста-тьи 77 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации»), само по себе не гарантирует восстановления нарушенных избирательных прав и в случае, когда факт соответству-ющего нарушения установлен обвинительным приговором: по буквальному смыслу действующего правового регулирования, реализация судом данного полномочия пред-полагает признание незаконным отказа в регистрации кандидата (списка кандидатов) в порядке административного, а не уголовного судопроизводства, тем более завершив-шегося вынесением решения о прекращении уголовного дела по нереабилитирующим основаниям, которое, как неоднократно отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, не подменяет собой приговор суда и, следовательно, не является актом, ко-торым устанавливается виновность обвиняемого в том смысле, как это предусмотрено статьей 49 (часть 1) Конституции Российской Федерации.

Опираясь на приведенную правовую позицию, Конституционный Суд Российской Федерации пришел к выводу, что, принимая такое решение на досудебных стадиях уголовного процесса, компетентные государственные органы должны отдавать себе отчет в том, что лица, в отношении которых прекращено уголовное преследование, виновными в совершении преступления либо (что равнозначно) в деянии, содержащем все признаки состава преступления, не признаны, а значит, не могут быть названы таковыми, – в конституционно-правовом смысле эти лица могут считаться лишь при-влекавшимися к участию в уголовном судопроизводстве на соответствующей стадии ввиду выдвижения против них подозрения или обвинения (постановления от 28 октя-бря 1996 года № 18-П, от 24 апреля 2003 года № 7-П, от 14 июля 2011 года № 16-П, от 7 марта 2017 года № 5-П, от 15 октября 2018 года № 36-П и др.).

Тем не менее лишение избирательного объединения, выдвинувшего кандидата (список кандидатов), возможности представить в избирательную комиссию необходи-мые для регистрации документы – особенно когда их представление составляет обя-занность не самих избирательных объединений, а лично кандидатов (пункт 5 статьи 33 и пункт 1 статьи 38 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации») – в результате действий (бездействия) должностного лица этой избирательной комиссии, досудебное уголовное преследование которого по данному факту было прекращено по нереабили-

66 ВКС


¹ 42-Ï


тирующему основанию, не может, даже по истечении длительного времени, не поро-дить сомнений в справедливости состоявшихся выборов и достоверности полученных электоральных результатов, что, в свою очередь, чревато серьезными рисками дискре-дитации выборов как одной из высших форм непосредственного народовластия.

В целях предотвращения подобных угроз федеральный законодатель, преследуя интересы обеспечения баланса прав и свобод избирательных объединений (выдви-нутых ими кандидатов), стабильности результатов электорального волеизъявления и основанных на нем институтов народного представительства, безусловно, мог бы ого-ворить, что избирательное объединение вправе обращаться в суд с административным исковым заявлением об отмене результатов выборов при условии, что оно – незави-симо от инициирования уголовного преследования виновных, по его мнению, долж-ностных лиц избирательной комиссии – своевременно предприняло усилия по оспа-риванию их действий (бездействия), препятствовавших выдвижению и регистрации кандидата (списка кандидатов), в специальном порядке, аналогичном установленному частью 10 статьи 239 и частью 4 статьи 240 КАС Российской Федерации. Но, поскольку действующее законодательство подобной оговорки не содержит, предусматривая для таких решений и действий (бездействия) избирательных комиссий (их должностных лиц) общий порядок судебного оспаривания (часть 2 статьи 239 и часть 1 статьи 240 КАС Российской Федерации), отказ избирательному объединению в обращении в суд с соответствующим административным исковым заявлением в ситуации, когда наруше-ние прав этого избирательного объединения на участие в выборах нашло отражение в постановлении о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию, оставляет открытым вопрос о возможной степени влияния указанного нарушения на результаты выборов.

Признание права оспаривания в суде решения избирательной комиссии о резуль-татах выборов за избирательным объединением, выдвинувшим кандидата или список кандидатов на выборные должности, которые не были зарегистрированы в установ-ленном избирательным законодательством порядке вследствие воспрепятствовавших представлению в избирательную комиссию необходимых для регистрации докумен-тов действий (бездействия) должностных лиц избирательной комиссии, в отношении правомерности которых сохраняется неопределенность в связи с прекращением соот-ветствующего уголовного дела по нереабилитирующему основанию, автоматически не дисквалифицирует сами результаты выборов. В каждом таком случае суд, самостоя-тельно оценивая сведения, содержащиеся в постановлении о прекращении уголовного дела, должен принимать во внимание, что если вступившие в законную силу приговор или иные судебные акты по уголовному делу являются обязательными для суда, рас-сматривающего дело об административно-правовых последствиях действий лица, в отношении которого вынесен приговор или иные судебные акты, по вопросам о том, имели ли место определенные действия и совершены ли они этим лицом (часть 3 ста-тьи 64 КАС Российской Федерации), то постановление о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию, принятое на досудебной стадии уголовного про-цесса, не освобождает его от исследования соответствующих обстоятельств.

Если в результате судебного разбирательства будет установлено, что действия (без-действие) должностного лица избирательной комиссии, послужившие причиной его уголовного преследования, на самом деле незаконно воспрепятствовали представле-нию в избирательную комиссию документов, необходимых для регистрации кандида-та (списка кандидатов), выдвинутого избирательным объединением, суд, по смыслу статьи 77 Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации», обязан выяснить, мог ли этот кандидат (список кандидатов) быть зарегистрирован избирательной комиссией при отсутствии такого воспрепятствования, а также решить, могло ли допущенное на-рушение законодательства о выборах повлиять на выявление действительной воли из-бирателей.

67 ВКС


¹ 42-Ï


При рассмотрении соответствующих обращений суды, как следует из правовой по-зиции Конституционного Суда Российской Федерации, сформулированной в Поста-новлении от 15 января 2002 года № 1-П, обязаны исходить из того, что результаты выборов призваны адекватно отражать действительную волю избирателей, а их отмена возможна лишь в случаях, когда не были обеспечены необходимые условия органи-зации и проведения выборов, существенно влияющие на свободное волеизъявление избирателей; при этом – поскольку конституционный принцип соразмерности требует использования в каждом конкретном случае нарушений избирательных прав эквива-лентного способа их восстановления или компенсации, который учитывал бы спе-цифику этих прав, связанную с тем, что, будучи индивидуальными, они реализуются в процессе выборов, предполагающих выявление общей воли избирателей, принявших участие в голосовании, – отказ в отмене решения избирательной комиссии о результа-тах выборов, если сам факт нарушения прав избирательного объединения и выдвину-тых им кандидатов будет подтвержден при рассмотрении административного дела, не должен в силу статьи 53 Конституции Российской Федерации, гарантирующей каждо-му право на возмещение вреда, причиненного незаконными действиями (или бездей-ствием) органов государственной власти или их должностных лиц, освобождать суд от применения компенсаторных механизмов для устранения последствий обнаруженных нарушений избирательных прав, а также исключать ответственность совершивших эти нарушения субъектов избирательного процесса, включая избирательные комиссии.

Прекращение уголовного преследования должностного лица избирательной ко-миссии по нереабилитирующему основанию оставляет неразрешенным вопрос (спор) о том, были ли выдвинутые избирательным объединением кандидаты (списки канди-датов) не зарегистрированы именно в результате противоправного деяния этого долж-ностного лица. В таком случае избирательному объединению должно быть предостав-лено право обращаться – даже после истечения предусмотренного частью 3 статьи 240 КАС Российской Федерации срока – с административным исковым заявлением об отмене решения избирательной комиссии о результатах выборов, с тем чтобы была осуществлена судебная оценка возможного влияния нарушений избирательного зако-нодательства, послуживших основанием для уголовного преследования соответству-ющего должностного лица, на свободное волеизъявление избирателей и достоверное определение итогов голосования, а также разрешен вопрос о необходимости примене-ния компенсаторных механизмов в целях восстановления нарушенных прав избира-тельных объединений.

Иное означает несоразмерное ограничение права на судебную защиту одного из основных политических прав граждан – права избирать и быть избранным в органы го-сударственной власти и органы местного самоуправления, чем нарушаются статьи 32 (части 1 и 2) и 46 (части 1 и 2) Конституции Российской Федерации и не обеспечивает-ся гарантированная ее статьей 52 охрана законом прав потерпевших от преступлений и злоупотреблений властью.



1. Признать часть 15 статьи 239 Кодекса административного судопроизводства Рос-сийской Федерации не соответствующей Конституции Российской Федерации, ее ста-тьям 32 (части 1 и 2), 46 (части 1 и 2) и 52, в той мере, в какой в системе действующего правового регулирования она не позволяет избирательному объединению, выдвинув-шему кандидата или список кандидатов на выборные должности, обращаться в суд с административным исковым заявлением об отмене решения избирательной комиссии о результатах выборов в случае, когда это избирательное объединение и (или) выдви-нутые им в качестве кандидатов граждане были лишены возможности представить в

68 ВКС


¹ 42-Ï


избирательную комиссию документы, необходимые для регистрации кандидата или списка кандидатов, вследствие воспрепятствования со стороны должностного лица из-бирательной комиссии, уголовное преследование в отношении которого по данному факту прекращено по нереабилитирующему основанию.

2. Федеральному законодателю надлежит – исходя из требований Конституции Российской Федерации и с учетом правовых позиций Конституционного Суда Россий-ской Федерации, выраженных в настоящем Постановлении, – внести в действующее правовое регулирование изменения, вытекающие из настоящего Постановления.

3. Правоприменительные решения по делу регионального отделения политической партии «Справедливая Россия» в городе Санкт-Петербурге, основанные на части 15 статьи 239 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации, при-знанной настоящим Постановлением не соответствующей Конституции Российской Федерации, подлежат пересмотру в установленном порядке.

4. Настоящее Постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует под-тверждения другими органами и должностными лицами.


69 ВКС


ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ÷àñòè ïåðâîé ñòàòüè 44 Ãðàæäàíñêîãî ÷àñòè ïåðâîé ñòàòüè 44 Ãðàæäàíñêîãî ïðîöåññóàëüíîãî êîäåêñà Ðîññèéñêîé ïðîöåññóàëüíîãî êîäåêñà Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè ñ æàëîáàìè Ôåäåðàöèè â ñâÿçè ñ æàëîáàìè ãðàæäàí À.Á.Áîë÷èíñêîãî è ãðàæäàí À.Á.Áîë÷èíñêîãî è Á.À.Áîë÷èíñêîãîÁ.À.Áîë÷èíñêîãî


ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

¹ 43-Ï



Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В.Д.Зорькина, судей К.В.Арановского, А.И.Бойцова, Н.С.Бондаря, Г.А.Гаджиева, Ю.М.Данилова, Л.М.Жарковой, С.М.Казанцева, С.Д.Князева, А.Н.Кокотова, Л.О.Красавчиковой, С.П.Маврина, Н.В.Мельникова, В.Г.Ярославцева,

с участием гражданина А.Б.Болчинского и его представителя – адвоката М.В.Янкевича, полномочного представителя Государственной Думы в Конституцион-ном Суде Российской Федерации М.П.Беспаловой, представителя Совета Федерации –председателя комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и государственному строительству А.А.Клишаса, полномочного представителя Пре-зидента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В.Кротова,


рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности части пер-вой статьи 44 ГПК Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явились жалобы граждан А.Б.Болчинского и Б.А.Болчинского. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопре-деленность в вопросе о том, соответствует ли Конституции Российской Федерации оспариваемое заявителями законоположение.


Заслушав сообщение судьи-докладчика Л.О.Красавчиковой, объяснения предста-вителей сторон, выступления приглашенных в заседание представителей: от Мини-стерства юстиции Российской Федерации – М.А.Мельниковой, от Генерального проку-рора Российской Федерации – Т.А.Васильевой, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации


1. Заявители по настоящему делу граждане А.Б.Болчинский и Б.А.Болчинский оспаривают конституционность части первой статьи 44 ГПК Российской Федерации, согласно которой в случаях выбытия одной из сторон в спорном или установленном решением суда правоотношении (смерть гражданина, реорганизация юридического лица, уступка требования, перевод долга и другие случаи перемены лиц в обязатель-

70 ВКС

16 íîÿáðÿ 16 íîÿáðÿ 2018 ãîäà2018 ãîäà

¹ 43-Ï


ствах) суд допускает замену этой стороны ее правопреемником; правопреемство воз-можно на любой стадии гражданского судопроизводства.

Отказывая решением от 24 ноября 2016 года в удовлетворении требований Б.А.Болчинского об установлении границы между земельным участком, принадле-жавшим ему на праве собственности, и смежным земельным участком и об обязании собственников этого земельного участка демонтировать возведенное на его земельном участке сплошное металлическое ограждение, Всеволожский городской суд Ленин-градской области исходил из того, что истец собственником земельного участка, грани-чащего с земельным участком ответчиков, уже не является. Одновременно суд первой инстанции оставил без удовлетворения заявленное представителем Б.А.Болчинского в ходе рассмотрения дела ходатайство о замене истца в порядке процессуального право-преемства на его сына А.Б.Болчинского, которому земельный участок, ранее принад-лежавший истцу, был передан в собственность по договору дарения, заключенному 27 июня 2016 года (переход права собственности зарегистрирован 7 ноября 2016 года): со ссылкой на часть первую статьи 44 ГПК Российской Федерации суд указал, что измене-ние собственника имущества на основании договора дарения не влечет перехода права требования по заявленному предыдущим собственником иску (определение от 24 ноя-бря 2016 года). Судебная коллегия по гражданским делам Ленинградского областного суда оставила указанные судебные постановления без изменения, а жалобы истца – без удовлетворения (апелляционные определения от 22 марта 2017 года).

В передаче кассационных жалоб Б.А.Болчинского и его представителя на все вы-несенные по его делу судебные постановления для рассмотрения в судебном заседании судов кассационной инстанции было отказано (определения судьи Ленинградского об-ластного суда от 15 июня 2017 года и Верховного Суда Российской Федерации от 1 де-кабря 2017 года). Жалоба его сына А.Б.Болчинского на те же судебные акты оставлена без рассмотрения по существу с указанием на то, что он не был привлечен к участию в деле (в том числе в качестве третьего лица, заявляющего самостоятельные требования относительно предмета спора) и обжалуемыми судебными актами не был разрешен вопрос о его правах и обязанностях, однако он не лишен возможности реализовать свои права собственника, самостоятельно обратившись в суд с соответствующим ис-ком (определение судьи Ленинградского областного суда от 15 июня 2017 года).

Нарушение частью первой статьи 44 ГПК Российской Федерации своих прав, га-рантированных статьями 8, 15 (часть 4), 17 (часть 1), 18, 19 (части 1 и 2), 21 (часть 1), 35 (части 1 и 2), 46 (часть 1), 55 (части 2 и 3) и 123 (часть 3) Конституции Рос-сийской Федерации, граждане А.Б.Болчинский и Б.А.Болчинский усматривают в том, что содержащаяся в ней норма, не закрепляя безусловный и универсальный (вне за-висимости от конкретных материально-правовых оснований) характер правопреем-ства в процессуальном правоотношении, не допускает – по смыслу, придаваемому ей правоприменительной практикой, – возможность замены в порядке процессуального правопреемства истца, предъявившего требование о защите от нарушений его права собственности на имущество, в случае отчуждения им этого имущества в период су-дебного разбирательства.

Соответственно, принимая во внимание требования статей 74, 96 и 97 Федерально-го конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», часть первая статьи 44 ГПК Российской Федерации является предметом рассмотрения Кон-ституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу постольку, поскольку на ее основании решается вопрос о возможности замены стороны на приобретателя ее имущества в качестве процессуального правопреемника в ходе судебного разбиратель-ства по делу о защите от нарушений права собственности на это имущество.

2. Право на судебную защиту, будучи основным и неотчуждаемым правом челове-ка, признается и гарантируется в Российской Федерации согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с Конституцией Рос-сийской Федерации и реализуется на основе принципа равенства всех перед законом

71 ВКС


¹ 43-Ï


и судом (статья 17, части 1 и 2; статья 19, часть 1; статья 46, части 1 и 2, Конституции Российской Федерации).

На принципах равной защиты закона и беспрепятственного и равного доступа к правосудию, признаваемых международным сообществом в качестве фундаменталь-ных, основаны и положения являющихся составной частью правовой системы Рос-сийской Федерации международно-правовых актов, в силу которых все равны перед законом и судом и каждый при определении его прав и обязанностей имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок компетентным, не-зависимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона (статьи 7, 8 и 10 Всеобщей декларации прав человека, пункт 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, пункт 1 статьи 14 Международного пакта о гражданских и политических правах).

Раскрывая содержание конституционного права на судебную защиту применитель-но к конкретным видам судопроизводства, Конституционный Суд Российской Федера-ции сформулировал следующие правовые позиции (постановления от 3 мая 1995 года № 4-П, от 14 февраля 2002 года № 4-П, от 17 ноября 2005 года № 11-П, от 20 февраля 2006 года № 1-П, от 6 апреля 2006 года № 3-П, от 5 февраля 2007 года № 2-П, от 21 апреля 2010 года № 10-П, от 22 апреля 2011 года № 5-П, от 1 марта 2012 года № 5-П и др.):

данное право предполагает конкретные гарантии эффективного восстановления в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости. Из статьи 46 Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьями 19 (часть 1), 47 (часть 1) и 123 (часть 3), закрепляющими равенство всех перед законом и судом, право каждого на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом, и принцип осуществления судопроизводства на основе состязатель-ности и равноправия сторон, следует, что право на судебную защиту – это не только право на обращение в суд, но и возможность получения реальной судебной защиты в форме восстановления нарушенных прав и свобод в соответствии с законодательно закрепленными критериями, которые в нормативной форме (в виде общего правила) предопределяют, в каком суде и в какой процедуре подлежит рассмотрению конкрет-ное дело, что позволяет суду (судье), сторонам, другим участникам процесса, а также иным заинтересованным лицам избежать правовой неопределенности в этом вопросе;

права на доступ к правосудию и на законный суд по самой своей природе требуют законодательного регулирования, при осуществлении которого федеральный законода-тель располагает определенной свободой усмотрения, что, однако, не освобождает его от обязанности соблюдать вытекающее из Конституции Российской Федерации тре-бование разумной соразмерности между используемыми средствами и поставленной целью и, осуществляя соответствующее регулирование, обеспечивать процессуальные гарантии участвующим в деле лицам.

3. Согласно Конституции Российской Федерации в России признаются и защища-ются равным образом все формы собственности, включая частную (статья 8, часть 2). Право частной собственности, относящееся к числу основных прав человека, как сле-дует из статьи 18 Конституции Российской Федерации, подлежит защите со стороны государства наряду с другими правами и свободами человека и гражданина, которые обеспечиваются правосудием, определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, а также местного самоуправ-ления.

На приведенных предписаниях Конституции Российской Федерации во взаимос-вязи с ее статьей 35, закрепляющей, что право частной собственности охраняется законом (часть 1) и что каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами (часть 2), основаны положения Гражданского кодекса Российской Федерации о равен-стве участников гражданских правоотношений, неприкосновенности собственности,

72 ВКС


¹ 43-Ï


свободе договора, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, об осуществлении субъектами гражданских правоотношений принадлежащих им прав по собственному усмотрению (пункты 1 и 2 статьи 1, пункт 1 статьи 9).

Природой субъективных прав, подлежащих судебной защите, обусловлено, как указывал Конституционный Суд Российской Федерации, диспозитивное начало граж-данского судопроизводства, что находит выражение в гражданском процессуальном законодательстве при конкретизации такого общего принципа судопроизводства, как состязательность и равноправие сторон (статья 123, часть 3, Конституции Российской Федерации), который в совокупности с другими принципами гражданского судопро-изводства выражает цели правосудия по гражданским делам, и прежде всего консти-туционную цель защиты прав и свобод человека и гражданина (статья 2; статья 17, часть 1; статья 18 Конституции Российской Федерации); при этом применительно к гражданскому судопроизводству принцип диспозитивности означает, что процессуаль-ные отношения возникают, изменяются и прекращаются, главным образом, по ини-циативе непосредственных участников спорного материального правоотношения, ко-торые имеют возможность с помощью суда распоряжаться своими процессуальными правами, а также спорным материальным правом (постановления от 16 июля 2004 года№ 15-П, от 30 ноября 2012 года № 29-П и др.).

4. В целях соблюдения принципа законности в гражданском судопроизводстве, защиты прав и законных интересов его участников частью первой статьи 44 ГПК Российской Федерации предусматривается, что в случаях выбытия одной из сторон в спорном или установленном решением суда правоотношении (смерть гражданина, реорганизация юридического лица, уступка требования, перевод долга и другие случаи перемены лиц в обязательствах) суд допускает замену этой стороны ее правопреемни-ком. Названное законоположение, закрепляющее основания и порядок процессуаль-ного правопреемства, направлено на установление дополнительных процессуальных гарантий для лиц, участвующих в деле, и само по себе не может расцениваться как нарушающее конституционные права (определения Конституционного Суда Россий-ской Федерации от 23 июня 2015 года № 1351-О, от 19 июля 2016 года № 1645-О и др.).

Правопреемство как институт гражданского процессуального права неразрывно связано с правопреемством как институтом гражданского права, поскольку необходи-мость привести процессуальное положение лиц, участвующих в деле, в соответствие с их юридическим интересом обусловливается изменениями в материально-правовых отношениях, т.е. переход субъективного права или обязанности в гражданском право-отношении, по поводу которого производится судебное разбирательство, к другому лицу служит основанием для гражданского процессуального правопреемства. К числу таких оснований федеральный законодатель, как это следует из статьи 44 ГПК Рос-сийской Федерации, относит как юридические факты, связанные с выбытием участву-ющего в деле лица из процесса в результате прекращения его процессуальной право-способности, когда речь идет об универсальном правопреемстве (смерть гражданина, бывшего стороной либо третьим лицом, – пункт 2 статьи 17 ГК Российской Федера-ции; реорганизация юридического лица – статьи 57 и 58 ГК Российской Федерации), так и юридические факты, связанные с выбытием участвующего в деле лица из кон-кретного материального правоотношения (спорного или установленного судом), т.е. ситуации сингулярного правопреемства (перевод долга, уступка требования и другие случаи перемены лиц в обязательстве).

Таким образом, в качестве общего правила, которое определяет возможность про-цессуального правопреемства, возникающего на основе правопреемства материально-правового, федеральный законодатель закрепил изменение субъектного состава спор-ного правоотношения – выбытие одной из его сторон. При этом открытый перечень оснований процессуального правопреемства, содержащийся в части первой статьи 44 ГПК Российской Федерации в качестве примеров применения общего правила, сфор-мулированного весьма широко, при его буквальном понимании (что подтверждается и

73 ВКС


¹ 43-Ï


представленными в Конституционный Суд Российской Федерации судебными актами) нередко приводит в правоприменительной практике к ограничительному истолкова-нию данной нормы как допускающей возможность процессуального правопреемства при сингулярном материальном правопреемстве лишь для случаев перемены лиц в обязательствах (т.е. связывающей его с обязательственной природой спорного или установленного судом правоотношения) и исключающей такую возможность в спор-ных или установленных судом абсолютных (в частности, вещных) правоотношениях.

Между тем, предусмотрев обязанность суда приостановить производство по делу в случае смерти гражданина, являющегося стороной в деле или третьим лицом с са-мостоятельными требованиями, если спорное правоотношение допускает правопре-емство (статья 215 ГПК Российской Федерации), и закрепив в качестве одного из ос-нований прекращения производства по делу смерть гражданина, являвшегося одной из сторон по делу, если спорное правоотношение не допускает правопреемство (статья 220 ГПК Российской Федерации), федеральный законодатель тем самым фактически указал на отсутствие нормативной связи процессуального правопреемства в ситуации универсального правопреемства с обязательственной природой правоотношения, что, в свою очередь, свидетельствует о недопустимости ограничительного толкования ча-сти первой статьи 44 ГПК Российской Федерации и сведения оснований процессуаль-ного правопреемства к случаям, прямо названным в данной норме.

На соответствующий подход ориентирует судебную практику и Верховный Суд Российской Федерации, который при разъяснении вопроса о правопреемстве в делах, связанных с возмещением судебных издержек, отнес к случаям перехода права, защи-щаемого в суде, в порядке универсального или сингулярного правопреемства – наряду с наследованием, реорганизацией юридического лица, уступкой права требования и пр. – переход права собственности на вещь и, сославшись на статью 44 ГПК Россий-ской Федерации, статью 44 КАС Российской Федерации и статью 48 АПК Российской Федерации, указал, что в этом случае суд производит замену лица, участвующего в деле, его правопреемником (пункт 9 постановления Пленума Верховного Суда Рос-сийской Федерации от 21 января 2016 года № 1 «О некоторых вопросах применения законодательства о возмещении издержек, связанных с рассмотрением дела»).

5. Поскольку в Российской Федерации правосудие осуществляется только судом как носителем судебной власти и при его осуществлении, в том числе посредством гражданского судопроизводства, судьи независимы и подчиняются только Конститу-ции Российской Федерации и федеральному закону (статья 118, части 1 и 2; статья 120, часть 1, Конституции Российской Федерации), именно суд является основным и решающим субъектом гражданских процессуальных отношений, которые не могут возникать и развиваться без санкционирования им распорядительных действий уча-ствующих в деле лиц (Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2002 года № 4-П).

В частности, для процессуального правопреемства, в качестве оснований которого действующее гражданское процессуальное законодательство называет исключительно факты материального правопреемства, требуется специальное судебное постановле-ние, без которого процессуальное правопреемство не может состояться. Кроме того, осуществляя гражданское судопроизводство на основе состязательности и равнопра-вия сторон, суд – в зависимости от стадии гражданского процесса, на которой про-изошла замена стороны в порядке правопреемства, – совершает процессуальные дей-ствия, направленные на создание условий, необходимых для соблюдения баланса их процессуальных прав и обязанностей.

5.1. В силу части первой статьи 44 ГПК Российской Федерации правопреемство возможно на любой стадии гражданского судопроизводства и, соответственно, судо-производство продолжается с той стадии, на которой произошла замена стороны ее правопреемником, – все действия, совершенные до вступления правопреемника в про-цесс, согласно части второй той же статьи обязательны для него в той мере, в какой

74 ВКС


¹ 43-Ï


они были бы обязательны для лица, которое правопреемник заменил. При этом право-преемник, который может быть привлечен к участию в деле по инициативе суда или вступить в дело по собственной инициативе, должен сослаться на доказательства, обо-сновывающие его правопреемство.

Таким образом, процессуальное правопреемство, основанное на вытекающих из Конституции Российской Федерации требованиях соблюдения справедливого баланса интересов участников гражданского судопроизводства, обеспечивает осуществление процессуальных прав сторонами спорного или установленного судом правоотноше-ния, позволяет оптимизировать сроки рассмотрения дел и использовать доказатель-ства, представленные на момент вступления в процесс нового лица, которое связано процессуальными действиями, совершенными его предшественником.

Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, заин-тересованное лицо – исходя из предписаний статей 45 (часть 2) и 46 (часть 1) Консти-туции Российской Федерации – по своему усмотрению выбирает формы и способы защиты своих прав, не запрещенные законом, в том числе посредством обращения в суд, будучи связанным лишь установленным федеральным законом порядком судопро-изводства (Постановление от 22 апреля 2013 года № 8-П, определения от 9 февраля 2016 года № 220-О, от 7 июля 2016 года № 1421-О и др.). Применительно к институту процессуального правопреемства, являющегося важной гарантией прав каждого на су-дебную защиту и доступ к правосудию, это означает, что участнику спорных правоот-ношений не может быть отказано в использовании механизма процессуального право-преемства лишь в силу того, что ему доступны иные варианты защиты своего права, предусмотренные гражданским процессуальным законодательством.

5.2. Согласно правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации (постановления от 15 июля 1999 года № 11-П, от 25 февраля 2004 года № 4-П, от 20 апреля 2009 года № 7-П, от 6 декабря 2011 года № 27-П, от 29 июня 2012 года № 16-П, от 22 апреля 2013 года № 8-П, от 16 апреля 2015 года № 8-П и др.) правовые нормы должны соответствовать общеправовым требованиям определенности, ясности, не-двусмысленности, поскольку конституционное равноправие может быть обеспечено лишь при условии их единообразного понимания и толкования всеми правопримени-телями; неопределенность содержания правовой нормы, напротив, допускает возмож-ность неограниченного усмотрения в процессе правоприменения и ведет к произво-лу, а значит – к нарушению не только принципов равенства и верховенства закона, но и установленных статьями 45 и 46 Конституции Российской Федерации гарантий государственной, в том числе судебной, защиты прав, свобод и законных интересов граждан.

Указанным требованиям должны отвечать и нормы, регулирующие процессуальное правопреемство, в том числе основания и порядок его осуществления (применитель-но к различным ситуациям). Соответственно, признавая вступление лица в процесс в качестве правопреемника законным способом реализации права на судебную защиту и устанавливая при этом примерный (открытый) перечень оснований для процессу-ального правопреемства, федеральный законодатель учитывал, что правопреемство в материальном праве в случае перехода прав и обязанностей от одного лица к другому в порядке универсального или сингулярного правопреемства само по себе не порождает (автоматически и безусловно) процессуальное правопреемство. Вопрос о процессуаль-ном правопреемстве во всех случаях решается судом, который при рассмотрении дела обязан исследовать по существу его фактические обстоятельства и не вправе ограничи-ваться установлением формальных условий применения нормы, – иное приводило бы к тому, что право на судебную защиту, закрепленное статьей 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации (гарантируемое как истцам, так и ответчикам по гражданско-правовым спорам), оказывалось бы существенно ущемленным (постановления Кон-ституционного Суда Российской Федерации от 13 декабря 2016 года № 28-П, от 10 марта 2017 года № 6-П и др.). При этом в целях вынесения законного и обоснованного

75 ВКС


¹ 43-Ï


судебного постановления, разрешающего вопрос о процессуальном правопреемстве, суд, как того требует статья 67 ГПК Российской Федерации, оценивает представленные доказательства (в том числе подтверждающие наличие оснований для правопреемства) по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем, полном, объектив-ном и непосредственном их исследовании.

Применение судами части первой статьи 44 ГПК Российской Федерации в системе действующего правового регулирования с учетом правовых позиций Конституционно-го Суда Российской Федерации и соответствующих разъяснений Верховного Суда Рос-сийской Федерации позволяет в каждом конкретном случае достичь баланса интересов участников спорных правоотношений и принять решение, отвечающее требованиям законности, обоснованности и справедливости, исходя при этом из предусмотренных законом пределов усмотрения суда по установлению юридических фактов, являющих-ся основанием для процессуального правопреемства (либо для отказа в удовлетворе-нии соответствующего требования), что предполагает необходимость оценки судом процессуальных последствий тех изменений, которые происходят в материальном правоотношении.

6. Таким образом, нормативное регулирование процессуального правопреемства –с учетом правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, выра-женных в сохраняющих свою силу решениях, а также в настоящем Постановлении, –не дает оснований для вывода о невозможности замены стороны правопреемником в случае отчуждения ею в период судебного разбирательства имущества, требование о защите от нарушений права собственности на которое рассматривается судом. Подоб-ный подход позволяет предотвратить утрату собранных доказательств, а значит, не-обходимость собирать их заново, исключить неоправданные судебные расходы ради повторного достижения уже достигнутых результатов, а также сохранить баланс прав и законных интересов сторон гражданского судопроизводства, защитив права не толь-ко истца, для которого отчуждение имущества ответчиком не повлечет рассмотрение дела с самого начала, но и ответчика, для которого отчуждение имущества истцом не создаст угрозы быть привлеченным к делу по иску нового собственника, основанному на тех же обстоятельствах, в самостоятельном процессе. Иное не согласуется с вытека-ющими из Конституции Российской Федерации, в том числе ее статей 17, 18, 35 (часть 1) и 46 (часть 1), принципами стабильности гражданского оборота, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, осуществления прав и свобод человека и гражданина с нарушением прав и свобод других лиц, а также справедливого правосудия.

Этим не исключается правомочие федерального законодателя на основании сфор-мулированных в настоящем Постановлении правовых позиций внести изменения в ре-гулирование института гражданского процессуального правопреемства, направленные на его совершенствование.



1. Признать часть первую статьи 44 ГПК Российской Федерации не противореча-щей Конституции Российской Федерации, поскольку по своему конституционно-пра-вовому смыслу в системе действующего правового регулирования она не препятствует возможности замены стороны на приобретателя ее имущества в качестве процессуаль-ного правопреемника в ходе судебного разбирательства по делу о защите от наруше-ний права собственности на это имущество.

2. Выявленный в настоящем Постановлении конституционно-правовой смысл ча-сти первой статьи 44 ГПК Российской Федерации является общеобязательным, что исключает любое иное ее истолкование в правоприменительной практике.

76 ВКС


¹ 43-Ï


3. Судебные постановления, вынесенные в отношении граждан Болчинского Бо-риса Александровича и Болчинского Артема Борисовича на основании части первой статьи 44 ГПК Российской Федерации в истолковании, расходящемся с ее конституци-онно-правовым смыслом, выявленным в настоящем Постановлении, подлежат пере-смотру в установленном порядке.



77 ВКС


ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè Çàêîíà Ðåñïóáëèêè Èíãóøåòèÿ Çàêîíà Ðåñïóáëèêè Èíãóøåòèÿ «Îá óòâåðæäåíèè Ñîãëàøåíèÿ «Îá óòâåðæäåíèè Ñîãëàøåíèÿ îá óñòàíîâëåíèè ãðàíèöû ìåæäó îá óñòàíîâëåíèè ãðàíèöû ìåæäó Ðåñïóáëèêîé Èíãóøåòèÿ è ×å÷åíñêîé Ðåñïóáëèêîé Èíãóøåòèÿ è ×å÷åíñêîé Ðåñïóáëèêîé» è Ñîãëàøåíèÿ îá Ðåñïóáëèêîé» è Ñîãëàøåíèÿ îá óñòàíîâëåíèè ãðàíèöû ìåæäó óñòàíîâëåíèè ãðàíèöû ìåæäó Ðåñïóáëèêîé Èíãóøåòèÿ è ×å÷åíñêîé Ðåñïóáëèêîé Èíãóøåòèÿ è ×å÷åíñêîé Ðåñïóáëèêîé â ñâÿçè ñ çàïðîñîì Ãëàâû Ðåñïóáëèêîé â ñâÿçè ñ çàïðîñîì Ãëàâû Ðåñïóáëèêè Èíãóøåòèÿ Ðåñïóáëèêè Èíãóøåòèÿ


ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

¹ 44-Ï

6 äåêàáðÿ6 äåêàáðÿ2018 ãîäà,2018 ãîäà,



с участием представителей Главы Республики Ингушетия – адвокатов А.А.Орлова, В.И.Арямовой и Р.И.Романова, представителя Главы Чеченской Республики – адвоката Г.Э.Берсункаева, представителя Народного Собрания Республики Ингушетия – Пред-седателя Народного Собрания Республики Ингушетия М.Д.Яндиева,

руководствуясь статьей 125 (пункты «б», «в» части 2) Конституции Российской Фе-дерации, подпунктами «б», «в» пункта 1 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 74, 84, 85 и 86 Федерального конститу-ционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности Закона Ре-спублики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой» и Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой.

Поводом к рассмотрению дела явился запрос Главы Республики Ингушетия. Ос-нованием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопро-се о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации указанные в запросе правовые акты.

Заслушав сообщение судьи-докладчика С.П.Маврина, объяснения представителей заявителя, а также органов и должностных лиц, издавших и подписавших рассматрива-емые правовые акты, выступления приглашенных в заседание председателя комитета Совета Федерации по конституционному законодательству и государственному стро-ительству А.А.Клишаса, полномочного представителя Президента Российской Феде-рации в Конституционном Суде Российской Федерации М.В.Кротова, полномочного представителя Генерального прокурора Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации Т.А.Васильевой, советника Министра юстиции Россий-ской Федерации М.А.Мельниковой, Председателя Парламента Чеченской Республики М.Х.Даудова, Председателя Правительства Республики Ингушетия З.С.Евлоева, депу-тата Народного Собрания Республики Ингушетия З.И.Мамилова, имама мечети сель-ского поселения Алкун Сунженского муниципального района Республики Ингушетия

78 ВКС

6 äåêàáðÿ6 äåêàáðÿ2018 ãîäà2018 ãîäà

¹ 44-Ï


А.И.Цечоева, сопредседателя общественного объединения «Всемирный конгресс ин-гушского народа» А.С.Погорова, члена Координационного совета общественников Ре-спублики Ингушетия Н.У.Добриева, граждан С.Ш.Изарипова и С.М.Саламова, адвока-тов Р.Х.Ахметгалиева и А.В.Сабинина, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации


1. Главой Республики Ингушетия и Главой Чеченской Республики 26 сентября 2018 года было подписано Соглашение об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой. Со стороны Республики Ингушетия данное Со-глашение было утверждено Законом Республики Ингушетия от 4 октября 2018 года№ 42-РЗ «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой» и вступило в силу 16 октября 2018 года.

Конституционный Суд Республики Ингушетия Постановлением от 30 октября 2018 года № 19-П, принятым по запросу группы депутатов Народного Собрания Республики Ингушетия, признал указанный Закон Республики Ингушетия – как изменяющий гра-ницы территорий муниципальных образований Республики Ингушетия и тем самым изменяющий территорию Республики Ингушетия без учета мнения населения и, кро-ме того, принятый с нарушением установленного порядка принятия законов – не со-ответствующим Конституции Республики Ингушетия и постановил, что Соглашение об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой без его утверждения на референдуме Республики Ингушетия не порождает правовых последствий для органов государственной власти, органов местного самоуправления, организаций и граждан в Республике Ингушетия.

1.1. Глава Республики Ингушетия считает Закон Республики Ингушетия «Об ут-верждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой» и Соглашение об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой – вопреки принятому Конституционным Судом Республики Ингушетия Постановлению от 30 октября 2018 года № 19-П – подлежа-щими действию, как соответствующие Конституции Российской Федерации, посколь-ку, как он указывает, Конституция Российской Федерации и Конституция Республики Ингушетия не требуют при установлении границы между республиками (в отличие от изменения уже установленной) проведения референдума и согласия населения му-ниципальных образований. Кроме того, по мнению заявителя, парламентом не были нарушены и вытекающие из Конституции Республики Ингушетия требования к по-рядку принятия республиканских законов, производство же в Конституционном Суде Республики Ингушетия по запросу группы депутатов Народного Собрания Республи-ки Ингушетия подлежало прекращению, поскольку двое из них отозвали свои подписи и, следовательно, число депутатов, подписавших запрос, составило менее одной трети от общего числа депутатов Народного Собрания Республики Ингушетия (10 из 32).

В связи с этим Глава Республики Ингушетия просит Конституционный Суд Рос-сийской Федерации подтвердить соответствие Конституции Российской Федерации как Закона Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой», так и утвержден-ного им Соглашения.

1.2. Как следует из статей 5 (часть 2), 71, 72, 73 и 76 Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьями 118, 120 и 125 и статьей 85 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Кон-ституционный Суд Российской Федерации управомочен проверять конституционность закона субъекта Российской Федерации, который издан по вопросу, относящемуся к ведению Российской Федерации или к совместному ведению Российской Федерации и ее субъектов, и признан не соответствующим конституции (уставу) субъекта Россий-ской Федерации; при этом Конституционный Суд Российской Федерации не оценивает

79 ВКС


¹ 44-Ï


соответствие Конституции Российской Федерации положений конституции (устава) данного субъекта Российской Федерации, нарушение которых констатировано в реше-нии органа конституционного правосудия субъекта Российской Федерации. Иное, как указал Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 2 декабря 2013 года № 26-П, означало бы изъятие нормативных правовых актов, принимаемых субъектами Российской Федерации по вопросам совместного ведения, из правовой си-стемы Российской Федерации и тем самым – выведение таких актов из сферы контроля Конституционного Суда Российской Федерации.

Поскольку вопрос о границах между субъектами Российской Федерации по своему характеру и значению относится к числу конституционных (статья 67, части 1 и 2; статья 71, пункты «б», «н», «р»; статья 72, пункты «а», «в», «г», «к» части 1; статья 102, пункт «а» части 1), запрос Главы Республики Ингушетия отвечает критерию до-пустимости, как он определен статьей 85 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации».

Таким образом, исходя из требований статьи 125 (пункты «б», «в» части 2) Кон-ституции Российской Федерации и конкретизирующих ее положения статей 3, 74 и 85 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Феде-рации», Закон Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой» и Соглашение об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой яв-ляются предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу постольку, поскольку этими правовыми актами в их нормативном единстве решается вопрос об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой как субъектами Российской Федерации.

При этом Конституционный Суд Российской Федерации в силу статей 10, 118 (часть 2) и 125 Конституции Российской Федерации, частей третьей и четвертой статьи 3 и части третьей статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституци-онном Суде Российской Федерации» принимает постановление только по предмету, указанному в обращении, решает исключительно вопросы права и не оценивает уста-новленное Соглашением распределение отдельных частей территории бывшей Чече-но-Ингушской Республики между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой с точки зрения социально-экономической и иной целесообразности.

2. Россия как федеративное государство состоит из республик, краев, областей, городов федерального значения, автономной области, автономных округов – равно-правных субъектов Российской Федерации; республика (государство) имеет свою конституцию и законодательство; статус республики в составе Российской Федерации определяется Конституцией Российской Федерации и конституцией республики (ста-тья 1, часть 1; статья 5, части 1 и 2; статья 65, часть 1; статья 66, часть 1, Конституции Российской Федерации).

Из приведенных положений Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьей 67 (часть 1), согласно которой территория Российской Федерации включает в себя территории ее субъектов, внутренние воды и территориальное море, воздуш-ное пространство над ними, следует, что государственно-территориальное устройство республики (государства) в составе Российской Федерации является одним из суще-ственных элементов ее статуса, а территория – ее неотъемлемым признаком как субъ-екта Российской Федерации. Без разрешения связанных с этими конституционными началами вопросов о территориях субъектов Российской Федерации, включая респу-блики, невозможна полноценная конституционно-правовая идентичность субъектов Российской Федерации как публично-правовых территориальных образований в феде-ративном государстве, что предопределяет необходимость надлежащего урегулирова-ния государственно-территориального устройства Российской Федерации, в том числе в части установления и изменения границ между ее субъектами.

2.1. Исходя из федеративных основ государственно-территориального устройства, Конституция Российской Федерации относит федеративное устройство и территорию

80 ВКС


¹ 44-Ï


Российской Федерации к ведению Российской Федерации (статья 71, пункт «б») и определяет баланс коррелирующих правомочий Российской Федерации и правомочий ее субъектов в сфере изменения границ между ними: границы между субъектами Рос-сийской Федерации могут быть изменены с их взаимного согласия (статья 67, часть 3), утверждение же изменения границ между субъектами Российской Федерации относит-ся к ведению Совета Федерации (статья 102, пункт «а» части 1).

По смыслу положений статей 5, 65 (часть 1), 66 (часть 1) и 67 (часть 3) Конститу-ции Российской Федерации, вопрос о границах между субъектами Российской Феде-рации – при наличии спора – должен разрешаться прежде всего путем переговоров с участием правомочных органов государственной власти соответствующих субъектов Российской Федерации и посредством нахождения ими согласованного решения ис-ходя из того, что граница территории одного из них – это одновременно и граница территории другого.

Вместе с тем требующее согласования воль субъектов Российской Федерации из-менение границ между ними не является единственным правовым институтом, в рам-ках которого, с учетом складывающейся конституционно-правовой практики, должны разрешаться вопросы территориального устройства субъектов Российской Федерации. Процедура изменения границ между субъектами Российской Федерации, завершаю-щаяся его утверждением Советом Федерации, рассчитана в первую очередь на пере-дачу – при наличии ее социально-экономической или иной целесообразности, с чем в конечном итоге согласились оба участвующих в данном процессе субъекта Российской Федерации, – какой-то части ранее уже установленной (разграниченной) территории одного из них другому.

Иная ситуация складывается в случае, если надлежащим правовым способом опре-деленная граница между двумя сопредельными субъектами Российской Федерации отсутствует, а следовательно, в вопросе о том, как и где она пролегает, имеет место правовая неопределенность. В таком случае речь идет не о целесообразности измене-ния принадлежности какой-либо территории одному или другому субъекту Российской Федерации, а об их общей, взаимной потребности разграничить свои территории и, соответственно, юрисдикцию, т.е. разрешить вопрос об установлении границы между ними, тем более что скорейшее прекращение состояния территориальной неурегули-рованности является и их конституционной обязанностью.

Перечисляя в статье 102 вопросы, составляющие ведение Совета Федерации, Кон-ституция Российской Федерации относит к ним утверждение изменения границы меж-ду субъектами Российской Федерации (пункт «а части 1) и не упоминает в их числе установление (определение) границ между ними. Тем самым не предполагается и ут-верждение Советом Федерации осуществленного субъектами Российской Федерации на основе соглашения (договора) разграничения своих сопредельных территорий, если такое разграничение не было урегулировано (надлежащим образом не легализовано) на момент принятия Конституции Российской Федерации. Следовательно, в таких слу-чаях, по смыслу действующего конституционно-правового регулирования, участие Со-вета Федерации в установлении границы между субъектами Российской Федерации не является обязательным.

2.2. Законом Российской Федерации от 3 июля 1992 года № 3198-I «Об установле-нии переходного периода по государственно-территориальному разграничению в Рос-сийской Федерации», действовавшим и после принятия в 1993 году Конституции Рос-сийской Федерации в силу пункта 2 ее раздела второго, был установлен переходный период (до 1 июля 1995 года) по государственно-территориальному разграничению в Российской Федерации, в течение которого органы государственной власти и управле-ния Российской Федерации, республик в составе Российской Федерации, краев, обла-стей, автономной области, автономных округов, городов Москвы и Санкт-Петербурга должны были подготовить и осуществить необходимые правовые и организационные

81 ВКС


¹ 44-Ï


мероприятия, направленные на разрешение спорных территориальных вопросов пу-тем согласования интересов сторон на основе действующего законодательства.

В соответствии с Законом Российской Федерации от 4 июня 1992 года № 2927-I «Об образовании Ингушской Республики в составе Российской Федерации», приня-тым в связи с решением о преобразовании Чечено-Ингушской Республики в составе Российской Федерации, предполагалось в течение переходного периода (до марта 1994 года) осуществить подготовку правовых и организационных мероприятий по соответ-ствующему государственно-территориальному разграничению (преамбула, статьи 2 и 4). Постановлением Верховного Совета Российской Федерации от 4 июня 1992 года № 2928-I «О порядке введения в действие Закона Российской Федерации «Об обра-зовании Ингушской Республики в составе Российской Федерации» на Правительство Российской Федерации возлагалось создание государственной комиссии, которой над-лежало в соответствии с Конституцией Российской Федерации на основе согласования интересов всех заинтересованных сторон до 31 декабря 1993 года внести предложения об определении границ Ингушской Республики и нормализации ее функционирова-ния. Во исполнение указанных требований Правительством Российской Федерации была образована Государственная комиссия по определению границ между Ингуш-ской Республикой и Чеченской Республикой (постановление от 26 декабря 1995 года № 1279, признано утратившим силу постановлением от 26 июля 2004 года № 380).

Федеральный закон от 24 ноября 2008 года № 207-ФЗ «О мерах по организации местного самоуправления в Республике Ингушетия и Чеченской Республике» в целях организации местного самоуправления в Республике Ингушетия и Чеченской Респу-блике обязал органы государственной власти данных субъектов Российской Феде-рации до 1 марта 2009 года определить территории и установить границы муници-пальных образований. Вопрос о границе между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой ни названным Федеральным законом, ни принятыми в его исполнение законами этих субъектов Российской Федерации не затрагивался.

Так, Закон Республики Ингушетия от 23 февраля 2009 года № 5-РЗ «Об установле-нии границ муниципальных образований Республики Ингушетия и наделении их ста-тусом сельского, городского поселения, муниципального района и городского округа», согласно его статье 4, не регулирует вопросы определения границ Республики Ингуше-тия с другими субъектами Российской Федерации, которые устанавливаются на основе Конституции Республики Ингушетия и соглашений между Республикой Ингушетия и другими субъектами Российской Федерации, утверждаемых в соответствии с Консти-туцией Российской Федерации, с учетом требований Закона РСФСР от 26 апреля 1991 года № 1107-I «О реабилитации репрессированных народов» и Закона Российской Фе-дерации «Об образовании Ингушской Республики в составе Российской Федерации».

В соответствии с Законом Чеченской Республики от 13 февраля 2009 года № 6-РЗ «Об образовании муниципального образования Сунженский район и муниципальных образований, входящих в его состав, установлении их границ и наделении их соот-ветствующим статусом муниципального района и сельского поселения» утверждение границы Сунженского муниципального района Чеченской Республики, определение территорий и установление границ входящих в состав Сунженского муниципально-го района Чеченской Республики Вознесенского сельского поселения, Карабулакского городского поселения, Нестеровского сельского поселения, Слепцовского сельского поселения, Троицкого сельского поселения и Чемульгинского сельского поселения, а также проведение иных предусмотренных законодательством мер по организации местного самоуправления на территориях указанных поселений осуществляются по-сле установления в порядке, предусмотренном федеральным законодательством, ад-министративной границы между Чеченской Республикой и Республикой Ингушетия (статья 4).

Таким образом, граница между Республикой Ингушетия и Чеченской Республи-кой, необходимость определения которой вытекала из Закона Российской Федерации

82 ВКС


¹ 44-Ï


«Об образовании Ингушской Республики в составе Российской Федерации» (статья 2) и Постановления Верховного Совета Российской Федерации «О порядке введения в действие Закона Российской Федерации «Об образовании Ингушской Республики в составе Российской Федерации» (пункт 5), после преобразования Чечено-Ингуш-ской Республики в Ингушскую Республику и Чеченскую Республику (Закон Россий-ской Федерации от 10 декабря 1992 года № 4071-I «О внесении изменений в статью 71 Конституции (Основного Закона) Российской Федерации – России») и до заключения Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой от 26 сентября 2018 года не была установлена.

3. В соответствии с Конституцией Российской Федерации народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и орга-ны местного самоуправления; высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы (статья 3, части 2 и 3); граждане Россий-ской Федерации имеют право участвовать в управлении делами государства как непо-средственно, так и через своих представителей, избирать и быть избранными в органы государственной власти и органы местного самоуправления, а также участвовать в ре-ферендуме (статья 32, части 1 и 2).

Как следует из правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, выраженной в постановлениях от 11 июня 2003 года № 10-П и от 21 марта 2007 года № 3-П, референдум как всенародное голосование граждан Российской Федерации по вопросам государственного значения и свободные выборы как способ формирования органов народного представительства и других выборных органов публичной власти, будучи равноценными и дополняющими друг друга формами непосредственной де-мократии, в то же время имеют свои особенности, что обязывает законодателя при определении в контексте положений Конституции Российской Федерации возможно-стей их использования исходить из того, что референдум не может подменять органы народного представительства.

Данному выводу корреспондирует позиция Парламентской Ассамблеи Совета Ев-ропы, которая в Рекомендации 1704 (2005) от 29 апреля 2005 года обращает внимание на то, что прямая и представительная формы демократии дополняют друг друга, одна-ко референдумы не должны рассматриваться в качестве альтернативы парламентской демократии, ими не следует злоупотреблять, они не должны использоваться для под-рыва легитимности и примата парламентов как законодательных органов и в обход принципа верховенства права (пункты 5 и 8).

3.1. Конституция Российской Федерации непосредственно не устанавливает, в ка-ких случаях проведение субъектами Российской Федерации референдума для решения вопросов, связанных с их территориальной организацией, является обязательным, и не исключает использование данной формы волеизъявления народов, проживающих на их территориях, если такая возможность предусмотрена федеральным законом или конституцией (уставом) и законом конкретного субъекта Российской Федерации. Так, изменение границ между субъектами Российской Федерации, по смыслу статей 5, 65, 67, 71 (пункт «б») и 102 (пункт «а» части 1) Конституции Российской Федерации, мо-жет быть закреплено с их взаимного согласия в решении, принятом либо населением субъекта Российской Федерации (референдум), либо законодательным (представи-тельным) органом государственной власти субъекта Российской Федерации, или вы-ражено в результате сочетания обоих способов.

Конституция Республики Ингушетия, предусматривая при установлении и измене-нии границ между административно-территориальными образованиями учет мнения населения соответствующей территории (статья 111), вместе с тем не содержит каких-либо положений о проведении референдума или учете мнения населения при решении вопроса о первоначальном установлении (определении) границы с другими субъек-тами Российской Федерации. Конституционный закон Республики Ингушетия от 31 марта 1997 года № 3-РКЗ «О референдуме Республики Ингушетия», в свою очередь,

83 ВКС


¹ 44-Ï


требует вынесения на референдум Республики Ингушетия лишь вопросов об изме-нении статуса, наименования республики, ее разделении или объединении с другими субъектами Российской Федерации, изменении ее территории или границ в соответ-ствии с законодательством Российской Федерации (часть вторая статьи 3).

Следовательно, ни Конституция Российской Федерации, ни Конституция Респу-блики Ингушетия в системном единстве с указанным Конституционным законом не предполагают обязательность проведения референдума в случае установления грани-цы между ней и другим субъектом Российской Федерации. Соответственно, референ-дум не является необходимым и при выполнении Республикой Ингушетия вытекаю-щей из Конституции Российской Федерации обязанности по установлению границы в результате преобразования Чечено-Ингушской Республики в Ингушcкую Республику и Чеченскую Республику, территориальное разграничение которых не было оформле-но надлежащим правовым способом, что признавалось и властями данных субъектов Российской Федерации, и федеральными органами.

Это означает, что в действующей правовой системе Российской Федерации Со-глашение об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой – поскольку оно было утверждено высшими законодательными (пред-ставительными) органами этих республик и в соответствии с Законом Республики Ин-гушетия от 4 октября 2018 года № 42-РЗ и Законом Чеченской Республики от 4 октября 2018 года № 45-РЗ вступило в силу 16 октября 2018 года – не требовало утверждения посредством проведения референдума Республики Ингушетия. С учетом того, что в целом процесс принятия решения по данному вопросу был длительным и чрезвычай-но сложным, достигнутое согласие по установлению (определению) границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой с точки зрения своей значимости сопрягается с закрепленными в преамбуле Конституции Российской Федерации по-ложениями о гражданском мире и согласии, что не исключает в дальнейшем возмож-ность последующего изменения в случае необходимости установленной указанным Соглашением границы в определенном Конституцией Российской Федерации порядке.

3.2. В соответствии с Конституцией Российской Федерации изменение границ тер-риторий, в которых осуществляется местное самоуправление, допускается с учетом мнения населения соответствующих территорий (статья 131, часть 2). Данная гарантия –по смыслу закрепляющей ее статьи 131 (часть 2) во взаимосвязи со статьями 3, 5, 65, 66, 67 и 71 (пункт «б») Конституции Российской Федерации и с учетом сформули-рованных на их основе правовых позиций Конституционного Суда Российской Фе-дерации – не распространяется на случаи установления границ территории субъекта Российской Федерации как такового.

Органы государственной власти субъекта Российской Федерации вправе создавать муниципальные образования только в пределах своей территории, а следовательно, пока границы самого субъекта Российской Федерации не установлены (не определе-ны), границы муниципальных образований также нельзя рассматривать как установ-ленные в границах этого субъекта Российской Федерации, сопредельных с соседним субъектом Российской Федерации. Иное – в нарушение баланса конституционно защи-щаемых интересов – позволяло бы населению одного лишь муниципального образова-ния (представительного органа местного самоуправления) блокировать установление границы (разграничение территории) между сопредельными субъектами Российской Федерации. Применительно к Республике Ингушетия и Чеченской Республике, тер-ритории которых ранее составляли территорию Чечено-Ингушской Республики, это означало бы также создание на этих территориях затруднений в достижении граждан-ского мира и согласия.

Согласно Федеральному закону от 6 октября 2003 года № 131-ФЗ «Об общих прин-ципах организации местного самоуправления в Российской Федерации», принятому на основании статьи 72 (пункт «н» части 1) Конституции Российской Федерации в рамках совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, правовую основу

84 ВКС


¹ 44-Ï


местного самоуправления составляют в том числе законы и иные нормативные право-вые акты субъектов Российской Федерации (часть 1 статьи 4); территория субъекта Российской Федерации разграничивается между поселениями и городскими округами (пункт 1 части 1 статьи 11).

Исходя из приведенных законоположений, нормативно-правовое регулирование вопросов организации местного самоуправления, осуществляемое субъектом Россий-ской Федерации, распространяется только на муниципальные образования, располо-женные на территории данного субъекта Российской Федерации. В противном случае допускалась бы возможность существования муниципального образования вне связи с субъектом Российской Федерации и его территорией в частности.

Соответственно, поскольку муниципальные образования создаются в пределах субъекта Российской Федерации, а изменение их границ не может служить основа-нием для изменения границ субъектов Российской Федерации, вопросы организации местного самоуправления являются вторичными по отношению к вопросам установ-ления границ субъектов Российской Федерации, равно как и к вопросам изменения границ субъектов Российской Федерации. Это означает, что при рассмотрении вопро-сов установления границ между субъектами Российской Федерации в отношении ор-ганизации местного самоуправления следует руководствоваться законодательством,регламентирующим процедуру изменения границ муниципальных образованийвследствие изменения границ между субъектами Российской Федерации.

В частности, согласно Федеральному закону «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» при изменении границ между субъектами Российской Федерации изменение границ муниципальных образований, преобразование муниципальных образований, их упразднение, связанные с изменени-ем границ между субъектами Российской Федерации, осуществляются в порядке, уста-новленном законами субъектов Российской Федерации; при этом требования статей 12 и 13 данного Федерального закона, касающиеся в том числе учета мнения населения соответствующих муниципальных образований, не применяются (часть 3 статьи 10).

Приведенное правовое регулирование распространяется и на первичное уста-новление границы между субъектами Российской Федерации, когда нет оснований рассматривать границы муниципальных образований на спорных территориях как установленные. Именно поэтому Законом Республики Ингушетия «Об установлении границ муниципальных образований Республики Ингушетия и наделении их стату-сом сельского, городского поселения, муниципального района и городского округа» специально оговорено, что данный Закон не регулирует вопросы определения границ Республики Ингушетия с другими субъектами Российской Федерации (статья 4). Сле-довательно, границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой им не устанавливались и не могли быть установлены в одностороннем порядке.

Таким образом, для установления границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой не требовалось выявления и учета мнения населения соот-ветствующих муниципальных образований в порядке, предусмотренном статьей 131 (часть 2) Конституции Российской Федерации, Федеральным законом от 6 октября 2003 года № 131-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» и принятыми в соответствии с ним законами субъектов Рос-сийской Федерации.

4. Признавая Закон Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об уста-новлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой» не со-ответствующим Конституции Республики Ингушетия по порядку принятия, Конститу-ционный Суд Республики Ингушетия в обоснование своей позиции указал, что данный Закон в нарушение Регламента Народного Собрания Республики Ингушетия был при-нят в трех чтениях одним голосованием, при этом голосование было не открытым, а тайным, и к тому же протокол счетной комиссии о его результатах не был утвержден постановлением Народного Собрания Республики Ингушетия.

85 ВКС


¹ 44-Ï


4.1. Конституционный Суд Российской Федерации, проверяя конституционность федеральных законов по порядку принятия, пришел к следующим выводам (постанов-ления от 20 июля 1999 года № 12-П, от 5 июля 2001 года № 11-П, от 23 апреля 2004 года № 8-П, от 14 февраля 2013 года № 4-П и др.):

для оценки федерального закона на предмет соответствия Конституции Российской Федерации по порядку принятия принципиальное значение имеет нарушение тех про-цедурных правил, которые оказывают определяющее влияние на принятие решения, т.е. основаны непосредственно на предписаниях ее статей 104–108 либо закрепляют такие существенные условия порядка принятия федеральных законов, без соблюдения которых невозможно с достоверностью установить, отражает ли принятое решение действительную волю законодателя и, следовательно, представляемого им многона-ционального народа России;

вопрос о том, нарушения какого рода имели место при принятии федерального за-кона и, как следствие, адекватно ли его содержание реальному волеизъявлению депу-татов, а значит, соответствует ли этот федеральный закон Конституции Российской Фе-дерации по порядку принятия, – при наличии в каждом конкретном случае обращения, отвечающего критерию допустимости, – подлежит разрешению Конституционным Судом Российской Федерации;

в силу своей компетенции, установленной статьей 125 Конституции Российской Фе-дерации и Федеральным конституционным законом «О Конституционном Суде Россий-ской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации не связан обязанностью интерпретировать любое нарушение установленной процедуры принятия федерального закона как свидетельство его неконституционности, – иное означало бы осуществление фактической проверки соответствия федерального закона по порядку принятия не Кон-ституции Российской Федерации, а иным нормативным правовым актам.

По смыслу приведенных правовых позиций, которые в силу общей природы и принципов осуществления законодательной власти парламентом Российской Федера-ции и органами народного представительства субъектов Российской Федерации при-менимы и к законодательному процессу в субъектах Российской Федерации, призна-ние закона субъекта Российской Федерации не соответствующим по порядку принятия учредительному акту данного субъекта Российской Федерации, каковым является его конституция или устав, возможно только в случае, если нарушены непосредственно требования этого акта или если законодательным (представительным) органом субъ-екта Российской Федерации допущены нарушения тех процедурных правил, которые оказывают определяющее влияние на принятие решения и без соблюдения которых невозможно с достоверностью установить, отражает ли принятое решение действи-тельную волю законодателя. В таком случае соответствующий закон утрачивает юри-дическую силу и исключается из правовой системы субъекта Российской Федерации.

4.2. Народное Собрание Республики Ингушетия состоит из 32 депутатов. Обраще-ние в Конституционный Суд Республики Ингушетия было подписано 12 депутатами. Из них, как следует из запроса Главы Республики Ингушетия, два депутата отозвали свои подписи. Достоверность волеизъявления Народного Собрания Республики Ингу-шетия, в том числе в связи с процедурой принятия Закона Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой», более никем сомнению не подвергалась.

Как ранее указывал Конституционный Суд Российской Федерации, деление про-цедуры рассмотрения законопроектов на чтения и собственно каждое из чтений имеют значение как для обеспечения поиска наиболее адекватных нормативных решений, так и для проверки соответствия их текстуально оформленного содержания подлинному волеизъявлению законодателя; принятие акта последовательно в каждом из трех чте-ний – при их различном назначении в едином нормотворческом процессе – является также гарантией учета исходной позиции субъектов законодательной инициативы, по-скольку изменение концепции акта не может происходить на этапе внесения поправок

86 ВКС


¹ 44-Ï


к нему, чтобы имеющие принципиальное значение изменения не появлялись в резуль-тате случайных, не связанных с обсуждением концепции решений; нарушение же тре-бований к чтениям в законодательной процедуре, приводящее к искажению изначаль-ного волеизъявления и тем самым влияющее на судьбу акта в целом, свидетельствует о неконституционности такого акта не только по порядку принятия, но и, в конечном счете, по содержанию норм (Постановление от 5 июля 2001 года № 11-П).

Закон Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении гра-ницы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой» является специальным законом, его принятие предусмотрено соответствующим Соглашением, что предопреде-ляет и содержание данного Закона (он состоит из двух статей, одной из которых утверж-дается прилагаемое Соглашение, а другой определяется порядок вступления самого За-кона в силу – по истечении десяти дней после дня его официального опубликования). С учетом указанной специфики не предполагается ни изменение концепции законопроек-та, ни внесение депутатами поправок в представленный текст, а следовательно, не мо-жет рассматриваться как искажение волеизъявления большинства депутатов Народного Собрания Республики Ингушетия его принятие с отступлением от процедур, установ-ленных на основании Федерального закона от 6 октября 1999 года № 184-ФЗ «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных орга-нов государственной власти субъектов Российской Федерации» и предусматривающих рассмотрение законопроекта в трех чтениях (статья 7 Закона Республики Ингушетия «О порядке рассмотрения законопроектов и принятия законов Республики Ингушетия» и глава 5 Регламента Народного Собрания Республики Ингушетия).

Не свидетельствует о нарушении конституционных предписаний и факт проведе-ния по решению Народного Собрания Республики Ингушетия тайного голосования за Закон Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой»: ни Конституция Россий-ской Федерации, ни Конституция Республики Ингушетия не ограничивают волю пар-ламента как высшего законодательного (представительного) органа государственной власти в выборе процедуры голосования, притом что предусмотренный Регламентом Народного Собрания Республики Ингушетия перечень вопросов, требующих тайного голосования, не является исчерпывающим. Это означает, что парламентарии не могут быть лишены возможности выбора наиболее приемлемой, с их точки зрения, процеду-ры голосования.

Действительная воля депутатского большинства, необходимого для принятия За-кона Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой», которая была выражена посредством состоявшегося в Народном Собрании Республики Ингушетия голосова-ния, не может быть поставлена под сомнение и потому, что обусловленные специфи-кой данного Закона отступления от процедурных правил были связаны не собственно с их волеизъявлением, а с подготовкой законопроекта к рассмотрению и оформлением результатов голосования.

Таким образом, поскольку нет оснований полагать, что при принятии Закона Ре-спублики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой» имело место нарушение Народ-ным Собранием Республики Ингушетия конституционно значимых процедурных пра-вил, не позволившее обеспечить достоверность волеизъявления депутатов, данный За-кон не может быть признан противоречащим Конституции Российской Федерации по порядку принятия.

5. Как считает Глава Республики Ингушетия, при рассмотрении запроса группы депутатов Народного Собрания Республики Ингушетия были нарушены процедурные правила производства в Конституционном Суде Республики Ингушетия: ходатайство об отстранении от участия в рассмотрении дела председателя Конституционного Суда Республики Ингушетия было оставлено без удовлетворения, несмотря на то что он

87 ВКС


¹ 44-Ï


входил в состав комиссии Республики Ингушетия по взаимодействию с органами госу-дарственной власти Чеченской Республики по вопросам определения границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой и участвовал в ее работе, а так-же, еще до принятия Закона Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой», направил в Народное Собрание Республики Ингушетия отзыв на соответствующий за-конопроект, изложив в нем доводы о недопустимости его принятия; кроме того, двое из двенадцати подписавших запрос депутатов Народного Собрания Республики Ингу-шетия отозвали свои подписи, в результате чего число подписавших запрос составило менее необходимой для обращения с запросом одной трети депутатов Народного Со-брания Республики Ингушетия (10 из 32), что являлось основанием для прекращения производства по данному делу.

5.1. Статья 125 Конституции Российской Федерации и статья 3 Федерального кон-ституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», а равно по-ложения иных федеральных конституционных законов не наделяют Конституционный Суд Российской Федерации полномочием разрешать дела о соответствии Конституции Российской Федерации постановлений конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации. Исходя из этого отмеченные Главой Республики Ингушетия на-рушения Конституционным Судом Республики Ингушетия процедурных правил при рассмотрении дела по запросу группы депутатов Народного Собрания Республики Ин-гушетия, завершившемся принятием Постановления от 30 октября 2018 года № 19-П, не могут быть предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации.

Вместе с тем, поскольку указанным Постановлением Соглашение об установле-нии границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой признано не имеющим юридической силы для Республики Ингушетия и поскольку именно с его принятием связано обращение в Конституционный Суд Российской Федерации Главы Республики Ингушетия, Конституционный Суд Российской Федерации полагает не-обходимым отметить следующее.

Частью 1 статьи 27 Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 года № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» субъектам Российской Феде-рации предоставлена возможность создавать конституционный (уставный) суд субъ-екта Российской Федерации для рассмотрения вопросов соответствия законов субъ-екта Российской Федерации, нормативных правовых актов органов государственной власти субъекта Российской Федерации, органов местного самоуправления субъекта Российской Федерации конституции (уставу) субъекта Российской Федерации, а также для толкования конституции (устава) субъекта Российской Федерации. В то же время названная норма по своему конституционно-правовому смыслу, как указал Конститу-ционный Суд Российской Федерации в Определении от 6 марта 2003 года № 103-О, не препятствует закреплению в конституциях (уставах) субъектов Российской Федерации дополнительных по сравнению с установленным ею перечнем полномочий конститу-ционных (уставных) судов, не вторгающихся в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации, других федеральных судов и соответствующих компетенции субъекта Российской Федерации.

Согласно Конституции Республики Ингушетия (часть 2 статьи 96) и Конституци-онному закону Республики Ингушетия от 28 декабря 2001 года № 1-РКЗ «О Консти-туционном Суде Республики Ингушетия» (часть первая статьи 3) Конституционный Суд Республики Ингушетия разрешает дела о соответствии Конституции Республики Ингушетия, в частности, не вступивших в силу договоров и соглашений Республики Ингушетия. Ограничивая круг договоров и соглашений, которые могут быть предме-том рассмотрения Конституционного Суда Республики Ингушетия, именно не всту-пившими в силу, законодатель Республики Ингушетия правомерно исходил из того, что договор (соглашение), заключенный органами государственной власти субъекта Российской Федерации с органами государственной власти другого субъекта Россий-

88 ВКС


¹ 44-Ï


ской Федерации (других субъектов Российской Федерации), после вступления в силу приобретает значение правового документа, имеющего регулятивное значение для всех его участников; проверка такого договора (соглашения), явившегося результатом взаимного согласования воль его участников, на соответствие конституции (уставу) одного из них была бы неправомерным отступлением от выраженного ими волеизъяв-ления и выходом за пределы компетенции органов конституционного контроля.

Запрет конституционному (уставному) суду субъекта Российской Федерации раз-решать дела о проверке вступившего в силу договора (соглашения), участником ко-торого является данный субъект Российской Федерации, на соответствие его консти-туции (уставу) не может быть преодолен проверкой нормативного правового акта, посредством которого законодательный (представительный) орган государственной власти субъекта Российской Федерации утвердил этот договор (соглашение), по-скольку признание такого нормативного правового акта противоречащим конституции (уставу) данного субъекта Российской Федерации влечет возможность неправомерного прекращения действия заключенного им договора (соглашения), т.е., по сути, имеет такой же правовой эффект, как и его непосредственная проверка, что недопустимо с точки зрения конституционно-правового регулирования.

Из этого следует, что Конституционный Суд Республики Ингушетия в любом слу-чае был не вправе принять решение, влекущее невозможность применения Закона Ре-спублики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой», а значит, и утвержденного дан-ным Законом Соглашения.

5.2. Отсутствие у конституционных (уставных судов) субъектов Российской Феде-рации соответствующего правомочия не означает, однако, что в России как федератив-ном государстве исключена возможность конституционного контроля договоров (со-глашений) между органами государственной власти субъектов Российской Федерации.

Согласно Конституции Российской Федерации законы и иные правовые акты, при-нимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Россий-ской Федерации, которая имеет верховенство, высшую юридическую силу и прямое действие на всей территории России (статья 4, часть 2; статья 15, часть 1); обеспечение соответствия конституций (уставов) и законов субъектов Российской Федерации Кон-ституции Российской Федерации и федеральным законам находится в совместном ве-дении Российской Федерации и ее субъектов (статья 72, пункт «а» части 1). По смыслу приведенных положений Конституции Российской Федерации, ни конституция (устав) субъекта Российской Федерации, ни его законодательство, будучи частями единой пра-вовой системы Российской Федерации (и правовой системы соответствующего субъ-екта Российской Федерации как ее элемента), не могут противоречить Конституции Российской Федерации.

Как указывал Конституционный Суд Российской Федерации, конституции и уста-вы субъектов Российской Федерации находятся в особой нормативной связи с Консти-туцией Российской Федерации (Постановление от 18 июля 2003 года № 13-П), т.е. в основе их положений лежат принципы, установленные Конституцией Российской Фе-дерации, которым они не могут противоречить ни буквально, ни в своей интерпрета-ции. Исходя из этого проверка как вступивших в силу договоров (соглашений) органов государственной власти субъектов Российской Федерации, так и утверждающих их нормативных правовых актов органов государственной власти субъектов Российской Федерации – в силу положений статьи 125 (часть 2) Конституции Российской Феде-рации и пункта 1 части первой статьи 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» – может быть осуществлена Консти-туционным Судом Российской Федерации на соответствие Конституции Российской Федерации, что позволяет обеспечить не только конституционно-правовую охрану Конституции Российской Федерации и конституций (уставов) субъектов Российской Федерации, но и единство конституционно-правового пространства в Российской Фе-

89 ВКС


¹ 44-Ï


дерации как федеративном государстве, а также конституционную законность в кон-кретных субъектах Российской Федерации.

Принимая во внимание предписания статьи 125 (пункты «б», «в» части 2; часть 6) Конституции Российской Федерации и конкретизирующих ее пунктов «б», «в» части первой статьи 3, статей 6, 79 и 85 Федерального конституционного закона «О Консти-туционном Суде Российской Федерации», это означает, что закон субъекта Российской Федерации, как и соглашение, заключенное его органами государственной власти с ор-ганами государственной власти другого субъекта Российской Федерации, признанные Конституционным Судом Российской Федерации соответствующими Конституции Российской Федерации, не могут считаться утратившими силу и подлежат действию.



1. Признать Закон Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об уста-новлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой» и Со-глашение об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Ре-спубликой в их нормативном единстве не противоречащими Конституции Российской Федерации.

2. Закон Республики Ингушетия «Об утверждении Соглашения об установлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой», как не утрачи-вающий юридическую силу и действующий, и, соответственно, Соглашение об уста-новлении границы между Республикой Ингушетия и Чеченской Республикой, как не лишившееся правовых оснований вступления в силу и действующее, обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, пред-приятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений.


4. Настоящее Постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете», «Собрании законодательства Российской Федерации», на «Офи-циальном интернет-портале правовой информации» (www.pravo.gov.ru) и в официаль-ных изданиях органов государственной власти Республики Ингушетия и Чеченской Республики. Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конститу-ционного Суда Российской Федерации».

90 ВКС


ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ÷àñòè ïåðâîé ñòàòüè 178 Òðóäîâîãî ÷àñòè ïåðâîé ñòàòüè 178 Òðóäîâîãî êîäåêñà Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè êîäåêñà Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè ñ æàëîáîé ãðàæäàíêè Ì.Â.Òðîôèìîâîé ñ æàëîáîé ãðàæäàíêè Ì.Â.Òðîôèìîâîé


ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

¹ 45-Ï





рассмотрел в заседании без проведения слушания дело о проверке конституцион-ности части первой статьи 178 Трудового кодекса Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба гражданки М.В.Трофимовой. Ос-нованием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствует ли Конституции Российской Федерации оспариваемое заявитель-ницей законоположение.

Заслушав сообщение судьи-докладчика С.М.Казанцева, исследовав представлен-ные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации


1. Согласно части первой статьи 178 Трудового кодекса Российской Федерации при расторжении трудового договора в связи с ликвидацией организации (пункт 1 части первой статьи 81 данного Кодекса) либо сокращением численности или штата работ-ников организации (пункт 2 части первой статьи 81 данного Кодекса) увольняемому работнику выплачивается выходное пособие в размере среднего месячного заработка, а также за ним сохраняется средний месячный заработок на период трудоустройства, но не свыше двух месяцев со дня увольнения (с зачетом выходного пособия).

Оспаривающая конституционность приведенного законоположения гражданка М.В.Трофимова 12 октября 2016 года, находясь в отпуске по уходу за ребенком до полутора лет, была уволена в связи с ликвидацией организации (ООО «ОСИЦ»). В соответствии со статьей 178 Трудового кодекса Российской Федерации ей было вы-плачено выходное пособие в размере среднего месячного заработка. В течение двух месяцев с момента увольнения М.В.Трофимова не трудоустроилась, однако не смогла предъявить к бывшему работодателю требование о предоставлении предусмотренной той же статьей гарантии в форме сохранения среднего месячного заработка на период трудоустройства, поскольку процедура ликвидации ООО «ОСИЦ» была завершена и в единый государственный реестр юридических лиц были внесены сведения о его пре-кращении (решение о внесении соответствующей записи в реестр принято межрай-онной инспекцией Федеральной налоговой службы № 19 по Саратовской области 16 ноября 2016 года).

В удовлетворении административного искового заявления М.В.Трофимовой о при-знании записи о ликвидации ООО «ОСИЦ» незаконной ввиду наличия у него непо-гашенной задолженности перед кредиторами отказано решением Октябрьского рай-

91 ВКС

19 äåêàáðÿ 19 äåêàáðÿ 2018 ãîäà2018 ãîäà

¹ 45-Ï


онного суда города Саратова от 11 апреля 2017 года со ссылкой на то, что процедура ликвидации общества нарушена не была: на момент утверждения ликвидационного баланса (8 ноября 2016 года) кредиторской заложенности у него не имелось, право же истицы на получение среднего месячного заработка на период трудоустройства возник-ло не ранее 13 ноября 2016 года. В передаче кассационной жалобы М.В.Трофимовой для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции было отказано (определение судьи Саратовского областного суда от 3 августа 2017 года).

Нарушение оспариваемым законоположением своих прав, гарантированных статьями 2, 7 и 37 (части 1 и 3) Конституции Российской Федерации, гражданка М.В.Трофимова усматривает в том, что во взаимосвязи с определяющими порядок ликвидации юридического лица положениями Гражданского кодекса Российской Фе-дерации и Федерального закона от 8 августа 2001 года № 129-ФЗ «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей» оно позволяет до истечения двух месяцев со дня увольнения работника в связи с ликвидацией органи-зации-работодателя завершить ликвидацию этой организации внесением в единый го-сударственный реестр юридических лиц соответствующей записи и тем самым лишает уволенных работников возможности получить гарантию в виде сохранения среднего месячного заработка на период трудоустройства.

Таким образом, принимая во внимание требования статей 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», часть первая статьи 178 Трудового кодекса Российской Федерации является предметом рас-смотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу по-стольку, поскольку на ее основании решается вопрос о сохранении за уволенными в связи с ликвидацией организации работниками среднего месячного заработка на пери-од трудоустройства, но не более чем за два месяца (с зачетом выходного пособия), если на момент внесения в единый государственный реестр юридических лиц сведений о прекращении организации-работодателя право работника на реализацию указанной гарантии не возникло.

2. Социальный характер российского государства, призванного признавать, соблю-дать и защищать права и свободы человека как высшую ценность (статьи 2 и 7 Консти-туции Российской Федерации), предопределяет необходимость установления гарантий реализации прав граждан в сфере труда, к числу которых Конституция Российской Фе-дерации – в силу того, что стабильная занятость является непременным условием обе-спечения достойной жизни и свободного развития человека, – относит право каждого свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию, а также право на защиту от безработицы (статья 37, части 1 и 3).

Как следует из правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, выраженных в постановлениях от 15 марта 2005 года № 3-П и от 25 мая 2010 года № 11-П, формирование правового статуса лица, работающего по трудовому договору, основывается на признании того, что труд такого лица организуется, применяется и управляется в интересах работодателя, что возлагает на Российскую Федерацию как социальное государство обязанность обеспечивать справедливые условия найма и увольнения работника, являющегося экономически более слабой стороной в трудовом правоотношении, включая надлежащую защиту его прав и законных интересов при расторжении трудового договора по инициативе работодателя. Для реализации этих за-дач, согласующихся с основными целями правового регулирования труда в Российской Федерации, государство устанавливает специальные гарантии при увольнении в связи с ликвидацией организации, прекращением деятельности индивидуального предпри-нимателя, в связи с сокращением численности или штата работников.

Предоставление таких гарантий, включая сохранение среднего заработка на период трудоустройства, направлено на минимизацию негативных последствий, которые мо-гут наступить для гражданина в результате потери работы, и, несмотря на отсутствие в Конституции Российской Федерации положений, предусматривающих соответствую-

92 ВКС


¹ 45-Ï


щее право увольняемых работников, должно осуществляться с соблюдением носящих универсальный характер конституционных принципов равенства и справедливости, оказывающих регулирующее воздействие на все сферы общественных отношений и выступающих конституционным критерием оценки законодательного регулирования не только прав и свобод, закрепленных непосредственно в Конституции Российской Федерации, но и прав, приобретаемых гражданами на основании закона (постановле-ния Конституционного Суда Российской Федерации от 24 мая 2001 года № 8-П, от 16 июля 2007 года № 12-П, от 27 ноября 2009 года № 18-П, от 3 февраля 2010 года № 3-П, от 15 декабря 2011 года № 28-П и др.).

3. Расторжение трудового договора с работником в случае ликвидации организации либо прекращения деятельности индивидуальным предпринимателем (пункт 1 части первой статьи 81 Трудового кодекса Российской Федерации), сокращения численности или штата работников организации, индивидуального предпринимателя (пункт 2 части первой статьи 81 Трудового кодекса Российской Федерации) связано с реализацией работодателем гарантированного ему Конституцией Российской Федерации права на свободное осуществление предпринимательской и иной не запрещенной законом эко-номической деятельности (статья 34, часть 1; статья 35, часть 2) и производится в ин-тересах работодателя, собственника имущества организации, ее учредителей (участ-ников) или фактически контролирующих ее лиц.

Устанавливая для этих случаев специальную процедуру расторжения трудового до-говора, Трудовой кодекс Российской Федерации, в частности, обязывает работодателя персонально уведомить каждого работника под роспись о предстоящем увольнении не менее чем за два месяца (часть вторая статьи 180), что позволяет работнику, подлежа-щему увольнению, заблаговременно начать поиск подходящей работы. Кроме того, для лиц, увольняемых по основаниям, указанным в пунктах 1 и 2 части первой статьи 81 Трудового кодекса Российской Федерации, – имея в виду объективные трудности по-следующего трудоустройства, которые могут отразиться на их материальном положе-нии, – частью первой статьи 178 данного Кодекса предусмотрены выплата выходного пособия в размере среднего месячного заработка, а на период трудоустройства, но не свыше двух месяцев со дня увольнения, – сохранение среднего месячного заработка (с зачетом выходного пособия). В исключительных случаях, как предусмотрено частью второй той же статьи, средний месячный заработок сохраняется за уволенным работ-ником в течение третьего месяца со дня увольнения по решению органа службы заня-тости населения при условии, что в двухнедельный срок после увольнения работник обратился в этот орган и не был им трудоустроен.

Согласно общему правилу, действующему в правовом механизме прекращения трудового договора, выплата всех сумм, причитающихся работнику от работодателя, производится в день увольнения работника (часть первая статьи 140 Трудового кодекса Российской Федерации). Что касается среднего месячного заработка на период тру-доустройства, то право на его сохранение возникает у работника лишь в том случае, если после увольнения он не смог в двухмесячный срок устроиться на другую работу. Следовательно, получить данную выплату и тем самым реализовать имеющееся у него право уволенный работник может либо после своего трудоустройства в рамках указан-ного срока, либо по истечении двух месяцев с момента увольнения.

Закрепление гарантии в виде сохранения среднего месячного заработка на пери-од трудоустройства на законодательном уровне обусловлено стремлением государства оказать материальную поддержку лицам, уволенным в связи с обстоятельствами, пре-пятствующими сохранению трудовых отношений и не зависящими от волеизъявления работника либо его виновного поведения. Соответственно, данная гарантия – посколь-ку ее предоставление связывается федеральным законодателем исключительно с осно-ваниями увольнения по инициативе работодателя, принимающего кадровые решения в рамках определения стратегии экономической деятельности, – должна распростра-няться на всех лиц, увольняемых по таким основаниям, что в полной мере согласуется

93 ВКС


¹ 45-Ï


с необходимостью соблюдать при осуществлении правового регулирования конститу-ционные принципы равенства и справедливости.

Между тем если к моменту возникновения права на получение среднего месячного заработка на период трудоустройства у работника, уволенного в связи с сокращением численности или штата работников организации (пункт 2 части первой статьи 81 Тру-дового кодекса Российской Федерации), его бывший работодатель продолжает свою экономическую деятельность, т.е. такому лицу данная выплата гарантирована, то к мо-менту возникновения этого права у работников, уволенных в связи с ликвидацией ор-ганизации (пункт 1 части первой статьи 81 Трудового кодекса Российской Федерации), в единый государственный реестр юридических лиц уже могут быть внесены сведения о ее прекращении.

4. Ликвидация организации, будучи завершающей стадией ее существования как юридического лица, прекращением ее хозяйственной деятельности, представляет собой сложный, многостадийный и продолжительный процесс, требующий заблаго-временной подготовки, планирования порядка и сроков проведения ликвидационных процедур.

Момент начала ликвидации юридического лица определяется, как следует из пун-кта 2 статьи 61 и пункта 1 статьи 62 ГК Российской Федерации, решением о его лик-видации, принятым учредителями (участниками) или компетентным органом данного юридического лица, обязанными согласно пункту 1 статьи 20 Федерального закона «О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринима-телей» сообщить о том, что юридическое лицо находится в процессе ликвидации, в течение трех рабочих дней после даты принятия такого решения путем направления соответствующего уведомления в регистрирующий орган по месту нахождения ликви-дируемого юридического лица.

Назначенный в порядке, предусмотренном пунктом 3 статьи 62 ГК Российской Федерации, руководитель ликвидационной комиссии (ликвидатор) уведомляет реги-стрирующий орган, как того требует пункт 3 статьи 20 Федерального закона «О госу-дарственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей», о формировании ликвидационной комиссии или о назначении ликвидатора. В свою очередь, ликвидационная комиссия обязана опубликовать в средствах массовой ин-формации сообщение о ликвидации юридического лица, о порядке и сроке заявления требований его кредиторами, который не может быть менее двух месяцев с момента опубликования сообщения о ликвидации (пункт 1 статьи 63 ГК Российской Федера-ции). Соответственно, в силу пункта 2 статьи 22 названного Федерального закона не допускается уведомление ликвидационной комиссией (ликвидатором) регистрирую-щего органа о завершении процесса ликвидации юридического лица ранее чем через два месяца с момента публикации в органах печати сообщения о его ликвидации.

После окончания срока предъявления требований кредиторами ликвидационная комиссия (ликвидатор) составляет промежуточный ликвидационный баланс, который содержит сведения о составе имущества ликвидируемого юридического лица, перечне требований, предъявленных кредиторами, результатах их рассмотрения, а также сведе-ния о перечне требований, удовлетворенных вступившим в законную силу решением суда, независимо от того, были ли такие требования приняты ликвидационной комис-сией; промежуточный ликвидационный баланс утверждается учредителями (участни-ками) юридического лица или органом, принявшими решение о ликвидации юридиче-ского лица, а в случаях, установленных законом, – по согласованию с уполномоченным государственным органом (пункт 2 статьи 63 ГК Российской Федерации).

Уведомление об утверждении промежуточного ликвидационного баланса представ-ляется в регистрирующий орган руководителем ликвидационной комиссии (ликвида-тором) не ранее истечения срока на предъявление требований кредиторов, завершения проводимых в отношении ликвидируемого юридического лица выездных налоговых и таможенных проверок, а также не ранее вступления в законную силу решений судов по

94 ВКС


¹ 45-Ï


результатам рассмотрения требований, предъявленных к юридическому лицу, находя-щемуся в процессе ликвидации (пункты 3 и 4 статьи 20 Федерального закона «О госу-дарственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей»).

Выплата денежных сумм кредиторам ликвидируемого юридического лица произ-водится согласно Гражданскому кодексу Российской Федерации ликвидационной ко-миссией в порядке установленной его статьей 64 очередности (пункт 5 статьи 63); при этом, по общему правилу, запрещается удовлетворение требований последующей оче-реди кредиторов до полного удовлетворения предыдущей (пункт 2 статьи 64). Испол-нение этих предписаний предполагает, что установленные в соответствии с пунктом 3 статьи 62 ГК Российской Федерации лицами, принявшими решение о ликвидации юридического лица, сроки ликвидации будут достаточными как для проведения рас-четов со всеми кредиторами с учетом специфики ранее осуществлявшейся ликвиди-руемым юридическим лицом хозяйственной деятельности, так и для составления и утверждения ликвидационного баланса после завершения расчетов с кредиторами.

Между тем в рамках стандартных ликвидационных процедур, притом что требу-емые для осуществления ликвидации сроки являются разумными, реализация уволь-няемыми работниками права на сохранение среднего месячного заработка на пери-од трудоустройства, но не свыше двух месяцев со дня увольнения, не всегда может быть гарантирована для всех без исключения работников. В зависимости от момента увольнения, определяемого работодателем с учетом как предназначения ликвидации в целом, так и текущих задач отдельных ее этапов, данное право при наличии к тому установленных законом оснований может возникнуть у работника и после ликвидации юридического лица, которая считается завершенной, а юридическое лицо – прекра-тившим существование после внесения сведений о его прекращении в единый госу-дарственный реестр юридических лиц (пункт 9 статьи 63 ГК Российской Федерации), т.е. когда субъект, к которому можно предъявить соответствующее требование, уже не существует, что лишает такого работника – в отличие от уволенных ранее истечения двух месяцев до прекращения организации-работодателя – возможности получить га-рантированную законом выплату.

Таким образом, реализация гарантии, предусмотренной частью первой статьи 178 Трудового кодекса Российской Федерации, на равных условиях – независимо от вре-мени, прошедшего со дня увольнения до прекращения организации-работодателя, – всеми ее работниками, уволенными на основании пункта 1 части первой его статьи 81, действующим правовым регулированием не обеспечивается.

Отсутствие в Трудовом кодексе Российской Федерации соответствующего право-вого механизма, согласованного с положениями гражданского законодательства о лик-видации юридических лиц, свидетельствует о наличии в правовом регулировании тру-довых отношений пробела, приводящего к нарушению права работников, уволенных в связи с ликвидацией организации, на получение гарантии в виде сохранения среднего заработка на период трудоустройства, но не более чем на два месяца (с зачетом выход-ного пособия), если на момент приобретения такого права в единый государственный реестр юридических лиц уже были внесены сведения о прекращении организации, с которой они состояли в трудовых отношениях. Такое правовое регулирование не со-гласуется с конституционным принципом равенства, соблюдение которого, как неод-нократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, означает, помимо прочего, запрет вводить не имеющие объективного и разумного оправдания различия в правах лиц, принадлежащих к одной и той же категории (запрет различного обращения с лицами, находящимися в одинаковых или сходных ситуациях) (постановления от 24 мая 2001 года № 8-П, от 5 апреля 2007 года № 5-П, от 24 октября 2012 года № 23-П, от 16 марта 2018 года № 11-П и др.).

Таким образом, часть первая статьи 178 Трудового кодекса Российской Федера-ции противоречит Конституции Российской Федерации, ее статьям 7 (части 1 и 2), 19 (часть 1) и 37 (части 1 и 3), в той мере, в какой содержащееся в ней положение – в

95 ВКС


¹ 45-Ï


силу отсутствия в действующем правовом регулировании механизма, обеспечивающе-го предоставление на равных условиях всем работникам, трудовой договор с которыми был расторгнут в связи с ликвидацией организации (пункт 1 части первой статьи 81 Трудового кодекса Российской Федерации), предусмотренной этим законоположением гарантии в виде сохранения среднего заработка на период трудоустройства, но не бо-лее чем на два месяца (с зачетом выходного пособия), – лишает возможности восполь-зоваться данной гарантией тех из них, кто приобрел право на нее после прекращения организации-работодателя.

В целях обеспечения прав работников ликвидируемых организаций Конституци-онный Суд Российской Федерации, руководствуясь пунктом 12 части первой статьи 75 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Феде-рации», считает целесообразным установить следующий порядок исполнения настоя-щего Постановления:

федеральному законодателю надлежит – исходя из требований Конституции Рос-сийской Федерации и с учетом правовых позиций, выраженных Конституционным Судом Российской Федерации в настоящем Постановлении, – внести в действующее правовое регулирование изменения, направленные на установление правового меха-низма, обеспечивающего сохранение среднего заработка на период трудоустройства наравне с другими уволенными в связи с ликвидацией организации работниками тем из них, кто приобретет право на предоставление данной гарантии после завершения ликвидации организации-работодателя. При этом федеральный законодатель в силу имеющихся у него дискреционных полномочий вправе определить как виды гарантий, предоставляемых увольняемым в связи с ликвидацией организации работникам, так и порядок их предоставления;

впредь до внесения в действующее правовое регулирование изменений, выте-кающих из настоящего Постановления, предоставление гарантии, предусмотренной частью первой статьи 178 Трудового кодекса Российской Федерации, работникам, уволенным в связи с ликвидацией организации и приобретшим право на сохранение среднего заработка на период трудоустройства после ее завершения, обеспечивается по выбору работодателя либо путем увеличения увольняемому работнику размера вы-ходного пособия в порядке, предусмотренном частью четвертой статьи 178 данного Кодекса, либо с использованием гражданско-правовых механизмов, не противореча-щих законодательству.



1. Признать часть первую статьи 178 Трудового кодекса Российской Федерации не соответствующей Конституции Российской Федерации, ее статьям 7 (части 1 и 2), 19 (часть 1) и 37 (части 1 и 3), в той мере, в какой содержащееся в ней положение – в силу отсутствия в действующем правовом регулировании механизма, обеспечивающе-го предоставление на равных условиях всем работникам, трудовой договор с которыми был расторгнут в связи с ликвидацией организации (пункт 1 части первой статьи 81 Трудового кодекса Российской Федерации), предусмотренной этим законоположением гарантии в виде сохранения среднего заработка на период трудоустройства, но не бо-лее чем на два месяца (с зачетом выходного пособия), – лишает возможности получить данную выплату тех из них, кто приобрел право на нее после прекращения юридиче-ского лица.

2. Федеральному законодателю надлежит – исходя из требований Конституции Российской Федерации и с учетом правовых позиций, выраженных Конституционным Судом Российской Федерации в настоящем Постановлении, – внести в действующее правовое регулирование изменения, направленные на установление правового меха-

96 ВКС


¹ 45-Ï


низма, обеспечивающего сохранение среднего заработка на период трудоустройства наравне с другими уволенными в связи с ликвидацией организации работниками тем из них, кто приобретет право на предоставление данной гарантии после завершения ликвидации организации-работодателя. При этом федеральный законодатель в силу имеющихся у него дискреционных полномочий вправе определить как виды гарантий, предоставляемых увольняемым в связи с ликвидацией организации работникам, так и порядок их предоставления.

3. Впредь до внесения в действующее правовое регулирование изменений, выте-кающих из настоящего Постановления, предоставление гарантии, предусмотренной частью первой статьи 178 Трудового кодекса Российской Федерации, работникам, уволенным в связи с ликвидацией организации и приобретшим право на сохранение среднего заработка на период трудоустройства после ее завершения, обеспечивается по выбору работодателя либо за счет увеличения увольняемому работнику размера вы-ходного пособия в порядке, предусмотренном частью четвертой статьи 178 данного Кодекса, либо с использованием гражданско-правовых механизмов, не противореча-щих законодательству.

4. Нарушенные права гражданки Трофимовой Марины Викторовны подлежат за-щите и восстановлению на основании принятого во исполнение настоящего Постанов-ления правового регулирования.


6. Настоящее Постановление подлежит незамедлительному опубликованию в«Российской газете», «Собрании законодательства Российской Федерации» и на «Офи-циальном интернет-портале правовой информации» (www.pravo.gov.ru). Постановле-ние должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Россий-ской Федерации».

97 ВКС


ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè àáçàöà âòîðîãî ïóíêòà 40 Ïðàâèë àáçàöà âòîðîãî ïóíêòà 40 Ïðàâèë ïðåäîñòàâëåíèÿ êîììóíàëüíûõ óñëóã ïðåäîñòàâëåíèÿ êîììóíàëüíûõ óñëóã ñîáñòâåííèêàì è ïîëüçîâàòåëÿì ñîáñòâåííèêàì è ïîëüçîâàòåëÿì ïîìåùåíèé â ìíîãîêâàðòèðíûõ äîìàõ ïîìåùåíèé â ìíîãîêâàðòèðíûõ äîìàõ è æèëûõ äîìîâ â ñâÿçè ñ æàëîáàìè è æèëûõ äîìîâ â ñâÿçè ñ æàëîáàìè ãðàæäàí Â.È.Ëåîíîâîé è Í.ß.Òèìîôååâàãðàæäàí Â.È.Ëåîíîâîé è Í.ß.Òèìîôååâà


ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

¹ 46-Ï

20 äåêàáðÿ 20 äåêàáðÿ 2018 ãîäà,2018 ãîäà,




рассмотрел в заседании без проведения слушания дело о проверке конституци-онности абзаца второго пункта 40 Правил предоставления коммунальных услуг соб-ственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов.

Поводом к рассмотрению дела явились жалобы граждан В.И.Леоновой и Н.Я.Тимофеева. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопре-деленность в вопросе о том, соответствует ли Конституции Российской Федерации оспариваемое заявителями нормативное положение.

Поскольку обе жалобы касаются одного и того же предмета, Конституционный Суд Российской Федерации, руководствуясь статьей 48 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», соединил дела по этим об-ращениям в одном производстве.

Заслушав сообщение судьи-докладчика С.П.Маврина, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации


1. Согласно абзацу второму пункта 40 Правил предоставления коммунальных ус-луг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов (утверждены постановлением Правительства Российской Федерации от 6 мая 2011 года № 354) потребитель коммунальной услуги по отоплению вне зависимости от выбранного способа управления многоквартирным домом вносит плату за эту услугу совокупно без разделения на плату за потребление указанной услуги в жилом или не-жилом помещении и плату за ее потребление в целях содержания общего имущества в многоквартирном доме.

1.1. Конституционность приведенного нормативного положения оспаривают граж-данка В.И.Леонова (предметом ее жалобы формально является пункт 40 названных Правил в полном объеме, но фактически нарушение своих конституционных прав она связывает с содержанием его абзаца второго) и гражданин Н.Я.Тимофеев – собствен-ники квартир в многоквартирных домах, подключенных к централизованным сетям теплоснабжения, при этом в их квартирах установлены индивидуальные квартирные источники тепловой энергии (газовые котлы).

98 ВКС


¹ 46-Ï


В квартире В.И.Леоновой, которая ранее являлась нежилым помещением, ис-пользуемым в качестве магазина, и не была подключена к централизованным сетям теплоснабжения многоквартирного дома и внутридомовым инженерным системам отопления, установка такого источника произведена в 2002 году за счет ее средств на основании разрешения, выданного МУП «Служба единого заказчика» жилищно-коммунального хозяйства города Таганрога, и технических условий, предоставлен-ных ОАО «Таганрогмежрайгаз», по проекту, выполненному НПП «Тагэкспертгаз».В квартире Н.Я.Тимофеева работы по устройству автономного отопления произведены в 2005 году в соответствии с проектом, выполненным ОАО «Чувашсетьгаз», с учетом технических условий на проектирование газоснабжения, предоставленных филиалом «Канашмежрайгаз» ОАО «Чувашсетьгаз», а также технических условий на перевод жилого помещения на индивидуальное отопление, предоставленных администрацией города Канаш Чувашской Республики.

После установки в квартирах заявителей индивидуальных квартирных источников тепловой энергии плата за коммунальную услугу по отоплению им не начислялась, од-нако соответствующие платежи стали начисляться В.И.Леоновой – с января 2017 года управляющей компанией, Н.Я.Тимофееву – с октября 2014 года ресурсоснабжающей организацией.

Решением мирового судьи Таганрогского судебного района Ростовской обла-сти от 20 сентября 2017 года предъявленные к управляющей компании в интересах В.И.Леоновой исковые требования об уменьшении платы за коммунальные услуги с января по апрель 2017 года в отношении отопления, о компенсации морального вреда, взыскании неустойки и штрафа за неудовлетворение в добровольном порядке требова-ний потребителя были удовлетворены частично: на ответчика возложена обязанность уменьшить плату за коммунальную услугу по отоплению, суммы же штрафа и не-устойки, а также размер компенсации морального вреда снижены судом.

Таганрогский городской суд апелляционным определением от 19 февраля 2018 года отменил названное решение мирового судьи и, отклоняя исковые требования, ука-зал на необходимость оплаты собственниками помещений в многоквартирном доме тепловой энергии, поступающей не только непосредственно в жилое помещение, но и в общие помещения дома; перевод же отдельных помещений в многоквартирном доме с централизованного отопления на индивидуальное, по мнению суда, не означа-ет прекращение потребления тепловой энергии на обогрев помещений с демонтиро-ванными (отключенными) отопительными приборами и в объеме, приходящемся на общедомовые нужды, поскольку одним из источников теплоснабжения таких помеще-ний является отдача тепла стояками центрального отопления, проходящими через все помещения в доме. Кроме того, суд сослался на правовую позицию Верховного Суда Российской Федерации, отметившего, что действующее нормативное регулирование не предусматривает возможность перехода одного или нескольких жилых помещений в многоквартирном доме с центральным теплоснабжением на индивидуальное отопле-ние, в связи с чем Правительством Российской Федерации, в чью компетенцию в со-ответствии с частью 1 статьи 157 Жилищного кодекса Российской Федерации входит установление порядка определения нормативов потребления коммунальных услуг, не урегулирована возможность определения раздельно норматива потребления тепловой энергии на общедомовые нужды и норматива ее потребления для отопления жилого (нежилого) помещения (решение от 7 мая 2015 года № АКПИ15-198 об отказе в удов-летворении заявлений о признании недействующим абзаца второго пункта 40 Правил предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов). Суд апелляционной инстанции также при-шел к выводу об отсутствии доказательств соблюдения В.И.Леоновой установленного порядка переустройства жилого помещения и получения ею разрешения органа мест-ного самоуправления на перевод квартиры на индивидуальное отопление.

99 ВКС


¹ 46-Ï


Решением Канашского районного суда Чувашской Республики от 13 декабря 2016 года, оставленным без изменения апелляционным определением судебной кол-легии по гражданским делам Верховного Суда Чувашской Республики от 5 апреля 2017 года, удовлетворены исковые требования ресурсоснабжающей организации к Н.Я.Тимофееву о взыскании платы за коммунальную услугу по отоплению с октября 2015 года по 30 июня 2016 года, пени за несвоевременную оплату коммунальных ус-луг и расходов на уплату государственной пошлины; в удовлетворении встречного иска о признании незаконным начисления Н.Я.Тимофееву ресурсоснабжающей орга-низацией платы за отопление и горячее водоснабжение, возложении обязанности не начислять эту плату и компенсации морального вреда отказано. В передаче жалобы на данные судебные постановления для рассмотрения в судебном заседании суда кас-сационной инстанции Н.Я.Тимофееву отказано определением судьи Верховного Суда Чувашской Республики от 29 июня 2017 года.

В обоснование своих выводов суды указали, что плата за коммунальную услугу по отоплению в многоквартирном доме независимо от наличия в нем помещений, в которых используются индивидуальные квартирные источники тепловой энергии, на-числяется всем потребителям в едином порядке и какого-либо специального механиз-ма расчета ее размера в доме, отдельные помещения в котором отключены от системы централизованного отопления, действующим законодательством не предусмотрено; сама же такая система относится к общему имуществу многоквартирного дома, а ус-луга по отоплению предоставляется как для индивидуального потребления, так и на общедомовые нужды; отключение отдельных помещений в многоквартирном доме от системы централизованного отопления в ходе переустройства жилого помещения не прекращает потребление собственником данного помещения услуги по отоплению на общедомовые нужды, а потому не является основанием для освобождения данного лица от обязанности вносить плату за эту услугу, – в противном случае бремя содержа-ния общего имущества в доме перекладывалось бы на иных собственников помещений в нем и тем самым ущемлялись бы их права и законные интересы. Помимо прочего, суды констатировали отсутствие доказательств соблюдения Н.Я.Тимофеевым установ-ленного порядка переустройства жилого помещения и сослались на часть 15 статьи 14 Федерального закона от 27 июля 2010 года № 190-ФЗ «О теплоснабжении», вводящую, по их мнению, запрет перехода на отопление жилых помещений, расположенных в подключенных к системе централизованного отопления многоквартирных домах, с ис-пользованием индивидуальных квартирных источников тепловой энергии.

По мнению заявителей, абзац второй пункта 40 Правил предоставления комму-нальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов не соответствует Конституции Российской Федерации, ее статьям 7 (часть 1), 18, 19 (часть 1), 35, 46, 54 и 55 (часть 3), в той мере, в какой это положение –при отсутствии утвержденных Правительством Российской Федерации правил опреде-ления нормативов потребления тепловой энергии на общедомовые нужды – обязывает собственников жилых помещений в многоквартирном доме, которые перешли в уста-новленном порядке на индивидуальное отопление, вносить плату за коммунальную услугу по отоплению, включающую плату за тепловую энергию, необходимую для со-держания не только общего имущества многоквартирного дома, но и принадлежащих данным собственникам квартир, тем самым понуждая таких лиц оплачивать фактиче-ски не оказанную им услугу.

1.2. Согласно пункту 3 части первой статьи 3, части первой статьи 96 и статье 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Феде-рации», конкретизирующим статью 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, гражданин вправе обратиться в Конституционный Суд Российской Федерации с жа-лобой на нарушение своих конституционных прав и свобод законом, примененным в конкретном деле, рассмотрение которого завершено в суде. Что касается нормативного правового акта Правительства Российской Федерации, то, как следует из правовой по-

100 ВКС


¹ 46-Ï


зиции, выраженной Конституционным Судом Российской Федерации в Постановлении от 27 января 2004 года № 1-П, он также может быть проверен по жалобе гражданина в порядке конституционного судопроизводства в случае, если такой нормативный право-вой акт принят во исполнение полномочия, возложенного на Правительство Россий-ской Федерации федеральным законом, по вопросу, не получившему содержательной регламентации в этом федеральном законе, и если именно на основании такого уполно-мочия Правительство Российской Федерации непосредственно осуществило правовое регулирование общественных отношений.

Частью 1 статьи 157 Жилищного кодекса Российской Федерации на Правитель-ство Российской Федерации возложен ряд полномочий по регулированию отношений, связанных с предоставлением коммунальных услуг, включая установление правил предоставления, приостановки и ограничения предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов. Во исполнение данного полномочия Правительство Российской Федерации постанов-лением от 6 мая 2011 года № 354 утвердило Правила предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов, регулирующие в том числе отношения между исполнителями и потребителя-ми коммунальных услуг в многоквартирных домах, а также закрепляющие порядок определения размера платы за коммунальные услуги с использованием приборов учета и при их отсутствии. Соответственно, Конституционный Суд Российской Федерации полагает возможным признать допустимыми жалобы В.И.Леоновой и Н.Я.Тимофеева, которые оспаривают конституционность абзаца второго пункта 40 данных Правил, яв-ляющегося элементом правового механизма определения размера платы за коммуналь-ную услугу по отоплению для ее потребителя в многоквартирном доме.

При рассмотрении настоящего дела Конституционный Суд Российской Федерации считает необходимым исходить из того, что переход на отопление жилых помещений в подключенных к централизованным сетям теплоснабжения многоквартирных до-мах с использованием индивидуальных квартирных источников тепловой энергии во всяком случае требует соблюдения нормативных требований к порядку переустрой-ства системы внутриквартирного отопления, действующих на момент его проведе-ния. Вместе с тем сама оценка наличия либо отсутствия нарушений В.И.Леоновой и Н.Я.Тимофеевым порядка такого переустройства предполагает установление и иссле-дование фактических обстоятельств, от чего Конституционный Суд Российской Фе-дерации в силу частей третьей и четвертой статьи 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» воздерживается во всех случаях, когда это входит в компетенцию других судов или иных органов.

Следовательно, с учетом требований статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», в силу которых Конститу-ционный Суд Российской Федерации, принимая решение, оценивает как буквальный смысл рассматриваемых положений, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкованием, в частности толкованием в конкретном деле, или сложившейся правоприменительной практикой, исходя из их места в системе правовых норм, абзац второй пункта 40 Правил предоставления коммунальных услуг собственникам и поль-зователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов является предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу по-стольку, поскольку на его основании в системе правового регулирования разрешается вопрос о плате за коммунальную услугу по отоплению, подлежащей внесению соб-ственниками и пользователями расположенных в многоквартирном доме, подключен-ном к централизованным сетям теплоснабжения, жилых помещений, переведенных на отопление посредством индивидуальных квартирных источников тепловой энергии с соблюдением порядка переустройства системы внутриквартирного отопления, кото-рый был предусмотрен нормативными требованиями, действующими на момент про-ведения такого переустройства.

101 ВКС


¹ 46-Ï


2. Согласно Конституции Российской Федерации в России как социальном государ-стве, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека (статья 7, часть 1), каждый имеет право на жи-лище, а органы государственной власти и органы местного самоуправления создают условия для осуществления данного права (статья 40, части 1 и 2). Во взаимосвязи со статьей 72 (пункт «к» части 1) Конституции Российской Федерации, относящей жи-лищное законодательство к совместному ведению Российской Федерации и ее субъек-тов, это означает, что на государстве в лице органов законодательной и исполнитель-ной власти лежит обязанность обеспечить необходимые правовые, организационные и экономические условия для приобретения гражданами коммунальных ресурсов (ком-мунальных услуг) в объеме, достаточном для удовлетворения их жизненных потреб-ностей, и надлежащего качества.

Вместе с тем Конституция Российской Федерации, относя к числу прав и свобод человека и гражданина, соблюдение и защита которых являются обязанностью госу-дарства (статья 2), право частной собственности, гарантирует его признание и защиту равным образом наряду с государственной, муниципальной и иными формами соб-ственности (статья 8) и закрепляет в статье 35, что право частной собственности охра-няется законом (часть 1), каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами (часть 2), никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда, а принудительное отчуждение имущества для государственных нужд может быть про-изведено только при условии предварительного и равноценного возмещения (часть 3). Указанные конституционные гарантии, выражающие принцип неприкосновенности собственности, распространяются и на сферу отношений по предоставлению комму-нальных услуг.

При этом Конституция Российской Федерации возлагает на государство обязан-ность создавать условия для максимально эффективного потребления энергетических ресурсов, в том числе посредством их учета в сфере жилищно-коммунального хозяй-ства, что следует из ее статьи 9 (часть 1), устанавливающей, что природные ресурсы используются и охраняются в России как основа жизни и деятельности народов, про-живающих на соответствующей территории, а также статьи 58, в силу которой каждый обязан бережно относиться к природным богатствам, и статьи 72 (пункт «в» части 1), относящей вопросы владения, пользования и распоряжения природными ресурсами к совместному ведению Российской Федерации и ее субъектов.

Как ранее указывал Конституционный Суд Российской Федерации, реализацией приведенных конституционно-правовых требований в их непротиворечивом единстве обусловлен комплексный, межотраслевой характер правового регулирования отноше-ний, возникающих в процессе потребления коммунальных ресурсов, включая тепло-вую энергию, гражданами, в том числе собственниками и пользователями помещений в многоквартирном доме; исходя из этого, нормативное регулирование отношений в сфере снабжения энергетическими ресурсами – с учетом необходимости соблюдения конституционного права граждан на жилище, охраны частной собственности, рацио-нального использования природных ресурсов – должно основываться на вытекающих из Конституции Российской Федерации (статья 17, часть 3; статья 19, часть 1; статья 55, часть 3) принципах определенности, справедливости и соразмерности вводимых ограничений конституционно значимым целям, с тем чтобы достигался разумный ба-ланс имущественных интересов участников данных отношений применительно, среди прочего, к порядку определения объема потребляемого собственниками и пользовате-лями помещений в многоквартирном доме коммунального ресурса и взимаемой за него платы (Постановление от 10 июля 2018 года № 30-П, Определение от 10 октября 2017 года № 2256-О и др.).

3. Согласно Жилищному кодексу Российской Федерации отношения по поводу предоставления коммунальных услуг и внесения платы за них составляют предмет ре-

102 ВКС


¹ 46-Ï


гулирования жилищного законодательства (пункты 10 и 11 части 1 статьи 4). При осу-ществлении соответствующего регулирования федеральный законодатель принимал во внимание необходимость стимулирования потребителей коммунальных ресурсов к эффективному их использованию и, предусмотрев в статье 157 данного Кодекса общие принципы определения объема потребляемых коммунальных услуг для исчисления размера платы за них, установил в качестве основного принципа учет потребленного коммунального ресурса исходя из показаний приборов учета, отсутствие которых вос-полняется применением расчетного способа определения количества энергетических ресурсов, а также использованием нормативов потребления коммунальных услуг; де-легировав Правительству Российской Федерации полномочие по установлению пра-вил предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирном доме (часть 1 той же статьи), федеральный законодатель руковод-ствовался Конституцией Российской Федерации, ее статьями 114 (пункт «ж» части 1) и 115 (часть 1), имея в виду последовательное воплощение названного принципа в специальных нормах жилищного законодательства.

Как отмечал Конституционный Суд Российской Федерации, при принятии в поряд-ке делегированного регулирования нормативных актов, регламентирующих предостав-ление коммунальных услуг, Правительство Российской Федерации не может действо-вать произвольно, – оно обязано руководствоваться фундаментальными принципами верховенства права, юридического равенства и справедливости, в силу которых огра-ничения имущественных прав потребителей коммунальных услуг обусловливаются защитой конституционно значимых ценностей, включая достойную жизнь и свобод-ное развитие человека, право каждого на благоприятную окружающую среду (статьи 7, 42 и 58 Конституции Российской Федерации); осуществляемое правовое регулиро-вание должно отвечать требованиям ясности и непротиворечивости, а механизм его действия должен быть понятен субъектам правоотношений из содержания конкретных нормативных положений или системы находящихся в очевидной связи норм; в свою очередь, федеральный законодатель, определяя нормотворческую компетенцию Пра-вительства Российской Федерации и задавая общие рамки ее реализации в конкретной сфере, должен максимально возможным образом обеспечить соответствие вводимого регулирования указанным требованиям (Постановление от 10 июля 2018 года № 30-П, определения от 24 ноября 2005 года № 510-О, от 12 ноября 2008 года № 975-О-О и от 1 октября 2009 года № 1099-О-О).

3.1. Правительство Российской Федерации, реализуя полномочие, предоставлен-ное ему частью 1 статьи 157 Жилищного кодекса Российской Федерации, утвердило Правила предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям по-мещений в многоквартирных домах и жилых домов, регламентирующие в том числе порядок расчета размера платы за коммунальную услугу по отоплению, дифференци-рованный в зависимости от наличия коллективного (общедомового) и индивидуаль-ных приборов учета тепловой энергии, а также способа оплаты данной коммунальной услуги – в течение отопительного периода или равномерно в течение календарного года (пункт 421).

Соответствующий порядок, в частности, предполагает, что в многоквартирном доме, подключенном к централизованным сетям теплоснабжения, расчет платы за отопление исключительно исходя из норматива потребления коммунальной услуги по отоплению возможен лишь при отсутствии коллективного (общедомового) прибо-ра учета тепловой энергии (абзац второй пункта 421 данных Правил, формулы 2 и 21

приложения № 2 к ним). В этом случае применение при определении размера платы за коммунальную услугу по отоплению полученных расчетным способом показателей объема потребленной тепловой энергии обусловлено объективной невозможностью использовать данные коллективного (общедомового) прибора учета тепловой энергии ввиду отсутствия такового.

Что касается многоквартирных домов, оснащенных коллективным (общедомовым) прибором учета тепловой энергии, то, как следует из Постановления Конституционно-

103 ВКС


¹ 46-Ï


го Суда Российской Федерации от 10 июля 2018 года № 30-П, применение при расчете платы за отопление величины, производной от норматива потребления коммунальной услуги по отоплению, возможно только в отношении расположенных в таких домах помещений, в которых индивидуальные приборы учета были установлены в соответ-ствии с нормативными требованиями при вводе дома в эксплуатацию, в том числе по-сле капитального ремонта, но их сохранность в последующем не была обеспечена; при этом сама плата за отопление рассчитывается по модели, установленной абзацем четвертым пункта 421 Правил предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов по формулам 33 и 34 приложения № 2 к ним; указанный порядок действует исключительно на пе-риод до внесения в действующее правовое регулирование вытекающих из названно-го Постановления изменений, включая установление порядка определения платы за коммунальную услугу по отоплению в многоквартирных домах, которые оснащены коллективным (общедомовым) прибором учета тепловой энергии и в которых не все помещения оборудованы индивидуальными приборами учета тепловой энергии, с уче-том показаний последних.

3.2. Порядок установления нормативов потребления коммунальных услуг (в том числе услуги по отоплению), а также нормативов потребления коммунальных ресур-сов в целях содержания общего имущества в многоквартирном доме определен одно-именными Правилами, утвержденными постановлением Правительства Российской Федерации от 23 мая 2006 года № 306: соответствующие нормативы утверждаются ор-ганами государственной власти субъектов Российской Федерации, уполномоченными в порядке, предусмотренном нормативными правовыми актами субъектов Российской Федерации, с учетом конструктивных и технических параметров многоквартирного дома (пункты 3 и 4); норматив потребления коммунальной услуги по отоплению в жилых помещениях определяется по формулам, которые в качестве элемента расче-та содержат общую площадь всех жилых и нежилых помещений в многоквартирном доме и количество тепловой энергии, необходимой для отопления такого дома в целом (пункты 3 и 18 приложения № 1), и тем самым позволяют исчислять единый норматив потребления данной коммунальной услуги без применения отдельного норматива ее потребления на общедомовые нужды. При этом постановлением Правительства Рос-сийской Федерации от 16 апреля 2013 года № 344 признаны утратившими силу поло-жения данных Правил, предусматривающие формулы определения и расчета нормати-ва потребления коммунальной услуги по отоплению на общедомовые нужды (пункты 4 и 21 приложения № 1).

Такое правовое регулирование предполагает, что рассчитанная с применением норматива потребления коммунальной услуги по отоплению плата за отопление, под-лежащая внесению собственниками и пользователями жилых помещений в многоквар-тирных домах, подключенных к централизованным сетям теплоснабжения, включает в себя как плату за потребление этой услуги в соответствующем помещении, так и плату за ее потребление в целях содержания общего имущества в многоквартирном доме.

4. Многоквартирный дом, будучи объектом капитального строительства, представ-ляет собой, как следует из пункта 6 части 2 статьи 2 Федерального закона от 30 декабря 2009 года № 384-ФЗ «Технический регламент о безопасности зданий и сооружений», объемную строительную систему, имеющую надземную и подземную части, включаю-щую в себя помещения (квартиры, нежилые помещения и помещения общего пользо-вания), сети и системы инженерно-технического обеспечения и предназначенную для проживания и деятельности людей, а потому его эксплуатация предполагает расходо-вание поступающих энергетических ресурсов не только на удовлетворение индивиду-альных нужд собственников и пользователей отдельных жилых и нежилых помеще-ний, но и на общедомовые нужды, т.е. на поддержание общего имущества в таком доме в состоянии, соответствующем нормативно установленным требованиям (пункты 10

104 ВКС


¹ 46-Ï


и 11 Правил содержания общего имущества в многоквартирном доме, утвержденных постановлением Правительства Российской Федерации от 13 августа 2006 года № 491; раздел III Правил и норм технической эксплуатации жилищного фонда, утвержденных постановлением Госстроя России от 27 сентября 2003 года № 170; СанПиН 2.1.2.2645-10 «Санитарно-эпидемиологические требования к условиям проживания в жилых зданиях и помещениях», утвержденные постановлением Главного государственного санитарного врача Российской Федерации от 10 июня 2010 года № 64).

Обеспечение сохранности многоквартирного дома в части поддержания его в со-стоянии, исключающем разрушение его элементов вследствие промерзания или отсы-ревания, а также соблюдение как в отдельных жилых и нежилых помещениях много-квартирного дома, так и в расположенных в нем помещениях общего пользования, входящих в состав его общего имущества, нормативно установленных требований к температуре и влажности, необходимых для использования помещений по целевому назначению, достигаются, как правило, за счет предоставления их собственникам и пользователям коммунальной услуги по отоплению, представляющей собой подачу через сеть, присоединенную к помещениям, тепловой энергии, обеспечивающей со-блюдение в них надлежащего температурного режима (подпункт «е» пункта 4 Правил предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов и пункт 15 приложения № 1 к данным Прави-лам; подпункт «в» пункта 11 Правил содержания общего имущества в многоквартир-ном доме; пункты 3.1.2 и 3.2.2 Правил и норм технической эксплуатации жилищного фонда; СанПиН 2.1.2.2645-10).

Учитывая названное обстоятельство, Конституционный Суд Российской Федера-ции указал, что специфика многоквартирного дома как целостной строительной си-стемы, в которой каждое жилое или нежилое помещение представляет собой лишь некоторую часть объема здания, имеющую общие ограждающие конструкции с иными помещениями, обусловливает, по общему правилу, невозможность отказа собственни-ков и пользователей отдельных помещений в многоквартирном доме от коммунальной услуги по отоплению и тем самым – невозможность полного исключения расходов на оплату используемой для обогрева дома тепловой энергии; соответственно, обязан-ность по внесению платы за коммунальную услугу по отоплению конкретного поме-щения не связывается с самим по себе фактом непосредственного использования этого помещения собственником или пользователем (Постановление от 10 июля 2018 года № 30-П).

4.1. В зависимости от особенностей конструктивного устройства и инженерно-тех-нического оснащения многоквартирных домов жилые и нежилые помещения в них могут обогреваться разными способами, в том числе не предполагающими оказание собственникам и пользователям помещений коммунальной услуги по отоплению (на-пример, путем печного отопления и т.п.).

Тем не менее подавляющее большинство многоквартирных домов подключены к централизованным сетям теплоснабжения либо имеют автономную систему отопления, при наличии которой производство коммунальной услуги по отоплению осуществля-ется с помощью оборудования, входящего в состав общего имущества собственников помещений в многоквартирном доме. Проектирование и строительство таких много-квартирных домов осуществляется с учетом необходимости соблюдения нормативно установленных требований к температурному режиму в расположенных в них помеще-ниях (включая как обособленные помещения, так и помещения вспомогательного ис-пользования), составляющих совокупный отапливаемый объем здания в целом, за счет присоединения всех отапливаемых помещений к внутридомовой инженерной системе отопления. В указанных случаях определяемый еще на стадии возведения многоквар-тирного дома универсальный для всех расположенных в нем обособленных помеще-ний способ отопления, как правило, не предполагает последующего его изменения по инициативе отдельного собственника или пользователя соответствующего помещения.

105 ВКС


¹ 46-Ï


В связи с этим, а также принимая во внимание обязанность собственников помеще-ний в многоквартирном доме нести расходы на содержание общего имущества в таком доме (статья 210 ГК Российской Федерации, часть 3 статьи 30 и часть 1 статьи 39 Жи-лищного кодекса Российской Федерации), действующее нормативное регулирование отношений по предоставлению собственникам и пользователям помещений в много-квартирных домах коммунальной услуги по отоплению исходит из необходимости воз-ложения на потребителей данной услуги обязанности по внесению платы за тепловую энергию (иные коммунальные ресурсы, используемые при производстве услуги по отоплению), совокупно расходуемую на обогрев как обособленных помещений, так и помещений вспомогательного использования. В частности, Правила предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов устанавливают, что потребитель коммунальной услуги по ото-плению вне зависимости от выбранного способа управления многоквартирным домом вносит плату за данную услугу совокупно без разделения на плату за ее потребление в жилом или нежилом помещении и плату за ее потребление в целях содержания общего имущества в многоквартирном доме (абзац второй пункта 40).

Такая правовая модель, будучи основанной на презумпции присоединения к вну-тридомовой системе отопления всех жилых помещений подключенного к централизо-ванным сетям теплоснабжения многоквартирного дома и, как следствие, на презумп-ции потребления поступающей в дом тепловой энергии для обогрева каждого жилого помещения, не учитывает возможность существования в многоквартирном доме од-ного или нескольких жилых помещений, в которых в законном порядке установлен индивидуальный квартирный источник тепловой энергии и при этом – ввиду изоляции расположенных в них элементов внутридомовой системы отопления (трубопроводы, стояки и т.п.) и отсутствия подключения внутриквартирного обогревающего обору-дования (радиаторов) к этим элементам – тепловая энергия, поступающая в дом по централизованным сетям теплоснабжения, непосредственно для обогрева данных по-мещений не расходуется.

Между тем одним из условий возникновения обязанности собственника или поль-зователя отдельного помещения в многоквартирном доме, подключенном к централи-зованным сетям теплоснабжения, оплатить коммунальную услугу по отоплению явля-ется фактическое потребление поступающей в этот дом тепловой энергии для обогрева конкретного помещения при помощи подключенного к внутридомовой инженерной системе отопления внутриквартирного оборудования и (или) теплоотдачи от располо-женных в помещении элементов указанной системы.

4.2. В отдельных регионах России в силу ряда причин (природно-климатические особенности местности, где расположены многоквартирные дома, низкая энергети-ческая эффективность и не отвечающее установленным требованиям техническое со-стояние систем отопления таких домов, ненадлежащее качество коммунальной услуги по отоплению в рамках централизованного теплоснабжения и т.д.) переход собствен-ников и пользователей жилых помещений в многоквартирных домах на отопление с использованием индивидуальных квартирных источников тепловой энергии зачастую является вынужденной мерой, позволяющей обеспечить в жилом помещении соот-ветствующий нормативно закрепленным требованиям температурный режим и тем самым – реализацию права на жилище (статья 40, часть 1, Конституции Российской Федерации). Сказанное тем более актуально в ситуации, когда жилое помещение в многоквартирном доме, подключенном к централизованным сетям теплоснабжения, изначально не было подключено (технологически присоединено) к внутридомовой ин-женерной системе отопления, поскольку ранее использовалось в качестве нежилого (как это было в деле В.И.Леоновой).

Однако, вне зависимости от того, что послужило конкретным поводом для перехода на отопление жилого помещения с помощью индивидуального квартирного источника тепловой энергии, действующее законодательство устанавливает единые требования

106 ВКС


¹ 46-Ï


к порядку переустройства системы внутриквартирного отопления. В частности, в на-стоящее время правовое регулирование отношений, возникающих в связи с этим пере-ходом, осуществляется в первую очередь главой 4 Жилищного кодекса Российской Фе-дерации о переустройстве жилого помещения, предусматривающей, в числе прочего, разработку необходимой проектной документации и согласование соответствующих изменений с органом местного самоуправления (статья 26), а также Федеральным за-коном «О теплоснабжении», который – в целях реализации таких общих принципов организации отношений в сфере теплоснабжения, как обеспечение надежности тепло-снабжения в соответствии с требованиями технических регламентов и развитие систем централизованного теплоснабжения (часть 1 статьи 1, пункты 1 и 4 части 1 статьи 3), – закрепляет основные требования к подключению (технологическому присоедине-нию) к системе теплоснабжения и устанавливает запрет перехода на отопление жилых помещений в многоквартирных домах с использованием индивидуальных квартирных источников тепловой энергии, перечень которых определяется правилами подключе-ния (технологического присоединения) к системам теплоснабжения, утвержденными Правительством Российской Федерации, при наличии осуществленного в надлежащем порядке подключения (технологического присоединения) к системам теплоснабжения многоквартирных домов, за исключением случаев, определенных схемой теплоснаб-жения (часть 15 статьи 14) (в соответствующей части данный Федеральный закон, со-гласно части 2 его статьи 30, вступил в силу с 1 января 2011 года).

К индивидуальным квартирным источникам тепловой энергии, которые запреща-ется использовать для отопления жилых помещений в многоквартирных домах при наличии осуществленного в надлежащем порядке подключения к системам тепло-снабжения, относятся работающие на природном газе источники тепловой энергии, не отвечающие следующим требованиям: наличие закрытой (герметичной) камеры сгора-ния; наличие автоматики безопасности, обеспечивающей прекращение подачи топлива при прекращении подачи электрической энергии, при неисправности цепей защиты, при погасании пламени горелки, при падении давления теплоносителя ниже предель-но допустимого значения, при достижении предельно допустимой температуры тепло-носителя, а также при нарушении дымоудаления; температура теплоносителя – до 95 градусов Цельсия; давление теплоносителя – до 1 МПа (пункт 51 Правил подключения (технологического присоединения) к системам теплоснабжения, включая правила не-дискриминационного доступа к услугам по подключению (технологическому присо-единению) к системам теплоснабжения, утвержденных постановлением Правитель-ства Российской Федерации от 5 июля 2018 года № 787; тем же постановлением при-знано утратившим силу постановление Правительства Российской Федерации от 16 апреля 2012 года № 307, которым были утверждены Правила подключения к системам теплоснабжения, содержавшие аналогичные требования в пункте 44).

До вступления в силу Жилищного кодекса Российской Федерации отношения, свя-занные с установкой в жилых помещениях многоквартирных домов индивидуальных квартирных источников тепловой энергии, регулировались статьей 84 Жилищного ко-декса РСФСР (утратил силу с 1 марта 2005 года на основании Федерального закона от 29 декабря 2004 года № 189-ФЗ), также предусматривавшей необходимость получения разрешения местной администрации на переустройство жилого помещения.

Таким образом, само по себе введение нормативных требований к порядку пере-устройства системы внутриквартирного отопления направлено, в первую очередь, на обеспечение надежности и безопасности теплоснабжения многоквартирного дома, что отвечает интересам собственников и пользователей всех помещений в нем. При этом достижение баланса интересов тех из них, кто перешел на отопление с использовани-ем индивидуальных квартирных источников тепловой энергии, и собственников или пользователей остальных помещений в подключенном к централизованным сетям те-плоснабжения многоквартирном доме предполагает в том числе недопустимость та-кого использования данных источников, при котором не обеспечивается соблюдение

107 ВКС


¹ 46-Ï


нормативно установленных требований к минимальной температуре воздуха в соот-ветствующем помещении и вследствие этого создается угроза не только нарушения надлежащего температурного режима и в прилегающих жилых или нежилых поме-щениях, а также в помещениях общего пользования, входящих в состав общего иму-щества в многоквартирном доме, но и причинения ущерба зданию в целом и его от-дельным конструктивным элементам (например, их промерзание или отсыревание по причине отключения или снижения параметров работы индивидуального отопитель-ного оборудования в период временного отсутствия проживающих в жилом помеще-нии лиц и т.п.).

Иное выходило бы за рамки конституционно допустимых пределов осуществления прав и свобод, а для собственников и пользователей помещений в многоквартирном доме, отапливаемых за счет тепловой энергии, поступающей в дом по централизован-ным сетям теплоснабжения, создавало бы необоснованные препятствия в реализации конституционного права на жилище (статья 17, часть 3; статья 40, часть 1, Конститу-ции Российской Федерации).

4.3. В свою очередь, обеспечение прав и законных интересов собственников и поль-зователей жилых помещений, которые в силу объективных причин были вынуждены установить в принадлежащих им помещениях индивидуальные квартирные источники тепловой энергии, соблюдая при этом нормативные требования к порядку переустрой-ства системы внутриквартирного отопления, действующие на момент его проведения, предполагает создание правовых условий, позволяющих учесть при определении раз-мера платы за коммунальную услугу по отоплению факт неиспользования такими ли-цами тепловой энергии, поступающей в многоквартирный дом по централизованным сетям теплоснабжения, для обогрева принадлежащих им жилых помещений, имея в виду, что такие лица – по смыслу подпункта «д» пункта 35 Правил предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов – во всяком случае обязаны поддерживать температуру воздуха в помещении не ниже 12 градусов Цельсия и несут соответствующие расходы, связан-ные с функционированием индивидуальных квартирных источников тепловой энергии (включая расходы на эксплуатацию самих источников тепловой энергии и на конкрет-ный вид энергетического ресурса).

В то же время необходимо учитывать, что сама по себе установка индивидуаль-ных квартирных источников тепловой энергии в жилых помещениях, расположенных в многоквартирном доме, подключенном к централизованным сетям теплоснабжения, и, как следствие, фактическое неиспользование тепловой энергии, поступающей по внутридомовым инженерным системам отопления, для обогрева соответствующего жилого помещения не могут служить достаточным основанием для освобождения его собственника или пользователя от обязанности вносить плату за коммунальную услугу по отоплению в части потребления тепловой энергии в целях содержания общего иму-щества в многоквартирном доме.

Иное, учитывая равную обязанность всех собственников помещений в многоквар-тирном доме нести расходы на содержание общего имущества в нем, приводило бы к неправомерному перераспределению между собственниками помещений в одном мно-гоквартирном доме бремени содержания принадлежащего им общего имущества и тем самым не только нарушало бы права и законные интересы собственников помещений, отапливаемых лишь за счет тепловой энергии, поступающей в дом по централизован-ным сетям теплоснабжения, но и порождало бы несовместимые с конституционным принципом равенства существенные различия в правовом положении лиц, относящих-ся к одной и той же категории (статья 17, часть 3; статья 19, часть 1, Конституции Российской Федерации).

5. Необходимость достижения конституционно одобряемых целей охраны частной собственности потребителей коммунальной услуги по отоплению, а также соблюде-ния принципов правовой определенности и поддержания доверия граждан к закону

108 ВКС


¹ 46-Ï


и действиям государства, вытекающих из статей 1 (часть 1), 2, 15 (часть 2), 17 (часть 1), 18, 19 (часть 1) и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, предполагает такое правовое регулирование отношений, связанных с предоставлением коммуналь-ных услуг и расчетом взимаемой за них платы, которое учитывало бы при исчислении платы за коммунальную услугу по отоплению возможность установки собственника-ми и пользователями жилых помещений в многоквартирном доме, подключенном к централизованным сетям теплоснабжения, индивидуальных квартирных источников тепловой энергии для отопления конкретного помещения и обеспечивало бы при уста-новлении факта неиспользования этими лицами тепловой энергии, поступающей в многоквартирный дом по централизованным сетям теплоснабжения, для обогрева при-надлежащих им жилых помещений – если нормативные требования к порядку пере-устройства системы внутриквартирного отопления, действующие на момент его про-ведения, были соблюдены – соразмерное снижение подлежащей внесению ими платы за коммунальную услугу по отоплению, имея в виду возложение на них лишь расхо-дов, связанных с потреблением тепловой энергии в целях содержания общего имуще-ства в многоквартирном доме.

Между тем предусмотренный абзацем вторым пункта 40 Правил предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов единый порядок внесения платы за коммунальную услугу по отоплению для всех потребителей коммунальных услуг в многоквартирном доме не позволяет вносить плату за указанную коммунальную услугу лишь в части ее потреб-ления в целях содержания общего имущества в таком доме. В результате – притом что в действующем правовом регулировании отсутствует специальный порядок исчисления норматива потребления коммунальной услуги по отоплению на общедомовые нуж-ды – с тех собственников и пользователей жилых помещений в подключенных к цен-трализованным сетям теплоснабжения многоквартирных домах, которые перешли в установленном порядке на индивидуальные квартирные источники тепловой энергии, взыскивается, вопреки статьям 35 (часть 3) и 55 (часть 3) Конституции Российской Фе-дерации, плата не только за потребление тепловой энергии в целях содержания общего имущества в многоквартирном доме, но и за не поступающую непосредственно в их помещения тепловую энергию, что ставит этих лиц в худшее положение по сравнению с собственниками и пользователями остальных помещений в данном доме, отапливае-мых только за счет тепловой энергии, поступающей в дом по централизованным сетям теплоснабжения, а также ведет к нарушению принципов правовой определенности и поддержания доверия граждан к закону и действиям государства, справедливости и соразмерности ограничений прав и свобод.

Таким образом, абзац второй пункта 40 Правил предоставления коммунальных ус-луг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов не соответствует Конституции Российской Федерации, ее статьям 17 (часть 3), 19 (часть 1), 35 (части 1–3), 40 (часть 1) и 55 (часть 3), в той мере, в какой содержа-щееся в нем нормативное положение, не допуская возможность раздельного внесения потребителем коммунальной услуги по отоплению платы за потребление этой услуги в жилом или нежилом помещении, с одной стороны, и, с другой – платы за ее потре-бление в целях содержания общего имущества в многоквартирном доме, обязывает тех собственников и пользователей жилых помещений в подключенном к централизован-ным сетям теплоснабжения многоквартирном доме, которые, соблюдая установленный порядок переустройства системы внутриквартирного отопления, действующий на мо-мент проведения подобного рода работ, перешли на отопление конкретного помеще-ния с использованием индивидуальных квартирных источников тепловой энергии и при этом обеспечивают в данном помещении отвечающий нормативным требованиям температурный режим, вносить плату за фактически не используемую ими для обо-грева данного помещения тепловую энергию, поступающую в многоквартирный дом по централизованным сетям теплоснабжения.

109 ВКС


¹ 46-Ï


6. По имеющейся в открытом доступе информации, случаи начисления управляю-щими компаниями или ресурсоснабжающими организациями платы за коммунальную услугу по отоплению, подлежащей внесению теми собственниками и пользователя-ми жилых помещений в многоквартирном доме, подключенном к централизованным сетям теплоснабжения, которые перешли на отопление с использованием индивиду-альных квартирных источников тепловой энергии, в порядке, предусмотренном абза-цем вторым пункта 40 Правил предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов, и последующего взыскания задолженности по соответствующим коммунальным платежам в судебном порядке носят достаточно распространенный характер.

Учитывая изложенное, Конституционный Суд Российской Федерации, руковод-ствуясь пунктом 12 части первой статьи 75, частью третьей статьи 79 и частью второй статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Рос-сийской Федерации», а также ранее сформулированными им правовыми позициями, полагает необходимым установить следующий порядок и особенности исполнения на-стоящего Постановления:

Правительству Российской Федерации надлежит, исходя из требований Консти-туции Российской Федерации и основанных на них правовых позиций Конституци-онного Суда Российской Федерации, выраженных в настоящем Постановлении, неза-медлительно внести необходимые изменения в действующее правовое регулирование, в том числе предусмотреть порядок определения платы за коммунальную услугу по отоплению в многоквартирных домах, отдельные жилые помещения в которых были переведены на индивидуальные квартирные источники тепловой энергии, имея в виду обоснованность возложения на собственников и пользователей таких жилых по-мещений – при условии, что нормативные требования к порядку переустройства си-стемы внутриквартирного отопления, действующие на момент его проведения, были соблюдены, – лишь расходов, связанных с потреблением тепловой энергии в целях содержания общего имущества в многоквартирном доме. До внесения в правовое ре-гулирование надлежащих изменений – в целях обеспечения теплоснабжения, соот-ветствующего требованиям технических регламентов, достижения баланса экономи-ческих интересов теплоснабжающих организаций и интересов потребителей, а также баланса прав и законных интересов всех собственников и пользователей помещений в многоквартирном доме – собственники и пользователи жилых помещений в подклю-ченном к централизованным сетям теплоснабжения многоквартирном доме, которые перешли на отопление конкретного помещения с использованием индивидуальных квартирных источников тепловой энергии, не освобождаются от обязанности вносить плату за коммунальную услугу по отоплению в части потребления тепловой энергии на общедомовые нужды. Исчисление подлежащей внесению такими лицами платы за коммунальную услугу по отоплению должно производиться на основе методических рекомендаций по определению объема потребляемой на общедомовые нужды тепло-вой энергии, которые должны быть утверждены в кратчайшие сроки Министерством строительства и жилищно-коммунального хозяйства Российской Федерации как феде-ральным органом исполнительной власти, осуществляющим функции по выработке и реализации государственной политики и нормативно-правовому регулированию в сфе-ре жилищной политики, жилищно-коммунального хозяйства и теплоснабжения (пункт 1 Положения о Министерстве строительства и жилищно-коммунального хозяйства Российской Федерации, утвержденного постановлением Правительства Российской Федерации от 18 ноября 2013 года № 1038);

судебные решения, вынесенные в отношении заявителей по настоящему делу и ос-нованные на положении абзаца второго пункта 40 Правил предоставления коммуналь-ных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов в той мере, в какой это положение признано настоящим Постановлением не соответствующим Конституции Российской Федерации, не подлежат исполнению

110 ВКС


¹ 46-Ï


и должны быть пересмотрены в установленном порядке. Что же касается основанных на указанном нормативном положении судебных решений, вынесенных в отношении лиц, не являвшихся участниками конституционного судопроизводства по настоящему делу, то данные решения – как не исполненные, так и исполненные частично – также не подлежат дальнейшему исполнению и должны быть пересмотрены с использовани-ем закрепленных законодательством материально-правовых оснований и процессуаль-ных институтов. При этом такой пересмотр не может производиться без надлежащего волеизъявления заинтересованных субъектов и учета требований отраслевого законо-дательства, а наличие материальных и процессуальных предпосылок, равно как и воз-можных препятствий для пересмотра судебных решений, подлежит установлению по заявлению гражданина тем судом, к компетенции которого отнесен такой пересмотр, при соблюдении общих правил судопроизводства (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 14 января 1999 года № 4-О, от 5 февраля 2004 года№ 78-О и др.);

при пересмотре судебных решений, основанных на положении абзаца второго пун-кта 40 Правил предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов, если такой пересмотр осущест-вляется до внесения в действующее правовое регулирование необходимых измене-ний, вытекающих из настоящего Постановления, судам надлежит руководствоваться утвержденными Министерством строительства и жилищно-коммунального хозяйства Российской Федерации методическими рекомендациями по определению объема по-требляемой на общедомовые нужды тепловой энергии.

Исходя из изложенного и руководствуясь статьями 471, 71, 72, 74, 75, 78, 79, 87 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации


1. Признать абзац второй пункта 40 Правил предоставления коммунальных услуг собственникам и пользователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов не соответствующим Конституции Российской Федерации, ее статьям 17 (часть 3), 19 (часть 1), 35 (части 1–3), 40 (часть 1) и 55 (часть 3), в той мере, в какой содержащееся в нем нормативное положение, не допуская возможность раздельного внесения по-требителем коммунальной услуги по отоплению платы за потребление этой услуги в жилом или нежилом помещении и платы за ее потребление в целях содержания обще-го имущества в многоквартирном доме, обязывает тех собственников и пользовате-лей жилых помещений в подключенном к централизованным сетям теплоснабжения многоквартирном доме, которые, соблюдая установленный порядок переустройства системы внутриквартирного отопления, действующий на момент проведения такого рода работ, перешли на отопление конкретного помещения с использованием инди-видуальных квартирных источников тепловой энергии и при этом обеспечивают в данном помещении отвечающий нормативным требованиям температурный режим, вносить плату за фактически не используемую ими для обогрева данного помещения тепловую энергию, поступающую в многоквартирный дом по централизованным се-тям теплоснабжения.

2. Правительству Российской Федерации надлежит – руководствуясь требования-ми Конституции Российской Федерации и основанными на них правовыми позициями Конституционного Суда Российской Федерации, выраженными в настоящем Поста-новлении, – незамедлительно внести необходимые изменения в действующее правовое регулирование, в том числе предусмотреть порядок определения платы за коммуналь-ную услугу по отоплению в многоквартирных домах, отдельные жилые помещения в которых были переведены на индивидуальные квартирные источники тепловой энер-гии, имея в виду обоснованность возложения на собственников и пользователей таких жилых помещений – при условии, что нормативные требования к порядку переустрой-

111 ВКС


¹ 46-Ï


ства системы внутриквартирного отопления, действующие на момент его проведения, были соблюдены, – лишь расходов, связанных с потреблением тепловой энергии в це-лях содержания общего имущества в многоквартирном доме.

3. Судебные решения, вынесенные в отношении граждан Леоновой Валентины Ивановны и Тимофеева Николая Яковлевича и основанные на положении абзаца вто-рого пункта 40 Правил предоставления коммунальных услуг собственникам и поль-зователям помещений в многоквартирных домах и жилых домов в той мере, в какой это положение признано настоящим Постановлением не соответствующим Конститу-ции Российской Федерации, не подлежат исполнению и должны быть пересмотрены в установленном порядке.



112 ВКС


ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ïî äåëó î ïðîâåðêå êîíñòèòóöèîííîñòè ïóíêòà 25 ñòàòüè 381 Íàëîãîâîãî êîäåêñà ïóíêòà 25 ñòàòüè 381 Íàëîãîâîãî êîäåêñà Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè ñ Ðîññèéñêîé Ôåäåðàöèè â ñâÿçè ñ æàëîáàìè çàêðûòîãî àêöèîíåðíîãî æàëîáàìè çàêðûòîãî àêöèîíåðíîãî îáùåñòâà «Èíêàð», àêöèîíåðíûõ îáùåñòâà «Èíêàð», àêöèîíåðíûõ îáùåñòâ «Ëèçèíãîâàÿ êîìïàíèÿ «ÊÀÌÀÇ» îáùåñòâ «Ëèçèíãîâàÿ êîìïàíèÿ «ÊÀÌÀÇ» è «Íîâàÿ ïåðåâîçî÷íàÿ êîìïàíèÿ»è «Íîâàÿ ïåðåâîçî÷íàÿ êîìïàíèÿ»


ÔÅÄÅÐÀÖÈÈ

¹ 47-Ï





рассмотрел в заседании без проведения слушания дело о проверке конституцион-ности пункта 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явились жалобы ЗАО «Инкар», АО «Лизинговая компания «КАМАЗ» и АО «Новая перевозочная компания». Основанием к рассмотре-нию дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствует ли Конституции Российской Федерации оспариваемое заявителями законоположение.

Поскольку все жалобы касаются одного и того же предмета, Конституционный Суд Российской Федерации, руководствуясь статьей 48 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», соединил дела по этим жа-лобам в одном производстве.

Заслушав сообщение судьи-докладчика К.В.Арановского, исследовав представлен-ные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации


1. Согласно пункту 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации на-логоплательщики освобождаются от обложения налогом на имущество организаций в отношении движимого имущества, принятого с 1 января 2013 года на учет в каче-стве основных средств, за исключением объектов движимого имущества, принятых на учет в результате реорганизации или ликвидации юридических лиц, а также передачи, включая приобретение, имущества между лицами, признаваемыми в соответствии с положениями пункта 2 статьи 1051 данного Кодекса взаимозависимыми (в редакции до вступления в силу Федерального закона от 28 декабря 2016 года № 475-ФЗ «О внесе-нии изменений в статью 10514 части первой и часть вторую Налогового кодекса Россий-ской Федерации», дополнившего данную норму абзацем четвертым).

1.1. ЗАО «Инкар» приобрело в 2014 и 2015 годах у юридических лиц, являющих-ся по отношению к нему взаимозависимыми, объекты движимого имущества (транс-портные средства), которые были приобретены контрагентами названного общества после 1 января 2013 года. По результатам камеральной налоговой проверки за 2015 год ЗАО «Инкар» было привлечено к налоговой ответственности за неполную уплату

113 ВКС


¹ 47-Ï


налога на имущество. Придя к выводу об отсутствии оснований для применения обще-ством налоговой льготы, предусмотренной пунктом 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации, к движимому имуществу, налоговый орган решением от 25 августа 2016 года, оставленным без изменения решением Управления Федеральной налоговой службы по Белгородской области от 26 октября 2016 года, назначил ЗАО «Инкар» штраф и доначислил налог на имущество организаций.

Решением Арбитражного суда Белгородской области от 21 апреля 2017 года было отказано в удовлетворении требования заявителя о признании данного решения на-логового органа недействительным. Постановлением Девятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 3 августа 2017 года решение суда первой инстанции отменено частично: решение налогового органа признано незаконным в части доначисления на-лога на имущество организации по движимому имуществу, приобретенному налого-плательщиком в 2014 году; в части доначисления налога на имущество организаций в отношении движимого имущества, приобретенного в 2015 году, решение налогового органа признано законным. При этом суд пришел к выводу, что положение пункта 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации, вступившее в силу с 1 января 2015 года, не может быть распространено на отношения по уплате налога на имуще-ство, переданное в период с 1 января 2013 года по 1 января 2015 года.

Постановлением Арбитражного суда Центрального округа от 6 декабря 2017 года постановление суда апелляционной инстанции в части признания незаконным реше-ния налогового органа отменено, также заявителю отказано в удовлетворении хода-тайства о направлении запроса в Конституционный Суд Российской Федерации. При этом суд допустил возможность применения пункта 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации к отношениям по уплате налога на имущество, переданное как после 1 января 2015 года, так и в период с 1 января 2013 года по 1 января 2015 года.

Определением судьи Верховного Суда Российской Федерации от 29 марта 2018 года ЗАО «Инкар» отказано в передаче кассационной жалобы для рассмотрения в су-дебном заседании Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Рос-сийской Федерации.

1.2. АО «Лизинговая компания «КАМАЗ», основным видом деятельности которо-го является в том числе лизинговая деятельность, приобретение и реализация транс-портных средств, на регулярной основе приобретает у взаимозависимых (в том числе у ПАО «КАМАЗ») и невзаимозависимых лиц автотехнику, которую предоставляет в лизинг третьим лицам, при этом на период лизинга оставаясь собственником этой ав-тотехники. По результатам камеральной налоговой проверки за I квартал 2016 года, придя к выводу о неправомерном применении АО «Лизинговая компания «КАМАЗ» налоговой льготы, предусмотренной пунктом 25 статьи 381 Налогового кодекса Рос-сийской Федерации, в отношении движимого имущества, приобретенного у взаимоза-висимых лиц и принятого к учету после 1 января 2013 года, налоговый орган решением от 30 сентября 2016 года, оставленным без изменения решением Управления Феде-ральной налоговой службы по Республике Татарстан от 25 ноября 2016 года, доначис-лил обществу налог на имущество организаций.

Решением Арбитражного суда Республики Татарстан от 11 мая 2017 года, остав-ленным без изменения постановлениями Одиннадцатого арбитражного апелляционно-го суда от 27 июля 2017 года и Арбитражного суда Поволжского округа от 17 ноября 2017 года, требование заявителя о признании данного решения налогового органа не-действительным частично удовлетворено. При этом суд посчитал обоснованным дона-числение налога на имущество в отношении автотехники, хотя и произведенной после 1 января 2013 года, но формально приобретенной у взаимозависимых лиц. Определе-нием судьи Верховного Суда Российской Федерации от 15 марта 2018 года АО «Лизин-говая компания «КАМАЗ» отказано в передаче кассационной жалобы для рассмотре-ния в судебном заседании Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации.

114 ВКС


¹ 47-Ï


1.3. АО «Новая перевозочная компания» в результате реорганизации (в форме при-соединения к нему другого юридического лица) приобрело объекты движимого иму-щества (полувагоны, вагоны-платформы, автомобили), которые были приняты на учет присоединяемым юридическим лицом после 1 января 2013 года и не являлись объек-тами налогообложения. По результатам камеральной налоговой проверки за 2015 год налоговый орган, придя к выводу о неправомерном применении АО «Новая перево-зочная компания» налоговой льготы по налогу на имущество, установленной пунктом 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации в отношении движимого имущества, принятого на учет после 1 января 2013 года в составе основных средств в результате реорганизации юридического лица, вынес решение от 30 июня 2016 года о привлечении общества к ответственности за совершение налогового правонарушения и предложил уплатить доначисленный налог на имущество организаций, а также пени и штраф. Указанное решение налогового органа решением Федеральной налоговой службы от 11 октября 2016 года оставлено без изменения.

Решением Арбитражного суда города Москвы от 23 мая 2017 года, оставленным без изменения постановлениями Девятого арбитражного апелляционного суда от 27 сентября 2017 года и Арбитражного суда Московского округа от 27 декабря 2017 года, отказано в удовлетворении требования заявителя о признании названного решения на-логового органа недействительным. Определением судьи Верховного Суда Российской Федерации от 5 апреля 2018 года АО «Новая перевозочная компания» отказано в пере-даче кассационной жалобы для рассмотрения в судебном заседании Судебной колле-гии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации.

1.4. По мнению заявителей, положения пункта 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации не соответствуют статьям 6 (часть 2), 8, 19, 34, 35, 55 (часть 3) и 57 Конституции Российской Федерации, поскольку их применение имеет разные экономические и правовые последствия для организаций при налогообложении иму-щества одной и той же категории в зависимости лишь от формальных условий (источ-ников) его приобретения.

В соответствии со статьями 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» Конституционный Суд Россий-ской Федерации, проверяя по жалобе объединения граждан конституционность за-кона или отдельных его положений, примененных в конкретном деле, рассмотрение которого завершено в суде, и затрагивающих конституционные права и свободы, на нарушение которых ссылается заявитель, принимает постановление только по пред-мету, указанному в жалобе, и лишь в отношении той части акта, конституционность которой подвергается сомнению, оценивая как буквальный смысл рассматриваемых законоположений, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из их места в си-стеме правовых норм, не будучи связанным при принятии решения основаниями и доводами, изложенными в жалобе.

Соответственно, пункт 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации является предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу постольку, поскольку его положения являются основанием для взи-мания налога на имущество организаций в отношении объектов движимого имуще-ства, которые организация приобрела в порядке реорганизации (ликвидации) или же у взаимозависимых с нею лиц и приняла на учет в качестве основных средств после 1 января 2013 года, притом что указанные объекты движимого имущества были приняты на учет первоначальным (предыдущим) собственником после 1 января 2013 года (в том числе произведены после названной даты) и не признавались объектом налогообложе-ния у первоначального (предыдущего) собственника до их передачи.

2. Согласно Конституции Российской Федерации каждый обязан платить законно установленные налоги и сборы (статья 57). Нормативно-правовое регулирование в сфере налогообложения, осуществляемое с учетом конституционно-правовой приро-

115 ВКС


¹ 47-Ï


ды налогов как необходимой экономической основы существования и деятельности государства, по смыслу статьи 57 Конституции Российской Федерации во взаимосвя-зи с положениями ее статей 1 (часть 1), 19 (части 1 и 2) и 55 (часть 3), должно быть основано на конституционном принципе равенства, который исключает придание на-логам и сборам дискриминационного характера. Вместе с тем оно должно создавать надлежащие условия исполнения налоговой обязанности, что предполагает достаточ-ную свободу законодательного усмотрения при установлении конкретных налогов и определении параметров основных элементов налога, в том числе состава налогопла-тельщиков и объектов налогообложения, стоимостных и (или) количественных пока-зателей, необходимых для определения налоговой базы, правил исчисления налога, а также оснований и порядка освобождения от налогообложения.

В силу конституционного требования о необходимости уплаты только законно установленных налогов и сборов во взаимосвязи с предписаниями статей 15 и 18 Кон-ституции Российской Федерации налоговую обязанность следует, среди прочего, по-нимать как обязанность платить налоги в размере не большем, чем это установлено законом, в котором определены все существенные элементы налогового обязательства, включая объект налогообложения, налоговую базу, порядок исчисления и уплаты на-лога, а механизм налогообложения должен обеспечивать полноту и своевременность их взимания с обязанных лиц и вместе с тем правомерность деятельности уполномо-ченных органов и должностных лиц, связанной с изъятием средств налогообложе-ния; именно соблюдение конституционных предписаний относительно формальной определенности и полноты элементов налогового обязательства при формировании структуры налога и учет объективных характеристик экономико-правового содержа-ния налога обеспечивают эффективность налогообложения и реальность его целей и позволяют налогоплательщикам своевременно уплатить налог, а налоговым органам – осуществлять контроль за действиями налогоплательщиков по уплате налоговых сумм в бюджет.

2.1. Федеральным законом от 11 ноября 2003 года № 139-ФЗ «О внесении дополне-ния в часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации и внесении изменения и дополнения в статью 20 Закона Российской Федерации «Об основах налоговой систе-мы в Российской Федерации», а также о признании утратившими силу актов законода-тельства Российской Федерации в части налогов и сборов» в часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации введена глава 30 «Налог на имущество организаций», положениями которой в том числе определены объекты обложения налогом на иму-щество организаций (статья 374) и предусмотрены льготы по уплате организациями налога на имущество (статья 381).

Федеральным законом от 29 ноября 2012 года № 202-ФЗ «О внесении изменений в часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации» пункт 4 статьи 374 Нало-гового кодекса Российской Федерации был дополнен в том числе подпунктом 8, в со-ответствии с которым не признавалось объектом налогообложения движимое имуще-ство, принятое с 1 января 2013 года на учет в качестве основных средств. Изменения, введенные названным Федеральным законом, повлекли, кроме прочего, сокращение состава облагаемых налогом объектов имущества организаций, что, благодаря упро-щению учета объектов налогообложения и снижению налоговой нагрузки, должно было способствовать поощрению налогоплательщиков к правомерному поведению в фискальных правоотношениях, стимулированию организаций к инвестированию в средства производства, к их модернизации, приобретению новых и развитию суще-ствующих средств производства, а также повышению спроса на них.

Федеральным законом от 24 ноября 2014 года № 366-ФЗ «О внесении изменений в часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации и отдельные законодатель-ные акты Российской Федерации» подпункт 8 пункта 4 статьи 374 Налогового кодекса Российской Федерации был изложен в новой редакции, установившей, что не призна-ются объектами налогообложения объекты основных средств, включенные в первую

116 ВКС


¹ 47-Ï


или во вторую амортизационную группу в соответствии с Классификацией основных средств, утвержденной Правительством Российской Федерации, а статья 381 названно-го Кодекса была дополнена пунктом 25, предусмотревшим налоговую льготу в виде ос-вобождения от налогообложения организаций – в отношении движимого имущества, принятого с 1 января 2013 года на учет в качестве основных средств, за исключением объектов движимого имущества, принятых на учет в результате реорганизации или ликвидации юридических лиц, а также передачи, включая приобретение, имущества между лицами, признаваемыми в соответствии с положениями пункта 2 статьи 1051

данного Кодекса взаимозависимыми.При этом указанное правовое регулирование было предназначено для ограничения

применения налогового поощрения к такому приобретению основных средств, кото-рое не дает ожидаемых экономических последствий, а состоит в формальной передаче ранее приобретенного имущества путем реорганизации или ликвидации юридических лиц, а также путем передачи имущества между взаимозависимыми лицами.

Правила, введенные Федеральным законом от 24 ноября 2014 года № 366-ФЗ, не вступая в противоречие с конституционными принципами законного и справедливого налогообложения, выводят из-под освобождения от налогообложения объекты имуще-ства, хотя и поставленные организацией на учет после 1 января 2013 года, но приоб-ретенные ею внутри группы взаимозависимых лиц, притом что оснащенность про-изводства в этой группе не растет, и в целом группа взаимозависимых лиц не несет реальных затрат на поощряемые налоговым законом инвестиционные цели. Равным образом указанные правила исключают налоговую льготу для случаев, когда приоб-ретение имущества обусловлено не инвестированием, которое поддерживает спрос на рынке, а, в первую очередь, переменами в структуре хозяйственных отношений, сопро-вождающими реорганизацию и ликвидацию юридических лиц.

Таким образом, с 1 января 2015 года (даты вступления в силу подпункта 8 пункта 4 статьи 374 в последней редакции и пункта 25 статьи 381 Налогового кодекса Россий-ской Федерации) вновь было признано объектом налогообложения движимое имуще-ство организаций, кроме включенного в первую и вторую амортизационные группы. Вследствие этого движимое имущество организаций, учтенное как основные средства за пределами двух указанных групп, снова стало налогооблагаемым, но условно, по-скольку одновременно пункт 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации в порядке льготы освободил от налогообложения все движимое имущество, которое организация приняла как основные средства на учет с 1 января 2013 года, и ограничил распространение указанной льготы на объекты, принятые на учет в результате реор-ганизации либо ликвидации юридических лиц или вследствие передачи имущества между взаимозависимыми лицами.

2.2. Вместе с тем налоговые обязательства обусловлены экономической деятельно-стью, а их возникновению предшествует, как правило, вступление лиц в гражданские правоотношения, на которых и основаны налоговые обязательства и (или) с которыми они тесно связаны. Следовательно, законодательная дискреция в области налогообло-жения также обусловлена его связью с экономически значимой деятельностью налого-плательщиков, а потому и нормы налогового законодательства, определяя основания, порядок и условия налоговых изъятий в бюджет, находятся в объективной взаимосвязи с нормами гражданского законодательства, которое также составляет предмет ведения Российской Федерации (статья 71, пункт «о», Конституции Российской Федерации).

При этом федеральный законодатель, осуществляя соответствующее правовое регулирование, обязан, по смыслу статей 8 (часть 1), 19 (части 1 и 2) и 34 (часть 1) Конституции Российской Федерации, исходить не только из публичных интересов го-сударства, связанных с его экономической безопасностью, но и из частных интересов физических и юридических лиц как субъектов гражданских правоотношений, с тем чтобы соблюдалась соразмерность между требованиями интересов общества и необхо-димыми условиями защиты основных прав личности и обеспечивался баланс консти-

117 ВКС


¹ 47-Ï


туционно защищаемых ценностей. Иное привело бы к неправомерному перенесению публично-правового метода регулирования, применяемого в налоговых отношениях, основанных на властном подчинении одной стороны другой, на гражданско-правовые отношения, основанные на равенстве участников, и к произвольному ограничению свободы экономической деятельности хозяйствующих субъектов (постановления Кон-ституционного Суда Российской Федерации от 20 февраля 2001 года № 3-П, от 14 июля 2003 года № 12-П, от 13 марта 2008 года № 5-П, от 23 декабря 2009 года № 20-П, от 1 марта 2012 года № 6-П, от 1 июля 2015 года № 19-П, от 24 марта 2017 года № 9-П и др.).

Пункт 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации во взаимосвязи с подпунктом 8 пункта 4 статьи 374 этого же Кодекса истолковывается в правопри-менительной практике таким образом, что движимое имущество, учтенное в качестве основных средств организации, подлежит налогообложению (кроме основных средств первой и второй амортизационных групп) безотносительно ко времени его создания, первоначальному и последующим приобретениям и независимо от его износа (состоя-ния) или режима налогообложения у прежних владельцев при единственном условии –приобретении налогоплательщиком имущества вследствие реорганизации или ликви-дации либо у взаимозависимого лица.

Применение пункта 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации в такой интерпретации имеет ограничительный эффект, поскольку удерживает хозяй-ствующих субъектов от участия в гражданском обороте, когда (и если) операции с движимым имуществом связаны с реорганизацией или ликвидацией юридических лиц либо им сопутствует взаимозависимость контрагентов. Отказывая при таких условиях налогоплательщику в освобождении от уплаты налога, притом что в остальном такое освобождение, имея общий характер, общедоступно и действует равным образом для всех налогоплательщиков, названное законоположение сдерживает хозяйствующих субъектов в намерении быть как-либо причастными к реорганизации или ликвидации юридического лица либо состоять в такой взаимозависимости, которая законом не за-прещена, не относится сама по себе к правонарушениям и не влечет ответственности, но приводит к имущественным потерям в налоговой сфере.

2.3. В силу правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, из-ложенной в ряде его решений, налоги устанавливаются законодателем в соответствии с сущностью каждого из них и не в виде простого перечня, а как элементы системы, пара-метры и условия функционирования которой применительно к каждому налогоплатель-щику во многом предопределяются объективными закономерностями их экономической деятельности; при этом Налоговый кодекс Российской Федерации исходит из того, что налоги и сборы должны иметь экономическое основание и не могут быть произвольны-ми, как это следует в том числе из пункта 3 его статьи 3 «Основные начала законодатель-ства о налогах и сборах» (Постановление от 11 июля 2017 года № 20-П; определения от 1 октября 2009 года № 1269-О-О, от 1 декабря 2009 года № 1484-О-О и др.).

По смыслу статьи 57 Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с поло-жениями ее статьи 19, нормативно-правовое регулирование в сфере налогообложения, осуществляемое с учетом его конституционно-правовой природы, должно быть осно-вано на конституционном принципе равенства, который применительно к сфере на-логообложения подразумевает его равномерность, нейтральность и справедливость и исключает придание налогам и сборам дискриминационного характера и возможность их различного применения. Это означает, что одинаковые экономические результаты деятельности налогоплательщиков должны влечь одинаковые налоговые последствия и что принцип равенства налогового бремени нарушается в тех случаях, когда опре-деленной категории налогоплательщиков предоставляются иные по сравнению с дру-гими налогоплательщиками условия, хотя между ними нет существенных различий, которые оправдывали бы неравное правовое регулирование (постановления Консти-туционного Суда Российской Федерации от 22 июня 2009 года № 10-П, от 25 декабря 2012 года № 33-П и др.).

118 ВКС


¹ 47-Ï


Между тем из приведенного истолкования пункта 25 статьи 381 Налогового кодек-са Российской Федерации следует, что применение его положений в отношении одно-родных объектов движимого имущества при одинаковых условиях, в том числе сроках его создания, времени приобретения, и равнозначном экономическом использовании влечет отказ в применении налоговой льготы, прекращает ее действие и ставит объ-ект под обложение налогом на имущество организаций лишь на том основании, что это движимое имущество перешло к кому-либо из группы взаимозависимых лиц либо поступило налогоплательщику вследствие реорганизации или ликвидации юридиче-ских лиц. При этом налоговое освобождение действует, если, в частности, указанное имущество остается в группе взаимозависимых лиц и она продолжает использовать его объекты с условием, что никто из участников группы их друг другу не передает.

В российской правовой системе реорганизация и ликвидация юридических лиц, а также взаимозависимость хозяйствующих субъектов и относящиеся к ним условия, признаки, процедуры, правовые последствия регулируются актами гражданского, ан-тимонопольного и иного законодательства, в том числе Налоговым кодексом Россий-ской Федерации, из положений главы 141 «Взаимозависимые лица. Порядок опреде-ления доли участия одной организации в другой организации или физического лица в организации» которой не следует, в частности, что взаимозависимость противоправна. Взаимозависимость представляет собой распространенное правовое состояние (эконо-мическое правоотношение), а его правовое определение и оформление являются пред-посылкой налогового регулирования и контроля. Правомерная взаимозависимость во многих случаях объективно сопутствует установлению устойчивых хозяйственных связей, кооперации и сокращению издержек, специализации и распределению эконо-мических ролей и управленческих функций среди участников рынка, таких как произ-водители, дилеры, лицензиаты и т.п.

Оставаясь законными (правомерными), названные экономико-правовые отноше-ния, процедуры и связанные с ними институты (правообразования) объективно соз-дают условия осуществления различных прав и свобод человека и гражданина и от-носятся к необходимым средствам поддержания правопорядка в гражданском обороте, обеспечения достоверности публичных реестров, защиты конкуренции и борьбы с экономическими злоупотреблениями на рынке, т.е. участвуют в достижении конститу-ционно значимых целей. К правонарушениям же они как таковые не относятся, пока (если) их не используют в противоправной деятельности, подобно тому как не исклю-чены злоупотребление правом и противоправное поведение с применением иных за-конных, необходимых в правопорядке институтов, средств или процедур, в том числе собственности, договора, судопроизводства и др., притом что сами они правомерны и не могут служить основанием произвольных правоограничений.

Не могут быть такие экономико-правовые отношения и основанием к исключению из общего режима налогообложения с налоговыми изъятиями (обязательствами), от которых свободны все прочие налогоплательщики в рамках одной категории. Уста-новление или восстановление налогообложения исключительно по такому основанию сопоставимо по характеру и последствиям с мерами фискального принуждения, при-менение которого не обусловлено в данном случае противоправной деятельностью и злоупотреблениями и потому не может быть оправдано целями защиты конституцион-но значимых ценностей.

Это касается, в частности, заключения в ходе хозяйственной деятельности от-дельных гражданско-правовых договоров между взаимозависимыми лицами. Прин-цип свободы договора предполагает добросовестность действий сторон, разумность и справедливость его условий, включая их соответствие действительному экономиче-скому смыслу заключаемого соглашения. Гражданский кодекс Российской Федерации предусматривает, что граждане и юридические лица свободны в заключении договора (статья 421), и предполагает равенство, автономию воли и имущественную самостоя-тельность сторон договора, например договора финансовой аренды (лизинга), в силу

119 ВКС


¹ 47-Ï


которого арендодатель (лизингодатель) обязуется приобрести в собственность указан-ное арендатором (лизингополучателем) имущество у определенного им продавца и предоставить арендатору (лизингополучателю) это имущество за плату во временное владение и пользование, возмещая стоимость этого имущества за счет периодических лизинговых платежей (статьи 2, 614 и 665 ГК Российской Федерации; статьи 2 и 11 Федерального закона от 29 октября 1998 года № 164-ФЗ «О финансовой аренде (ли-зинге)»). Из этого исходил Конституционный Суд Российской Федерации, имея в виду конституционные аспекты лизинга как одного из видов инвестиционной деятельности (Определение от 4 февраля 2014 года № 222-О).

Таким образом, прекращение действия налоговой льготы, обусловленное исполь-зованием в правомерной деятельности отдельно взятых законных средств (процедур, правил, форм), притом что с ее осуществлением не связано доказанное правонаруше-ние или злоупотребление правом, не может быть признано пригодным (уместным) в защите конституционно значимых ценностей и, соответственно, пропорциональным целям такой защиты.

Следовательно, пункт 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации по своему конституционно-правовому смыслу не допускает указанных правоограни-чений в отношении добросовестных участников гражданского оборота, получивших в процессе реорганизации (ликвидации) и (или) заключения гражданско-правовых сде-лок движимое имущество, не подлежавшее налогообложению у первоначального (пре-дыдущего) собственника. Более того, придание названному законоположению смысла, противоположного выявленному Конституционным Судом Российской Федерации, оз-начает его применение с обратной силой в отношении объектов, учтенных в качестве основных средств с 1 января 2013 года до 1 января 2015 года, тогда как именно в этот период движимое имущество, принятое с 1 января 2013 года на соответствующий учет (в том числе произведенное после указанной даты), было без оговорок, т.е. полностью, изъято из числа объектов, облагаемых налогом на имущество организаций.

Согласно правовой позиции, сформулированной Конституционным Судом Россий-ской Федерации в ряде решений (постановления от 24 октября 1996 года № 17-П, от 30 января 2001 года № 2-П, от 28 февраля 2006 года № 2-П и др.), по смыслу Конституции Российской Федерации, общим для всех отраслей права является принцип, согласно ко-торому в правовом государстве закон, ухудшающий положение граждан (соответствен-но, и юридических лиц как особых объединений, созданных для реализации конститу-ционных прав и свобод граждан), обратной силы не имеет; прямой запрет, касающийся придания закону обратной силы, сформулированный в статье 57 Конституции Россий-ской Федерации, служит гарантией защиты прав налогоплательщиков и плательщиков иных обязательных по закону публичных платежей в бюджет, которые не должны вы-водиться из сферы действия статьи 57 Конституции Российской Федерации, закрепля-ющей на универсальной основе условия надлежащего установления налогов и сборов.



1. Признать пункт 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации не противоречащим Конституции Российской Федерации, поскольку его положения – по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регу-лирования – не предполагают обложения налогом на имущество организаций объек-тов движимого имущества, которые до совершения сделки между взаимозависимыми лицами, реорганизации или ликвидации юридических лиц не признавались объектом налогообложения у первоначального (предыдущего) собственника, только лишь в свя-зи с принятием такого имущества на учет в результате реорганизации или ликвидации юридических лиц, а также передачи имущества между взаимозависимыми лицами.

120 ВКС


¹ 47-Ï


2. Выявленный в настоящем Постановлении конституционно-правовой смысл пун-кта 25 статьи 381 Налогового кодекса Российской Федерации является общеобязатель-ным, что исключает любое иное его истолкование в правоприменительной практике.

3. Судебные акты, вынесенные в отношении закрытого акционерного общества «Инкар», акционерного общества «Лизинговая компания «КАМАЗ» и акционерного общества «Новая перевозочная компания» на основании пункта 25 статьи 381 Налого-вого кодекса Российской Федерации в истолковании, расходящемся с его конституци-онно-правовым смыслом, выявленным в настоящем Постановлении, подлежат пере-смотру в установленном порядке.



ВКС - vestnik-ksrf.ruvestnik-ksrf.ru/magazine/2019-01.pdf · с иском о взыскании...

Documents

Transcript of ВКС - vestnik-ksrf.ruvestnik-ksrf.ru/magazine/2019-01.pdf · с иском о взыскании...